Необходимо ли воздержание намеревающимся жить благочестиво?

Что необходим закон воздержания — ясно, во-первых, из того, что апостол причисляет воздержание к плодам духовным (см. Гал. 5, 23); потом из того, что апостол воздержанию приписывает успех в непорочности служения, когда говорит: в трудех, во бдениих, в пощениих, во очищении (2 Кор. 6, 5–6), и в другом месте: в труде и подвизе, во бдениих множицею, во алчбе и жажди, в пощениих многащи (2 Кор. 11, 27), и еще: всяк же подвизаяйся от всех воздержится (1 Кор. 9, 25). Да и умерщвление и порабощение плоти ничем не производится так успешно, как воздержанием, потому что кипучесть юности и неукротимость в стремлениях, как бы некоторой уздой, удерживаются воздержанием. Не пользует безумному сладость, — по Соломону (Притч. 19, 10); а что неразумнее преданной удовольствиям плоти и кружащейся юности? Посему апостол говорит: и плоти угодия не творите в похоти (Рим. 13, 14), и: питающаяся пространно, жива умерла (1 Тим. 5, 6). И пример роскоши богача доказывает нам необходимость воздержания, чтобы иначе не услышать нам того же, что услышал богач: яко восприял еси благая твоя в животе твоем (Лк. 16, 25).

А как страшна невоздержанность, сие показал и апостол, причислив ее к отличительным свойствам отступления и сказав: в последния дни настанут времена люта; будут бо человецы самолюбцы, и, перечислив многие виды порока, присовокупил он: клеветницы, невоздержницы (2 Тим. 3, 1–3). И Исав, как в величайшем пороке, обвинен в невоздержности, потому что за одно кушанье отдал право первородства (Быт. 25, 33). И первое преслушание случилось с человеком от невоздержности.

Все же святые имеют свидетельство о своем воздержании. Вся жизнь святых и блаженных людей и пример Самого Господа в пришествие Его во плоти обязывают нас к нему. Моисей с помощью долговременного пребывания в посте и молитве (см. Втор. 9, 9) принял закон и слышал глаголы Божии, якоже, говорит, аще бы кто возглаголал к своему другу (Исх. 33, 11). Илия тогда удостоен зрения Божия, когда и он достиг в равную меру воздержания (см. 3 Цар. 19, 8). А что Даниил? Когда достиг чрезвычайных видений? Не по двадцатом ли дне поста (см. Дан. 10, 3)? Как три отрока угасили силу огненную? Не воздержанием ли (см. Дан. 1, 8)? И у Иоанна все устроение жизни определено воздержанием (см. Мф. 3, 4; Лк. 1, 15). Им и Господь начал явление Свое (см. Мф. 4, 2).

Воздержанием же называем, конечно, не совершенное удержание себя от пищи (это будет насильственным разрушением жизни), но удержание себя от сластей, предприемлемое при низложении плотского мудрования с благочестивой целью.

Вообще чем для живущих в страстях наслаждение вожделенно, в том образующимся в благочестии необходимо воздержание. Подвиг воздержания касается не одного удовольствия от пищи, но простирается на всякое устранение препятствующего. Поэтому в точности воздержный не будет над чревом одерживать победу и (в то же время) уступать оную славе человеческой; не будет преодолевать постыдную похоть и (в то же время) порабощаться богатством или другим каким неблагородным расположением, например, гневом, печалью и всем тем, чем обыкновенно порабощаются души невежественные. Ибо что усматриваем во всех заповедях, а именно что они одна за другую держатся и невозможно преуспеть в одной отдельно от другой, то же самое наипаче усматривается в воздержании. Воздержный в рассуждении славы смиренномудр; соблюдающий воздержность в рассуждении имущества исполняет евангельскую меру нестяжательности; удерживающийся от раздражения и гнева не гневлив. Строгий закон воздержания назначает меру — языку, пределы — очам, непытливое слышание — ушам. Кто не останется в сих границах, тот невоздержан и своеволен. Видишь ли, как около этой одной заповеди все, как в хороводе, одна за другую держатся? (2, с. 179–181)

