ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Не только мама

Пост в «Инстаграме» от 23 марта 2018 года

Мам, дашь бананчик?

Мам, почистишь мне бананчик?

Помой бананчик.

Банан невкусный, фу!

Не хочу банан!

Хочу банан!

Не этот банан, другой.

Не такой банан.

Порежешь мне бананчик?

Не так.

Да, так.

Подержи мой бананчик.

Не трогай мой бананчик!

Хочу в мисочку!

Только не в розовую!

В желтую.

Нет, не режь!

Не надо в мисочку!

Хочу в мисочку, но не в желтую.

Моему бананчику грустно.

Бананчик любит кошек!

Мой бананчик умеет танцевать.

Смотри, мам, банан умеет летать!

Ой, бананчик упал.

Бананчик теперь грязный.

Не хочу этот грязный банан!

Мам, дашь яблочко?

В одно погожее субботнее утро я лежала на газоне в парке, писала пост для блога и наблюдала за людьми вокруг. Тут напротив меня присела компания молодых родителей. Услышав, о чем они говорят, я поежилась. Знаю, звучит зло, но я до сих пор с содроганием вспоминаю эти отупляющие разговоры об овощных пюрешках и дневном сне.

В двадцать с чем-то лет я божилась, что никогда такой не стану. Нам всем тогда казалось, что можно сунуть ребенка в рюкзак и отправиться путешествовать по миру. Два года назад я всерьез рассматривала такой вариант — хотела собрать вещи и уехать из Лондона куда глаза глядят. Думала, мы поедем в кругосветное путешествие, переведем детей на семейное образование, они выучат много языков и узнают кучу нового о разных культурах. У нас не будет дома и гор хлама. Поедем, куда дует ветер, а лучше будем следовать за солнцем и превратимся в беспечную семью хиппи (хотя никакие мы не хиппи). В последний момент я струсила. Сказала себе, что все дело в детях. Кто я такая, чтобы забирать их из школы и лишать нормального будущего? Как они социализируются? На самом деле я просто испугалась, что придется проводить с детьми так много времени, что друзья окажутся далеко, а Майк будет единственным взрослым, с которым можно нормально поговорить. Такая перспектива не слишком радовала. Поэтому я отодвинула свой план и вернулась к не столь увлекательной жизни в пригороде.

Я знаю, что большинство людей живут именно так или хотят, чтобы их жизнь выглядела такой. Они стоят рядом с пледом для пикника в парке, раскачивают на руках малыша и одновременно пытаются пить пиво и говорить о чем-то, кроме цвета какашек. Потом с опозданием приходит парочка ваших бездетных друзей, которых все ненавидят. Они — ходячее напоминание о жизни до.

***

Меня послушать, так дети — это ужасно, но на самом деле нет и не было в моей жизни большей радости. Я обожаю своих девочек и не могу представить себе мир без них.

Зато я ненавижу все остальное. Ненавижу, как мы, родители, теряем себя и забываем о том, что до появления на свет этих маленьких чудесных существ мы тоже были людьми. Забываем, что мы не просто мамочки и папочки, что у нас тоже есть мечты и цели, мы хотим побывать там-то и совершить то-то. И сколько бы радости ни приносило нам родительство, оно также порой совершенно выматывает.

Пост в «Инстаграме» от 28 сентября 2018 года

Вчера я сверкнула буферами в соцсетях (почти). И тут же кто-то написал: «Вашему мужу должно быть так стыдно за вас!» Сразу вспомнился случай, когда в 18 лет я напилась в ночном клубе и упала. Какой-то парень помог мне встать и сказал: «Вашему отцу должно быть так стыдно за вас!» Та юная девушка съежилась и почувствовала себя ужасно. Но не эта женщина. Этой женщине не стыдно, не жаль, она ни капли не смущена. Что до моего мужа — скажем прямо, его гораздо больше смущает факт, что я принимаю душ сидя, чем МОЯ грудь на фото в соцсетях.

