Глава пятнадцатая

Испанка 1918 г., подобно другим пандемиям гриппа, проявлялась волнами. Первая волна, весенняя, убила немногих, но второй волне было суждено стать смертоносной. Этому феномену есть три объяснения.

Первая гипотеза заключается в том, что «мягкая» и летальная формы заболевания были вызваны двумя совершенно разными вирусами. Это очень маловероятно. У многих переболевших в первую волну проявился иммунитет к гриппу второй волны — это говорит о том, что смертоносный вирус был разновидностью первого, более щадящего возбудителя.

Согласно второй гипотезе, «мягкий» вирус вызвал весеннюю эпидемию, но в Европе он столкнулся с другим вирусом гриппа. Эти два вируса инфицировали одни и те же клетки, где происходила реассортация вирусных генов, в результате чего появился новый вирус, в высшей степени убийственный. С одной стороны, это вполне реально и даже может служить объяснением, откуда у переболевших в первую волну взялся частичный иммунитет. С другой — некоторые данные прямо противоречат этой гипотезе, так что большинство специалистов по гриппу ее отвергают.

Есть и третья гипотеза — адаптация вируса к человеку.

В 1872 г. французский ученый К. Ж. Давен изучал кровяные культуры сибирской язвы. Для определения смертельной дозы он отмерял различные дозы крови и вводил их кроликам. Давен обнаружил, что требуется десять капель, чтобы убить кролика в течение 40 часов. Он извлекал кровь из первого инфицированного кролика и вводил ее второму кролику, который тоже погибал. Давен повторил процедуру, инфицировав третьего кролика от второго, и в итоге передал инфекцию через несколько животных до пятого кролика.

Каждый раз Давен определял минимальное количество крови, необходимое для гибели кролика. Он обнаружил, что с каждым разом вирулентность бактерий возрастала, а после пятого кролика летальная доза снизилась с 10 капель до 1/100 капли. При пятнадцатой процедуре летальная доза составила 1/40 000 капли. После двадцать пятой процедуры бактерии в крови стали настолько вирулентными, что кролик погибал после введения менее 1/1 000 000 капли.

После более или менее длительного хранения культуры вирулентность исчезала. Кроме того, бактерии проявляли специфичность в отношении животных разных биологических видов. Крысы и птицы выживали после больших доз той же крови, которая при введении в самых ничтожных количествах убивала кроликов.

Серия экспериментов Давена стала первой демонстрацией феномена, который позднее получил название «пассаж». Этот феномен отражает способность организма адаптироваться к окружению. Когда организм слабого патогена «пассируют» от одного животного к другому, он размножается более интенсивно, а растет и распространяется более эффективно. В таких условиях вирулентность часто возрастает.

Другими словами, возбудитель становится более эффективным и безжалостным убийцей.

Изменение условий даже в лабораторной пробирке может произвести тот же эффект. Как заметил один ученый, штамм бактерии, с которой он работал, стал смертоносным после замены среды — он взял телячий бульон вместо говяжьего.

Но феномен сам по себе непрост. Летальные свойства не могут увеличиваться бесконечно. Если патоген убивает слишком эффективно, он, уничтожая хозяина, лишает себя источника питания и погибает сам. В конце концов его вирулентность стабилизируется и даже может уменьшиться. Он может стать не более, а менее опасным, особенно при переходе от одного биологического вида к другому. Это происходит с вирусом Эбола, который в норме не заражает человека. Вначале лихорадка Эбола характеризовалась чрезвычайно высокой летальностью, но после пассажа нескольких поколений вирусов через организм человека болезнь стала менее опасной и менее заразной.

Таким образом, пассаж может в некоторых случаях ослабить патоген. Когда Пастер пытался ослабить или, как он сам выражался, «аттенуировать» патоген, вызывавший рожу свиней, он добился успеха лишь тогда, когда догадался пассировать бактерию в организмах кроликов. Когда бактерия адаптировалась к кроликам, она частично утратила способность размножаться в организмах свиней. После этого Пастер инокулировал свиньям бактерии, выращенные в организмах кроликов, и их иммунная система легко уничтожала ослабленный микроб. Поскольку антигены ослабленной бактерии были идентичны антигенам нормального штамма, иммунная система свиней научалась распознавать — и уничтожать — как ослабленные, так и дикие штаммы. В результате свиньи становились иммунными к болезни. К 1894 г. ветеринары сумели защитить 100 тысяч свиней во Франции благодаря этой вакцине. В Венгрии вакцинировали более 1 миллиона особей.

