Проблема смены мировоззрения

О псевдовыборе приходится говорить не только потому, что вера в «букву» Писаний успешно конкурирует с верой в их Дух, но и потому, что современная научная картина мира – так наз. эволюционно-историческая парадигма – это, повторюсь, не эмпирически-выверенное знание, а всего лишь умозрительный «просвещенческий проект». Вернадский, как уже было сказано, видел в нём исторический пережиток европейской философии конца XVIII – середины XIX веков. Точно также относился к «просвещенческому проекту» П. А. Флоренский, называвший его «бутафорским дворцом научного миропонимания». И сходно оценивал ситуацию А. Ф. Лосев, говоривший о засилии в науке «научной мифологии».

Вывод отсюда напрашивается сам собой: нам позарез необходимо полноценное научное мировоззрение. Нужны принципиально новые, реально работающие на оздоровление и консолидацию массового сознания, идеи. Слишком ясно, что псевдовыбор между верой и знанием грозит нашей стране окончательным сломом. Провоцируя идейный раскол общества, он блокирует выработку долговременной культурной и социально-экономической политики и тем самым подрывает основы общественной, национальной и государственной безопасности России.

Но есть ли альтернатива «историческому пережитку просвещенческого проекта»?

Вот что пишет по этому поводу всё тот же В. И. Вернадский: «Мы подходим к очень ответственному времени, к коренному изменению нашего научного мировоззрения». «То, что вчера казалось научно невозможным, завтра может оказаться научно необходимым». «Ясно, что жизнь не отделима от космоса, и её изучение должно отразиться – может быть, очень сильно – на его научном облике». «Если подтвердится, что жизнь есть не планетное, а космическое явление – последствия этого для биологических и гуманитарных концепций будут чрезвычайны» (Изучение явлений жизни и новая физика). «Идея вечности и безначальности жизни…получает в науке особое значение, потому что наступил момент истории мысли, когда она выдвигается вперёд как важная и глубокая основа слагающегося нового научного мировоззрения будущего» (Начало и вечность жизни).

Очень интересны те соображения Вернадского, которые касаются роли человеческого фактора в новой картине мира: «Ход развития человеческой мысли вполне аналогичен естественным процессам, то есть совершается не по законам человеческой логики, а по своим неведомым и непредвидимым нами путям». «Может быть, мысль, основа личности, бессмертна» (Философские мысли натуралиста). И сходное направление мыслей видим у А. А. Любищева: «Теперь намечается синтез: Вселенная не хаос, а Космос; эволюция основана не на борьбе хаотически возникающих изменений, а на… наличии подобного сознанию творческого начала» (Проблемы формы, систематики и эволюции организмов).

У В. В. Налимова (математика, историка культуры, специалиста в области изучения языка и мышления) читаем: «Происхождение или эволюция вселенной в значительной мере может зависеть от её совместимости с интеллектом. Парадоксально, что в то время как физики считают невозможным обсуждение динамики вселенной без обращения к человеческому сознанию, непосредственно причастному к ней, философы-материалисты всё ещё утверждают, что сознание – это всего лишь “механический придаток” машины». И далее: «Нельзя сказать что-либо серьёзное о сознании, не постулировав изначальное существование непроявленной семантики. Это, пожалуй, и есть главный вывод наших многолетних размышлений над проблемой сознания» («Спонтанность сознания. Вероятностная теория смыслов и смысловая архитектоника личности»).

«Бессмертная мысль», воплощённая в «подобном сознанию творческом начале» с его «непроявленной семантикой» – чем, спрашивается, не научный эквивалент формулы «Вначале было Слово»? Не он ли, этот эквивалент, угадывается в «предструктуре понимания», «превосходящей своим содержанием идею строгости самых точных наук» (М. Хайдеггер)? Не о нём ли говорится как о «дорефлексивной инфраструктуре неявных допущений» (А. У. Гоулднер, А. П. Огурцов), как о «предрассудках, выполняющих функцию предрассуждений» (Х.-Г. Гадамер), как о «нераспакованном семантическом континууме» (В. В. Налимов)? Не скрыта ли в его метаязыковых тайниках надежда на реабилитацию понятий «совести», «справедливости» и прочих ценностных категорий, скомпрометированных и обесцененных материалистической наукой? И не стоим ли мы на пороге слома «ловушки псевдовыбора между верой и знанием» – ловушки, созданной именно материалистическим восприятием мира?

К тем же по сути вопросам подводит постулированное квантовой теорией неразрывное единство наблюдаемой и наблюдающей реальностей. На них же заостряет внимание «антропный принцип в космологии», согласно которому фундаментальные параметры Вселенной оказываются почему-то именно такими, какие необходимы для изначального существования в ней разумной жизни. И о том же заставляет задуматься Общая теория систем, согласно которой образ человека «должен радикально отличаться от его образа в мире физических частиц, где случайные события выступают в качестве последней и единственной “истины”. Мир символов, ценностей, социальных и культурных сущностей оказывается в этом случае намного более реальным», чем он видится современному массовому сознанию (Л. фон Берталанфи. История и статус общей теории систем).

Прогнозы такого рода далеко не единичны, и именно ими вот уже почти столетие подпитывается предчувствие смены мировоззренческой парадигмы. Но решающее слово никем пока ещё не сказано; ситуация остаётся «зависшей». А её внутренней напряжённостью задан главный нерв текущей реальности – тот общемировой кризис, который принято объяснять финансовыми, экономическими, геополитическими, межэтническими и прочими им подобными причинами, но который на самом деле является мировоззренческим кризисом: кризисом совести, кризисом целей и смыслов человеческого существования, кризисом в понимании предпосылочных основ культуры.

Без критического переосмысления этих основ кризис не преодолеть.

Но извлечь из назревающей в науке интеллектуальной революции практическую пользу мы сможем лишь в том случае, если сумеем в ближайшем будущем окончательно избавиться от материалистического взгляда на сущность ментальных явлений как на нечто «надстроечное» – второстепенное и несущественное. Только при таком условии мы сможем вернуть себе самый главный – мировоззренческий – суверенитет. И только так мы научимся противостоять манипулятивным технологиям, побеждать в информационных войнах и задавать в мировой политике свои собственные «правила игры», а не плестись в хвосте чужих.