Когда произносишь подобное вслух, все сразу начинают считать тебя эгоисткой. Но мне жаль, что я не решилась сказать все это, пока была одной из новоиспеченных мамочек в парке, приходила туда с улыбкой и притворялась, что мне нравится быть там.

Меня часто называли плохой матерью. Когда я начала размещать видео, в которых говорила, что недовольна материнством, мне приходили агрессивные сообщения от незнакомых людей. Те писали, что мои дети покончат с собой, когда вырастут, и лучше бы их забрали соцслужбы. Какой бред! Я знаю, бред. Но я совру, сказав, что мне не было обидно, — конечно же, было. Особенно учитывая, что я сомневалась в своей способности быть хорошей матерью с момента, как узнала, что беременна первым ребенком. Возможно, даже до этого.

***

Я хорошо помню, как нам сообщили, что мы не сможем иметь детей. День был солнечный, пятница, мы с Майком вышли от специалиста по бесплодию. Больше года мы пытались зачать, мне уже было сильно за тридцать, и я решила провериться. Я онемела, когда эксперт высказала сомнения, что мы сможем зачать естественным путем и даже ЭКО не гарантирует результатов.

После мы сидели в маленьком кафе через дорогу и молчали. Я думала лишь об одном: «Что я сделала не так?» Меня мучила вина за каждую выкуренную сигарету, каждый выпитый бокал, каждый год, что я ждала и думала, что у меня еще много времени. Я была опустошена.

Когда я наконец забеременела после двух попыток искусственного оплодотворения, эта беременность стала самым драгоценным, что у меня есть. То, что это случилось так легко, казалось чудом, и я страшно боялась потерять ребенка. Я говорила с дочерью с первых дней. Я словно знала ее всю жизнь, еще до рождения, и, глядя на нее сейчас, думаю, как могла прожить 35 лет без нее.

***

Я не идеальная мать. Я кричу на своих девочек. Выхожу из себя. Мне не нравится играть, рисовать и делать детские поделки. Я не сильна в выпечке. Я матерюсь. Часто сижу в телефоне. Я ругаюсь с Майком при детях. Когда я говорю с девочками, я смотрю на них с высоты своего роста. Я ставила их в угол. Использовала телевизор в качестве няньки. Мне приходит полезная рассылка для родителей, но я ее не читаю. Я опоздала на день рождения близняшек в школе. До того как им исполнилось пять лет, я не подписывала им открытки и припрятывала некоторые подарки на день рождения, чтобы подарить на Рождество. Я не всегда готова слушать их скучные истории. Я не верю в демократию и на вопрос «почему?» отвечаю «по кочану». Мне часто хочется, чтобы они просто отстали.

Но я также никогда не лгу им. Я заступаюсь за них в любой ситуации. Я часто говорю, что люблю их. Я обнимаю и целую их, и, когда им страшно или грустно, они всегда могут ко мне прийти. Я танцую с ними на кухне и прыгаю на батуте. Я говорю им, что никто не идеален и это нормально. Я разрешаю им бегать голышом в саду и лазать по деревьям. Когда мы с Майком ссоримся, я спрашиваю об их чувствах и обязательно слежу, чтобы они увидели, как мы миримся. Они знают, как сильно я люблю их и как много они для меня значат. Я говорю им, что грустить нормально. Не пытаюсь стать их лучшей подругой. А еще я внушаю им, что забота о себе — это не эгоизм, что бы ни говорили некоторые.

***

Я забыла, кто я такая. Обещала себе, что этого не случится, и вот пожалуйста. Я имею в виду не только очевидные для родителей вещи: забыть, как выглядит приличная одежда, забыть, как вести взрослый разговор о чем-либо, кроме детей.

Нет, я забыла, кто я.