Вирус гриппа своим поведением не отличается от любого другого патогена и испытывает точно такое же эволюционное давление, или давление отбора. Когда вирус 1918 г. перешел с животных на человека и начал распространяться, он, вероятно, и сам пережил, если можно так выразиться, потрясение, адаптируясь к новому виду. И хотя он всегда в той или иной мере сохранял вирулентность, это «потрясение» могло значительно ее снизить, сделав болезнь относительно легкой. Затем, все успешнее и успешнее инфицируя новых хозяев, вирус становился все более летальным.

Макфарлейн Бёрнет получил Нобелевскую премию за работы в области иммунитета, но большую часть своей научной карьеры он посвятил изучению гриппа, в том числе его эпидемиологической истории. Он отметил один случай, когда пассаж превратил безвредный вирус гриппа в чрезвычайно вирулентный и летальный. Судно, перевозившее больных гриппом, посетило отдаленный поселок на восточном берегу Гренландии. Через два месяца после отбытия судна в этом поселке разразилась эпидемия гриппа с летальностью 10% — то есть умер каждый десятый заболевший. Бёрнет был «совершенно уверен, что эту эпидемию вызвал вирус гриппа» и пришел к выводу: вирус, передаваясь от человека к человеку в легкой форме, прошел несколько (он насчитал 15–20) последовательных пассажей, прежде чем адаптировался к новой популяции и стал вирулентным и летальным.

Изучая испанку, Бёрнет заключил, что к концу апреля 1918 г. «сформировался исключительный, специфический характер нового штамма». Он допустил, что «вирус, ответственный за весеннюю эпидемию в Соединенных Штатах, претерпел несколько пассажей и мутировал… а затем процесс продолжился во Франции».

Летальность колебалась в диапазоне генетических возможностей вируса гриппа, а этот конкретный «рой» мутантов всегда потенциально был способен стать более болезнетворным, чем другие разновидности вируса. Пассаж усилил его свирепость. Вирусный пожар сначала ушел в землю, приспосабливаясь к новым условиям, затем грипп приобрел повышенную способность размножаться в человеческом организме, и в результате разверзся настоящий ад.

Руперт Блю, руководитель федеральной службы здравоохранения США, был большим мастером бюрократических игр, но не сумел распознать признаки надвигавшейся эпидемии, не озаботился достоверной информацией и ничего не сделал для того, чтобы к ней подготовиться.

30 июня 1918 г. британское грузовое судно «Сити оф Эксетер» пристало к причалу Филадельфии после недолгого пребывания на морской карантинной станции. Судно привезло с собой смертельный грипп, но Руперт Блю, глава Государственной службы здравоохранения Соединенных Штатов, не давал указаний выдерживать в карантине суда, перевозившие больных гриппом. Поэтому «Сити оф Эксетер» и пропустили.

Тем не менее состояние экипажа было настолько пугающим, что британский консул заранее распорядился пришвартовать судно у дальнего причала, где корабль встречали только санитарные кареты, водителей которых снабдили хирургическими масками. Десятки членов экипажа «в тяжелейшем состоянии» были немедленно доставлены в Пенсильванский госпиталь, где для них были подготовлены изолированные палаты. Доктор Альфред Штенгель, который в свое время проиграл конкурс на замещение престижной профессорской должности в Пенсильванском университете Саймону Флекснеру, но после его ухода все же добился своего, был на тот момент президентом Американской коллегии врачей. Будучи специалистом по инфекционным болезням, он лично следил за лечением моряков. Несмотря на свое старое соперничество с Флекснером, Штенгель все же позвал на помощь Пола Льюиса, ученика Флекснера. Но, невзирая на все усилия, члены экипажа умирали один за другим.

Судя по клинической картине, причиной смерти становилась пневмония, но, по воспоминаниям одного студента-медика из Пенсильванского университета, эта пневмония сопровождалась странными симптомами — например, носовым кровотечением. В историях болезни фигурировала запись: «Заключение консилиума — грипп».