* * *

В душевных страстях одна мера воздержания — совершенное отчуждение от всего, что ведет к пагубному удовольствию. А в отношении пищи как у каждого своя есть потребность, и различная соответственно возрасту, занятиям и состоянию тела, так мера и способ употребления ее различны. (2, с. 183)

* * *

Воздержание состоит не в удалении от яств, ничего по себе не значащих, следствием которого бывает осуждаемое апостолом непощадение тела (Кол. 2, 23), но в совершенном отречении от собственных своих желаний. А сколь опасно отпадать от заповеди Господней ради собственного своего желания, сие ясно видно из слов апостола, сказавшего: творяще волю плоти и помышлений, и бехом естеством чада гнева (Еф. 2, 3). (2, с. 261)

* * *

Воздержание… для каждого должно быть определяемо по его телесной силе, чтобы не останавливаться на том, что ниже силы, какая есть в человеке, и не простираться до того, что выше силы. И на то, думаю, надобно обращать внимание, чтобы, чрезмерностью воздержания ослабив телесную силу, не сделать тела ленивым и недеятельным для важнейших занятий. Ибо Бог, творя человека, конечно, не желал, чтобы он оставался праздным и неподвижным, но чтобы он был деятельным, в чем ему должно. (2, с. 333)

* * *

Видел я, что многие, одержимые страстями, исцелялись, но не видел между ними ни одного, привыкшего есть тайно от других или чревоугодника; напротив того, все такие люди или оставляли воздержную жизнь и развращались миром, или пытались укрыться между воздержными и сластолюбием оказывали услуги диаволу. (2, с. 132)

* * *

Воздержание есть истребление греха, отчуждение от страстей, умерщвление тела даже до самых естественных ощущений и пожеланий, начало духовной жизни, податель вечных благ, уничтожающий в себе жало наслаждения; потому что великая приманка к злу есть наслаждение, ради которого всего более мы, люди, падки ко греху, которым всякая душа, словно удочкой, увлекается в смерть. Посему кого не преклоняет к себе и не разнеживает наслаждение, тот через воздержание преуспел вовсе избежать грехов. А если избежал большей части и преобладается одним, то он еще не воздержник; равно как не здоров тот, кого безпокоит одна телесная немощь, и не свободен тот, над кем есть хотя один какой бы то ни было господин. (2, с. 181–182)

* * *

Самым лучшим пределом и правилом воздержания пусть будет следующее: не стремиться ни к неге, ни к злостраданию плоти, но избегать неумеренности и в том, и в другом, чтобы плоть, утучнев, не мятежничала, а став болезненною, не лишилась сил к исполнению заповедей. Ибо равный вред душе в обоих случаях — и когда плоть непокорна и от избытка здоровья предается неистовым порывам, и когда от недугов изнурена, расслаблена и неподвижна, потому что душа при таком состоянии тела не имеет времени свободно возводить взоры горе, но по всей необходимости бывает занята ощущением боли и ослабевает, подавляемая злостраданием тела. (2, с. 141–142)

* * *

Воздержание показывает, что человек умер со Христом и умертвил уды свои, яже на земли (Кол. 3, 5). И мы знаем, что оно — матерь целомудрия, снабдительница здравия и достаточно устраняет препятствия к плодоношению добрых дел о Христе, так как, по слову Господню, печали века сего, удовольствия жизни и другие вожделения подавляют слово, и без плода бывает (Мф. 13, 22). От него бегут и демоны, как научил нас Сам Господь, что сей род не исходит, токмо молитвою и постом (Мф. 17, 21). (2, с. 183)

* * *

Быть свободным от порока значит быть причастным Богу, равно как подвергнуться пороку значит быть причастным миру. Ибо воздержание — отречение от тела и исповедание Бога. Оно устраняется от всего смертного, словно имея телом Духа Божия, и становится причиной соединения с Богом, не имея ни зависти, ни ревности. Ибо любящий тело завидует другому, но тот, кто не воспринял в сердце болезни порока, в дальнейшем укрепляется на всякое дело, и хотя он умер телом, но жив в нетлении. И для меня, пытающегося точно исследовать этот вопрос, воздержание кажется Богом, поскольку Он ничего не желает, но заключает в Себе все, Он ни к чему не стремится, не имеет страстей ни свойственных глазам, ни свойственных ушам, но, ни в чем не имея нужды, Он во всем целостен. Вожделение — это болезнь души, в то время как воздержание — ее здравие.