Забыла свое настоящее имя — теперь меня звали мамой. Забыла, что мне нужно. Поначалу я думала, что так и должно быть. «Будет еще время пожить для себя, когда девчонки подрастут», — твердили окружающие. И знаете что? Они ошибались. В материнские обязанности не входит слиться с фоном и исчезнуть. Нельзя ставить свою жизнь на паузу, пока детям не исполнится восемнадцать и они не уедут из дома. В каких законах это написано? Я также обнаружила, что у родителей есть секретный кодекс, о котором никто не говорит, — что-то наподобие соревнования, кому хуже приходится. Кто больше всех работает? Кто больше на себя берет и совмещает больше ролей? Эта реальность утомительна и давит на многих, а вырваться из круга очень сложно.

А этот ярлык — «мамочка»? Куда ни посмотри, я натыкалась на него. Однажды я пошла в магазин купить кое-что перед отпуском и увидела надпись «Джинсы для мамочек». Я спросила продавщицу, что это значит, и та ответила: «Ну, знаете, свободные, удобные, потому что мамочки любят, чтобы все висело». Меня это взбесило, и я подумала: меня одну раздражает все мамское? Мамская сумка, мамская машина, мамский лифчик, мамская прическа — какая она, кстати? Я не могла понять, с какой стати, родив ребенка, женщина моментально перестает быть всем, чем была до того, как комочек радости порвал в клочья ее вагину.

Среди мамочек есть подгруппы: работающая мамочка, мамочка-домохозяйка, кормящая и некормящая, мама-энерджайзер, мамочка, которая печет капкейки и готовит только из собственноручно выращенных овощей, и так далее. Окружающим нужно знать, к какой подгруппе вы принадлежите, чтобы сформировать мнение о вас еще до знакомства и сделать миллион выводов прежде, чем вы заговорите.

Пост в «Инстаграме» от 15 января 2019 года

Недавно я разбирала шкаф и нашла свое свадебное платье. Не знаю зачем, но я решила его примерить. Не влезла. Когда-то ради него я полгода морила себя голодом. Слышали о предсвадебной диете? Эпичная пытка, после которой вы можете втиснуться в платье мечты и стать похожей на диснеевскую принцессу Ариэль. Я похудела на семь килограммов и влезла в платье британского девятого размера. Корсет был таким тугим, что на церемонии я еле дышала. Помню, как пот катился по моей спине и собирался в жировой складке, которая образуется, когда тебя стиснули с боков тесной одеждой. Мама пыталась спрятать эту попную складку на спине под платье, можно сказать, в день моей свадьбы это была ее главная обязанность — следить за попной складкой. А еще я была очень голодна. Я голодала полгода, но не смогла даже съесть рыбу, поданную на стол на моем собственном празднике. Мне нужно было соответствовать образу: принцессы не набивают брюхо рыбой в день свадьбы. Так что я откусывала кусочек тут, кусочек там. После праздника мы с Майком отправились в отель. Мы оба напились, и Майк орал в лобби: «Позвольте представить вам мою жену, леди и джентльмены!» Он хотел подняться в номер, но я сказала: «Пойдем сначала перекусим». Я заказала все, что было в меню, села в свадебном платье и умяла громадный бургер с картошкой фри. Майк в шоке таращился на меня. «Тебе что, не понравилась рыба?» — спросил он, когда я перешла к его порции. Я расхохоталась. Не помню, чтобы в брачную ночь мы занимались сексом; на самом деле не удивлюсь, если нет, а если и да, я так объелась, что он, наверное, был ужасен. Но увидев это платье 10 лет спустя, я рассмеялась, вспомнив, как мучилась ради него и как сильно изменилась с того дня. Изменилось мое восприятие тела, восприятие брака, а главное, я перестала притворяться. Я не русалочка Ариэль, и, когда я голодна, я ем. То-то же!

Я не хотела принадлежать к какому-либо виду мамочек. Я просто хотела быть собой.

Я чувствовала, что ярлыки меня ограничивают и не передают моей сути. Я также не хотела быть мамой-блогером, которая пишет лишь о том, как ее дети постоянно ругаются и орут, хотя, безусловно, на эту тему я могла бы писать целыми днями. Но мне хотелось также высказывать мнение по поводу других интересных вещей.