В 1918 г. любая инфекционная болезнь вселяла в людей страх. Американцы уже знали: «испанский грипп» серьезен настолько, что даже замедлил немецкое наступление. В городе ходили слухи, что и моряков «Сити оф Эксетер» убивает испанка. Но пропагандистская машина не пропускала в печать ничего, что могло бы подорвать боевой дух нации. Двое врачей заявили газетчикам, что люди умирают вовсе не от гриппа. Они солгали.

Правда, в этом случае болезнь не распространялась. Даже короткого карантина оказалось достаточно, чтобы к тому моменту, когда судно подошло к берегу, все остальные члены экипажа перестали быть заразными. Вирулентный вирус, не найдя новых жертв, выгорел дотла. Инфекционная «пуля» пролетела мимо города.

К тому времени вирус претерпел несколько пассажей в человеческих организмах. Медицинские журналы еще продолжали писать о легком течении болезни — а по всему миру уже появлялись свидетельства злокачественных вспышек.

В Лондоне за неделю с 8 по 14 июля от гриппозной пневмонии умерли 287 человек, а в Бирмингеме — 126 человек. Врач, выполнивший несколько вскрытий, отметил: «Поражение легких, комплексное и разнообразное, отличается по характеру от картины, с которой прозекторы сталкивались на аутопсиях в течение последних 20 лет. Это поражение не похоже на простую бронхопневмонию, которую мы наблюдаем в обычное время».

Еженедельник американской Государственной службы здравоохранения — Public Health Reports — наконец обратил внимание на болезнь: дело принимало настолько серьезный оборот, что журнал был вынужден обнародовать предупреждение, адресованное чиновникам от здравоохранения. В нем говорилось: «Эпидемическая вспышка гриппа… произошла в Бирмингеме (Англия). Болезнь быстро распространилась на другие населенные пункты». А далее следовало предупреждение: при гриппе возможны «летальные исходы».

Сначала одни врачи утверждали, что это не грипп, поскольку эпидемия протекала слишком «мягко». Теперь другие врачи начали высказывать сомнения, грипп ли это, — но уже на том основании, что у болезни слишком высокая летальность. Гипоксия — нехватка кислорода — была настолько выраженной, что у больных развивался сильный цианоз, частичный или тотальный, и кожа приобретала синюю окраску (иногда — даже темно-синюю).

А 3 августа один офицер Управления военно-морской разведки США получил важную телеграмму. Он тут же отметил, что содержание телеграммы «не подлежит разглашению», и присвоил ей гриф «строго секретно». Указав на «надежность» источника, он доложил начальству: «Я получил конфиденциальное сообщение, что эпидемия в Швейцарии вызвана заболеванием, которое раньше называли "черной смертью", а теперь — "испанской болезнью" или гриппом».

Многие историки медицины рисуют пандемию испанки как внезапную вспышку смертоносной болезни, как молот, обрушившийся в виде второй волны одновременно на все части света: якобы именно стремительность обескуражила и испугала людей. Это не так — болезнь распространялась постепенно.

Когда в кастрюле закипает вода, то сначала возле дна образуется один пузырек, который поднимается к поверхности. Потом образуется следующий пузырек, затем еще два или три. Потом их становится пять, потом целый десяток, и, если не убавить огонь, то вскоре вся масса воды превращается в бурлящий хаос.

В 1918 г. каждая начальная вспышка смертельной болезни, какой бы изолированной она ни казалась, напоминала первые пузырьки на поверхности закипающей воды. Вероятно, огонь под кастрюлей зажгли в Хаскелле, и это вызвало первую вспышку. Еще одна вспышка, как уже говорилось, имела место на небольшой военной базе — она убила 5% французских новобранцев. Затем случилась третья вспышка в Луисвилле — такая же убийственная, как на судне «Сити оф Эксетер», — а затем четвертая, уже в Швейцарии. Все это были проявления смертоносной болезни, первые зловещие пузырьки, поднимавшиеся к поверхности.