Но мы не должны рассматривать воздержание как нечто, относящееся к одному виду, например, к сладострастным устремлениям плоти, но ко всему, чего душа неправедно желает, не довольствуясь необходимым. Так рождается порок из-за сребролюбия, а также десятки тысяч [прочих пороков] из-за других вожделений. Воздержанием является и отказ от пьянства, и отказ от чрезмерного пресыщения. Воздержанием является и способность управлять своим телом, равно как и обладание господством над дурными помыслами, ибо всякий раз, когда помысл смущает душу, не являясь ни добрым, ни истинным, он разделяет сердце, заставляя его думать о многом неверно. Вообще, воздержание дает свободу, являясь одновременно и лекарством, и силой; ибо оно не обучает целомудрию, но украшает его.

Воздержание — дар Божий. Иисус явил Собою воздержание, становясь невесомым и на суше, и на море. Ибо ни земля не чувствовала Его веса, но, подобно тому как Он ходил по водам, так Он и не отягощал земли. И если от порока происходит смерть, а от безпорочности безсмертие, тогда Иисус проявлял Божественность, а не смертность. Он ел и пил обычным способом, не извергая [переработанной] пищи, такова была сила Его воздержания, что и пища не разлагалась в Нем, поскольку Он Сам не имел порока.

Если воздержание присутствует в нас хотя бы в самой малой мере, мы возвышаемся надо всеми. Ибо мы слышали, что и Ангелы, став невоздержными, были низвергнуты с неба из-за своей похоти. Они были охвачены [вожделением], но не исторгнуты из своего состояния, ибо откуда было взяться на небе болезни невоздержания, если не было подходящего для нее глаза? Поэтому я сказал: «Если мы приобретем воздержание хотя бы в небольшой степени и возлюбим не мир, но горней жизни, мы там обнаружим, куда направить око разума». (2, с. 953–954)

* * *

Человеколюбивый Бог, желая показать, как велико зло невоздержания, попускает нередко душе страдать недугом неумеренности в том, что вредно для тела, чтобы через телесное злострадание, которому подвергается от неумеренности, могла она прийти в сознание собственного своего вреда и быть напутствованной к воздержанию во всем. (2, с. 264)

* * *

Все старание да употребит человек, чтобы душевная высота не была унижена восстанием сластолюбивых пожеланий. Ибо душа, пригвожденная к земле плотским сластолюбием, как уже может взирать свободным оком на сродный ей и умный свет? Потому, прежде всего, надобно упражняться в воздержании, которое служит надежным стражем целомудрия, и вождю — уму — не позволять порываться туда и сюда. Как вода, запертая в трубах, под гнетущею ее силою не имея возможности разливаться в стороны, стремится прямо вверх, так и ум человеческий, когда воздержание, подобно узкой трубе, отовсюду сжимает его, не имея случаев к рассеянию, по свойству своей движимости возвысится до желания предметов возвышенных. Ибо ему невозможно когда-либо остановиться, получив от Творца природу, назначенную к непрестанному движению; и если препятствуют ему устремляться к чему-либо суетному, то, конечно, невозможно для него не идти прямо к истине. А воздержание думаем определить так, что оно есть не одно воздержание себя от снедей (ибо в этом успевали многие и из эллинских философов), но преимущественно воздержание от скитания очей. Ибо какая польза, если, воздерживаясь от яств, пожираешь глазами похоть любодеяния или ушами охотно выслушиваешь суетные и диавольские речи? Нет пользы воздерживаться от снедей, но не воздерживаться от кичения, высокоумия, суетной славы и всякой страсти. Или что пользы наблюдать воздержание в снедях и не воздерживаться от лукавых и суетных помыслов? Поэтому и апостол сказал: боюся, да не како истлеют разумы ваши (2 Кор. 11, 3). Посему будем воздержными от всего этого, чтобы и на нас не пала по справедливости укоризна Господня, как на оцеждающих комара, вельблуда же пожирающих (Мф. 23, 24). (2, с. 355–356)