Ярлык «мамочка» преследует всех женщин, неважно даже, есть у вас дети или нет. Общество оценит вас и сделает выводы, исходя из вашего материнского статуса. Если вы не мать, вас ждет одна из двух реакций: сочувствие из-за того, что вы, вероятно, бесплодны, или осуждение за эгоизм, ведь вы не хотите осчастливить этот мир ребеночком. Людям по-прежнему сложно принять то, что некоторые женщины не хотят становиться матерями и это нормально. Мы можем разбить сотни стеклянных потолков, но нашей сверхмиссией на этой планете по-прежнему будет считаться вынашивание детей и вытирание соплей. Если вы женщина, вам попросту не избежать ярлыка мамочки.

***

Когда меня наконец наделили великим званием матери, я поняла, что веселье кончилось. Все мои предыдущие звания уже ничего не значили, оказалось, что они имеют срок годности, о них можно забыть, но вот о том, что ты мать, забыть не получится. Даже когда твоим детям исполнится тридцать, они заведут семьи и уедут, тебя по-прежнему будут оценивать за материнские качества. Вся жизнь женщины делится на две половины: до материнства и после.

И вот я постепенно поверила, что мама — это я, моя истинная сущность. Неудивительно: меня окружали игрушки, коляски и вся моя жизнь проходила в заботе об окружающих, в то время как обо мне не заботился никто. Легко забыть, что ты вообще-то тоже человек. Так люди и начинают высматривать в магазинах мамские джинсы, а крутые танцевальные движения, которые вызывали всеобщее восхищение на дискотеках девяностых, становятся старперскими.

***

От женщин, особенно от матерей, ждут безупречности. Мы должны быть святыми и никак иначе. Я на своем примере выяснила: максимум честности, что может себе позволить мамочка, — признать, что тайком выпила бокальчик вина на кухне. Но расскажи, как уехала в недельный отпуск одна, чтобы отдохнуть от домашних, — и заслужишь всеобщее осуждение. Часто ли вы слышите, что у какой-то женщины случился кризис среднего возраста? Мужчинам можно пересадить себе волосы на лысину, трахнуть секретаршу и купить спортивную машину, но если ты женщина — будь добра, займись пилатесом и возьми себя в руки.

Самое любопытное открытие, которое я сделала за последний год, заключается в том, что я полна противоречий: я могу быть хорошей матерью и мечтать о том, чтобы сбежать на Арубу, потому что материнство — полный отстой. Люди считают меня резкой и грубой, мол, я говорю как есть. Они называют меня настоящей, но мне кажется, они еще не готовы узнать всю правду. Когда я слышу, что 2019 год называют годом женщин и всем хочется слышать сильные женские голоса, мне смешно. Какая чушь! Люди готовы слушать о том, как мамочка слетает с катушек и сбегает от своих ужасных детей, лишь в случае, если к вечеру она возвращается домой готовить им ужин. Они простят тебе рыбные палочки, картошку фри или замороженную пиццу как радикальное отступление от мамской безупречности, но стоит признаться, что ты решила не готовить ужин вовсе, — и толпа идеальных мамочек обзовет тебя еретичкой и закидает камнями.

В разгар кризиса меня в шутку спросили, кто сейчас занимается детьми, потому что я некоторое время не возила их в школу. Я ответила: «Майк», хотя это было не совсем точно. Да, я стала меньше времени уделять детям, но вовсе не устранилась из их жизни. Интересно, многим ли мужчинам задают такой же вопрос и задают ли? Даже моя мать насторожилась. Она решила, что мое решение взять паузу — я уехала в Канаду, чтобы дописать эту книгу, — немыслимо. Лишь после того, как я сказала, что побывала на Ниагарском водопаде, она призналась, что всегда мечтала съездить туда. Надеюсь, однажды она осуществит свою мечту.