Это подтвердили и эпидемиологические исследования, выполненные вскоре после пандемии. В одном исследовании было отмечено, что в армейских лагерях в США наблюдался «прогрессирующий рост числа случаев заболевания, зарегистрированного как грипп, начиная с недели 29 июля — 4 августа 1918 г., а в течение недели 12–18 августа начали регистрировать случаи гриппозной пневмонии». Авторы подсчитали: «Если это действительно было началом крупной эпидемической волны, то, упорядочив данные… мы увидим, что рост заболеваемости от недели к неделе будет представлен прямой линией, то есть налицо будет обычный логарифмический подъем эпидемической кривой… В данном случае мы видим, что при отложении данных по логарифмической шкале заболеваемость действительно растет по прямой».

В том же исследовании отмечалась «возрастающая тяжесть отдельных вспышек», которые имели место как в Соединенных Штатах, так и в Европе, а затем «незаметно слились в большую осеннюю волну».

В начале августа экипаж парохода, следовавшего из Франции в Нью-Йорк, так тяжело болел гриппом, что «все моряки просто не держались на ногах, и судну пришлось бросить якорь в Галифаксе». Об этом писал один эпидемиолог из ведомства Горгаса. Пароход оставался в Галифаксе до тех пор, пока члены экипажа не оправились настолько, чтобы продолжить путь в Нью-Йорк.

12 августа норвежский грузовой пароход «Бергенсфьорд» пришвартовался в Бруклине, похоронив в море четверых членов экипажа, умерших от гриппа. На борту находились еще 200 больных, многих из них санитарные кареты доставили в госпиталь.

Ройял Коупленд, глава Нью-Йоркского городского департамента здравоохранения и одновременно портовый санитарный инспектор, объявил, что «нет ни малейшей опасности эпидемии», поскольку болезнь редко поражает «нормально питающихся людей». (Даже если бы он был прав, ему стоило бы ознакомиться с докладами собственных подчиненных, где говорилось, что около 20% школьников недоедают.) Во всяком случае, он не сделал ничего, чтобы предупредить распространение инфекции.

Военно-морской бюллетень предупредил, что в порт Нью-Йорка 14 и 15 августа прибыли два парохода с больными гриппом на борту — один из Норвегии, второй из Швеции. 18 августа нью-йоркские газеты писали о вспышках на борту судов «Рошамбо» и «Ньив-Амстердам». Больных с обоих судов отправили в госпиталь Сент-Винсент.

20 августа даже Коупленд был вынужден признать, что грипп уже проник в город, — правда, «в легкой форме» и, как он утверждал, не в форме эпидемии.

Летальный вирус освоился в человеческом организме как у себя дома. И вот на трех континентах, отделенных друг от друга тысячами миль океана — в Бресте, Фритауне и Бостоне — почти одновременно закипел смертоносный котел.

Из 2 миллионов американских солдат, прибывших во Францию, почти 40% (791 тысяча) высадились в Бресте: глубоководный порт мог одновременно принимать десятки судов. Сюда стекались войска со всего мира. Весной, как и во многих других городах, в Бресте была вспышка гриппа, но болезнь и там протекала легко. Первая вспышка с высокой летальностью случилась в июле, когда прибыл американский отряд пополнения из лагеря Кэмп-Пайк в Арканзасе. Солдат изолировали, и поначалу казалось, что вспышку удалось локализовать. Однако впечатление оказалось обманчивым. И 10 августа, в тот самый день, когда британское командование объявило об окончании эпидемии, среди французских моряков, расквартированных в Бресте, произошел столь мощный всплеск заболеваемости гриппозной пневмонией, что в местном военно-морском госпитале не осталось свободных коек. Смертность нарастала пугающе быстро.

19 августа The New York Times обратила внимание на другую вспышку: «Многие американские негры, которые направились во Францию грузовыми судами, перевозившими лошадей, заразились испанским гриппом на берегу и умерли во французских госпиталях от пневмонии».

В течение нескольких следующих недель пламя болезни охватило Брест и пригороды. Американские войска продолжали прибывать в город и его окрестности, где смешивались с французскими войсками, которые проходили подготовку там же. Покинув город, солдаты обеих армий понесли болезнь с собой и начали ее распространять — в том числе и среди гражданского населения.

Фритаун в Сьерра-Леоне, где суда многих стран загружались углем, был крупнейшим портом на западном побережье Африки. Британский военный корабль «Мантуя» прибыл во Фритаун 15 августа. 200 членов экипажа были больны гриппом. Потные черные грузчики под присмотром нескольких членов экипажа загружали в трюм тонны угля.