Пост в «Инстаграме» от 18 декабря 2018 года

Женщин часто осуждают за то, что они хотят быть не просто женами и мамами. Признаться в своих желаниях — все равно что сказать, что мы не любим детей или нам не нравится наша потрясающая жизнь. За последний год я поняла, что это полная ерунда. Можно быть матерью, которая печет пироги для школьных праздников, и одновременно хотеть, чтобы дети от тебя отстали. Можно быть женой и одновременно иметь целый мир, куда всем, кроме тебя, вход закрыт. Можно любить материнство и следовать своей мечте. На самом деле можно быть всем одновременно, даже если кажется, что одно другому противоречит. Реальный мир полон противоречий. Реальный мир не черно-белый, и мы, люди, представляем собой не набор ярлыков, а нечто гораздо более сложное. Главное, что я хочу сказать: не чувствуйте себя виноватыми из-за того, что стремитесь к чему-то большему; не чувствуйте, что должны выбирать. Замените слово «или» на сочетание «а также» и, когда вас в следующий раз попросят описать себя, отвечайте, что вы РАЗНАЯ.

Через несколько месяцев после начала кризиса я снова стала отвозить детей в школу. Прежде это делал Майк. Мы даже не обсуждали вопрос, просто поняли, что это необходимо. Майк понял, что пора мне передохнуть от этой обязанности. Когда я вернулась, одна мамочка подошла ко мне и высокомерно проговорила: «Рада тебя видеть». Таким тоном дают понять, что осуждают твое поведение. В тот день и в последующие она была не единственной, кто назвал моего мужа святым и заметил, как тяжело ему пришлось. И не она одна как бы в шутку обронила, что думала, будто я умерла. А иначе почему меня так давно не было?

Я не пряталась за оправданиями и не объясняла, почему отсутствовала. Женщины не должны оправдываться из-за своего выбора, предъявлять заработанные деньги, рассказывать о проблемах с психическим здоровьем. Это никого не касается, а еще никто не стал бы ждать такого от мужчины. Шесть лет я одна отвозила детей и забирала их, в том числе когда совмещала работу и материнские обязанности, и никто ни разу не поинтересовался, где пропадает мой муж. Так с какой стати они сейчас интересуются, где пропадала я? Если же я и отвечала, то правду: что я взяла время для себя, ездила с друзьями на Ибицу и работала, занималась любимым делом. Реакцией обычно была тишина. Но меня радовал сам факт, что я могу это сказать.

Переживая кризис, я поняла, насколько мы все еще связаны условностями. Никто не хочет слышать о желании женщины пренебречь обязанностями и расслабиться — такое можно только мужчинам. Да, у женщин тоже бывают кризисы среднего возраста, и, хотя это общеизвестно, понятие женского кризиса еще не стало мейнстримом настолько, чтобы говорить о нем во всеуслышание. Даже в общении самих женщин эта тема табуирована; каждая делает вид, что у нее все под контролем, — роль, которую нас вынуждали играть из поколения в поколение. Правда в том, что большинство женщин так устают, что живут на грани нервного срыва.

Из разговоров с подругами я узнала, что они чувствуют то же самое. Многим казалось, будто они вспыхнут в какой-то момент, и больше всего на свете они мечтали вырваться из амплуа «мать — жена», пусть даже ненадолго, а потом вернуться обратно.

Я также не раз сталкивалась с тем, что женщин запугивают последствиями «неподобающего» поведения. Я помню заголовок в СМИ «Мать погибла, занимаясь альпинизмом». Если бы жертвой стал альпинист-мужчина, стали бы журналисты писать «отец умер»? Почему просто не написать «альпинистка сорвалась со скалы»?

***

Никто и ничто не способно так вывести человека из себя, как дети. Вы можете быть самым спокойным человеком на свете и плыть по жизни, как лодочка, попивая зеленый чай, практикуя позу собаки мордой вниз и будучи уверенной, что ничего в мире не способно поколебать ваш дзен… но все это ровно до рождения детей.

Не скажу, что прежде отличалась слоновьим спокойствием, но, с тех пор как появились девочки, моя ярость перешла на совершенно новый уровень. В юности мой гнев был скорее театральным эффектом, помогающим донести мысль или подчеркнуть особо драматический момент. До рождения детей я никогда не злилась по-настоящему.

Мы с Майком по несколько часов пытались уложить спать нашу старшую. Мы ничего не знали о детях и уставали так, что еле держались на ногах. Мы испробовали все: качали, изображали шум океана — «ш-ш-ш», пели колыбельные, давали ей прокричаться, кормили, давали соски (10 тысяч видов), но ничего не могло заставить этот крошечный комочек ужаса закрыть рот и наконец уснуть. Я стояла со свисающей грудью, потому что мне было лень даже надеть лифчик, со спутанными волосами и слипающимися глазами, и мне самой хотелось кричать. Кричать, как в фильме ужасов, когда за тобой гонится маньяк с бензопилой и ты знаешь, что сейчас умрешь.

Я очень злилась. Не на нее. Не на беспомощного младенца, которого любила больше жизни и ради которого была на все готова. Ярость вызывала сама ситуация. Почему никто не подготовил меня к тому, что будет так тяжело? Почему люди это скрывают? Почему женские журналы пестрят фотографиями улыбающихся мамочек со счастливыми малышами на руках — с малышами, которые, судя по всему, только что спали аж три часа подряд? Я также злилась на себя за то, что материнство не давалось мне естественно. Люди называли это инстинктом, и считалось, что я должна его иметь. У меня был ребенок, но не было инстинкта — был только геморрой.

***

Хотелось бы мне рассказать, что потом стало легче. В какой-то степени действительно стало — дети подросли, и обстановка несколько разрядилась. Мы снова могли спать ночью. Для многих родителей это веха, после которой они начинают чувствовать себя людьми. Потом дети пошли в сад, и у меня наконец появилось несколько свободных часов, которые, само собой, я тратила на уборку и готовку, но по крайней мере все это время мне не приходилось держать на руках младенца.

***

Я долго испытывала вину из-за того, что злюсь. Я считала себя плохой матерью, потому что выходила из себя, орала и сердилась на детей, мужа и даже на себя. Испытывая негатив, мы часто чувствуем себя плохо, ведь нам внушают: злиться нехорошо, мы должны стараться всегда радоваться и не принимать все близко к сердцу. Мне словно не позволяли испытывать эту эмоцию — гнев. Казалось, сам факт, что я злюсь, означал, что со мной что-то не так и это нужно исправить.

В прошлом я старалась не показывать детям свою «злую» сторону, а если выходила из себя, мне казалось, будто я наношу им непоправимую психологическую травму. Но потом я поняла: то, что иногда я кричу или повышаю голос, не делает меня плохой матерью, а всего лишь означает, что я живой человек. Как ни странно, когда я решила быть собой и перестала изображать супермаму и сверхчеловека, я стала злиться меньше. Как только необходимость бороться с гневом отпала, мой фитиль потух. Это не значит, что я перестала злиться — я все еще злюсь, естественно. Но мой гнев стал менее деструктивным, так как я не накапливаю его и не подавляю.

Другими словами, я часто срываюсь — почти каждое утро на самом деле, пытаясь собрать детей и запихнуть их в машину. Они же двигаются как ленивцы в замедленной съемке, никаких нервов не хватит! В девяти случаях из десяти дети смеются в ответ, когда я кричу на них. Старшая говорит: «Ты совсем не страшная», и это даже когда я кричу самым страшным голосом и совершенно слетаю с катушек.