Но рабочие принесли домой не только заработанные деньги… Очень скоро болезнь распространилась среди бригад грузчиков. Этот грипп больные переносили далеко не так легко. Двое местных жителей 24 августа умерли от пневмонии, а многие другие все еще были больны.

Чуть позже, 27 августа, британское военное судно «Африка» вошло во Фритаун. Корабль нуждался в угле, но 500 из 600 рабочих Sierra Leone Coaling Company в тот день не могли работать из-за болезни. Матросы экипажа работали на погрузке угля бок о бок с местными африканцами. Экипаж судна состоял из 779 матросов и офицеров. В течение нескольких недель заболели почти шесть сотен человек. Умерло 7% экипажа — 51 человек.

Транспортное судно британских военно-морских сил «Чепстоу-Касл», доставлявшее войска из Новой Зеландии на фронт, загружалось углем во Фритауне 26 и 27 августа. В течение трех недель из 1150 человек гриппом заболели 900. Умерли 37 человек.

Тогда же в порт зашло за углем и судно «Таити». Еще до возвращения в Англию (в тот же день, что и «Чепстоу-Касл») на борту умерли 68 членов экипажа. После швартовки на обоих судах заболели еще 800 членов экипажа, из которых умерли 115.

В течение нескольких следующих недель грипп убил 3% всего чернокожего населения страны — это вскоре подсчитали сами власти Сьерра-Леоне. Недавние исследования показали, что на самом деле смертность была значительно выше — по меньшей мере вдвое.

По другую сторону Атлантики, у причала Содружества в Бостоне, было пришвартовано так называемое принимающее судно. Это название не слишком-то отражало действительность. На самом деле это была плавучая казарма, где одновременно ели и спали 7 тысяч человек. Само начальство признавало, что это «ужасная скученность».

Двое матросов, заболевших гриппом, 27 августа были помещены в корабельный лазарет. 28 августа заболели еще восемь матросов. Еще через день в лазарете было уже 58 человек.

И люди начали умирать — так же, как в Бресте, во Фритауне и на кораблях. Пятьдесят больных моряков доставили в военно-морской госпиталь в Челси, где в это время работали лейтенант-коммандер Мильтон Розенау и его помощник лейтенант Джон Киган.

Моряки попали в руки умелых врачей. Киган был еще молод (но впоследствии он станет деканом медицинской школы Университета штата Небраска), а Розенау уже тогда был мировой звездой первой величины. Выглядел он как борец-тяжеловес, который пристально рассматривает соперника перед схваткой: крепкий, мощный, с бычьей шеей. Но на самом деле он был мягким обходительным человеком, всегда готовым прийти на помощь, и работать с ним было исключительно приятно. Розенау создал Гигиеническую лабораторию Государственной службы здравоохранения Соединенных Штатов, а позднее стал президентом Американского бактериологического общества. Кроме того, он написал учебник «Профилактическая медицина и гигиена», который, как уже говорилось, был настоящей библией для военных медиков армии и флота. Всего за несколько недель до этого он встречался с Уэлчем, Горгасом и Воганом, чтобы обсудить меры профилактики и сдерживания новой эпидемии.

Розенау и Киган немедленно изолировали всех больных и сделали все возможное, чтобы не допустить распространения заболевания. Работая с каждым пациентом, врачи пытались выяснить, с кем он общался (то есть кого мог заразить и от кого, возможно, заразился), чтобы изолировать и их. Но болезнь распространялась лавинообразно. Врачи во главе с Розенау обратили особое внимание на бактериологические анализы, чтобы выделить патоген, против которого можно было бы разработать вакцину или сыворотку. Результаты оказались неутешительными, и через несколько недель ученые впервые привлекли к испытаниям добровольцев (моряков с военно-морской гауптвахты), чтобы выяснить, действительно ли причиной заболевания является вирус.

Правда, надежды на то, что болезнь удастся сдержать, рухнули задолго до этого. Еще 3 сентября один гражданский поступил в Бостонский госпиталь с гриппом. На следующий день заболели курсанты военно-морской радиотехнической школы в Гарварде, расположенной на противоположном от Бостона берегу реки Чарльз.

А потом ад разверзся в Кэмп-Дивенс.