***

Не стану лгать, я рада это слышать. О материнстве можно говорить бесконечно. По опыту и из того, что я узнала за последний год, задача родителя заключается совсем не в том, в чем я думала. Матерям приходится брать на себя много ролей: мы водители, утешители, повара, уборщицы, чирлидеры, тренеры, учителя, сказочники и воины-ниндзя, отгоняющие монстров. Мы хотим воспитать хороших детей, которые однажды станут добрыми взрослыми, умеющими справляться с любыми жизненными ситуациями. Мы стремимся научить детей отличать добро от зла, подарить им любовь и поддержку, чтобы они выросли уверенными в себе и счастливыми. Но кризис научил меня тому, что моя главная задача как матери — быть собой. Мы вечно твердим детям «будьте собой», а сами пытаемся быть кем-то другим; я поступала так годами. Я пыталась быть идеальной мамой с рекламного постера, хотя вовсе не была такой и это мне не нравилось. Это не нравилось никому. Стоило мне расслабиться и позволить себе быть такой мамой, какой мне по силам, — а такой мамы, как я, больше нет, ведь каждая мама уникальна, — я стала справляться гораздо лучше. Верно говорят, что нет одного правильного способа быть родителем, есть миллион разных. Лучший совет, который я могу дать: будьте настоящей, воспитывайте детей так, как вам подходит. Вы непременно будете ошибаться, но это будут ваши ошибки и в процессе вы можете даже научить детей тому, что мы постоянно твердим и редко подкрепляем делом, — как быть собой. Мне бы хотелось, чтобы мои дети научились у меня именно этому.

Пост в «Инстаграме» от 31 декабря 2018 года

Как-то раз мы пошли в ресторан. За соседним столиком сидела семья, и я обратила на них внимание, потому что мать кричала на детей. Она выглядела сердитой и, когда повела сына в туалет, ругалась так, будто вот-вот взорвется. Не знаю почему, но я продолжила наблюдать за ней. За ужином она снова сорвалась на детей, и на первый взгляд можно было решить, что перед вами ужасная мать, умеющая лишь орать. Но я пригляделась и увидела, как заботливо она ухаживала за детьми. Она заказывала им еду, водила их в туалет, резала им курицу и разговаривала с ними. Пристроилась она на самом краю столика, а ее тарелка была сдвинута в угол, будто она самый незначительный человек здесь. По ее виду я поняла, что она привыкла к этому, привыкла заботиться обо всех, кроме себя самой. Да, она злилась. Естественно! Вы бы на ее мес­те не злились?

Все мы побывали на месте этой матери. Все мы злились, потому что наша чаша была пуста: мы ухаживали за всеми вокруг, но никто не ухаживал за нами. Лично я злилась так много раз и вымещала злость на детях, и мне не стыдно в этом признаться. Мне понадобилось много времени, чтобы наполнить свою чашу, но могу сказать с уверенностью: когда она наполнилась, я перестала чувствовать злость. И я знаю, как трудно наполнить эту чашу. Это значит, что вам нужно научиться ставить свои потребности на первое место. Но я обещаю: если вы сделаете это, то не станете плохой матерью. Не станете эгоисткой. Вы станете лучше.

Пост в блоге от 7 января 2016 года

Я знаю, что сейчас умру, но не вижу свет в конце тоннеля.

Пятница, глубокая ночь. Я лежу на больничной койке в палате интенсивной терапии. Я только что родила близнецов. Они появились на сроке 35 недель и три дня. Мое кровяное давление — 240 на 120, меня трясет. Я утратила контроль над мышцами и не могу ответить, когда врач спрашивает, слышу ли я его. Трое других врачей вбегают в палату и ставят мне вторую капельницу. Меня накачивают лекарствами в отчаянной попытке снизить давление. Я не вижу свет в конце тоннеля, но знаю, что сейчас умру.

Перенесемся назад во времени: я на 28-й неделе. Я опоздала на прием, и, когда наконец сажусь и мне измеряют давление, я не удивлена, что оно высокое. Медсестра просит подождать пару минут, чтобы она могла измерить снова. Я раздосадована, думаю, что она тревожится по пустякам, но соглашаюсь и жду, пока меня вызовут.

Во второй раз давление еще выше. Медсестра смотрит на меня с тревогой. «У вас не двоится в глазах?» — спрашивает она. Когда тебе задают такой вопрос, сразу ясно: хорошего не жди. Медсестра звонит кому-то и просит меня сдать анализ мочи. Когда приходит результат, я впервые слышу слово «пре­эклампсия».

В тот же день меня кладут в больницу. Там я пролежу следующие два месяца. Каждый день в мою палату заходят специалисты и сообщают, что, скорее всего, роды начнутся в ближайшие 24 часа. На сроке 28 недель мне совсем не хочется это слышать. Но я верю в силу мысли и решаю думать только о хорошем.

Я пью много воды и внушаю себе, что вода очищает мой организм. Я думаю о своих малышах, представляю, как они растут во мне и как я донашиваю их до 35-й недели.

Все это время моя старшая дочь Белла — ей только что исполнилось два года — дома без мамы. Это сложнее всего. Я могу пролежать в больнице хоть целую вечность, зная, что все это ради детей. Я согласна терпеть ужасную больничную еду, скуку, страх, отсутствие личного пространства, постоянный шум, ежедневные анализы крови, лекарства. Одно совершенно невыносимо — разлука с дочерью. В минуты уныния я ловлю себя на мысли: мне хочется, чтобы малыши скорее родились и я могла вернуться к дочке. Но вопреки всему — а шансы действительно слабые — мне удается продержаться почти два месяца. На 35-й неделе я говорю врачам: «Хватит, доставайте их». Меня записывают на кесарево, и я с нетерпением жду встречи с детьми.

Увидев близнецов, я начинаю плакать. Они такие крошечные. Я не ожидала, что они окажутся такими маленькими, особенно учитывая, что я старалась носить их как можно дольше. Дина весит ровно 2 кг, а Элли даже до двух не дотянула. В ней всего 1,9 кг, и, честно, более безобразного ребеночка я в жизни не видела, но я люблю ее всем сердцем. Я люблю их обеих и так рада, что испытание наконец закончилось.

Но той же ночью в палате интенсивной терапии я просыпаюсь и чувствую: что-то не так. Я зову медсестру и прошу измерить мне давление. Аппарат подтверждает, что давление очень высокое, но больше всего врачей беспокоит то, что оно растет с каждой минутой. Просыпается муж, который спал в больничном кресле у моей кровати; он удивлен, отчего переполох.

Проходит несколько минут, меня окружают врачи, повсюду шум. Я точно знаю, что происходит, — я читала об этом и знаю о рисках. Меня ждет эклампсия — состояние, в котором случаются судороги, а за ними часто следует кома и иногда смерть. Тогда-то меня и начинает трясти. Я теряю контроль. Тело подпрыгивает на кровати, я перепугана до смерти.

«Ну все», — говорю я себе.

Я смотрю на мужа. Он понятия не имеет, что происходит. Тут я ударяюсь в панику. Разве можно оставлять троих детей на попечение этого парня, который даже не понимает, что я сейчас умру? И я решаю не оставлять.

Я закрываю глаза и представляю, что лежу на пляже и пью коктейль. Я пью пинаколаду, потом маргариту, и это очень приятно. Врач спрашивает: «С вами все в порядке? Вы меня слышите?» Но я уже в Париже дегустирую вкуснейшие сыры, которых мне так не хватало во время беременности. Мое тело все еще сотрясают конвульсии, меня накачивают лекарствами через капельницу, но в мыслях я уже дома с девочками. Я вижу их очень отчетливо. Их лица, глаза, волосы. Я чувствую их запах и знаю, что все будет хорошо. Я улыбаюсь, и в этот момент все в палате, должно быть, решают, что я сошла с ума.

Врач каждые пару секунд нажимает кнопку проверки давления; кажется, никто в палате не дышит. Кроме меня, конечно же. Я тем временем отлично провожу время, катаясь на сноуборде по свежевыпавшему снегу, я кричу во весь голос: «Йу-ху-у-у!»

И в этот момент мое давление начинает падать. Тело перестает трястись, и я открываю глаза.

Я не умерла.

Это самая длинная ночь в моей жизни, и, хотя худшее вроде бы позади, я знаю, что настоящие испытания ждут впереди. Через несколько дней мне предстоит отправиться домой, для меня начнется жизнь на скоростной полосе родительства, с тремя детьми.

И в тот самый момент я решаю, что моим секретным оружием станет юмор, а моим щитом — позитивное мышление.

Отправить