Прошло полчаса, хотя во всем мире ощущалось, будто прошла вечность. В одно мгновение наступила тишина. Диски сваливались с неба, как подстреленные утки, под восторженные возгласы. Мутанты превратились в промышленный мусор. Все энергетические центры «пораженцев» были захвачены и отключены. Но где-то все-таки продолжала работать неизвестная «Ева», которая давала жизнь уцелевшим подразделениям мутантов.
Оля шла быстрым шагом по направлению к штабу с черным чемоданчиком в руке. Я выбежал из палатки навстречу. Она поцеловала меня в щечку и, мило щелкнув по моему грузинскому носу, произнесла:
— Молодец, солдат! Сверли дырку на кителе — орден буду тебе вручать!
Мы зашли в штабную палатку, и она сразу подошла к монитору оператора, следившему по ее приказу за воздушными объектами. Ее ничего не интересовало, кроме профессора Сноу. Диспетчер доложил ей, что ведомых целей было шесть. Две — на очень большой высоте, и они точно классифицировались как транспортные военные самолеты. А вот четыре — военные вертолеты. Один из них сразу отпал, так как летел параллельным курсом и к «дьявольской горе» никакого отношения не имел. Но все равно за ним наблюдали — мало ли что! Три оставшихся были прямо или косвенно причастны к боевым действиям в Альпах. Они следовали по различным направлениям. Было понятно, что бежал не только профессор. Прошло уже порядочно времени, и один из вертолетов уже пересек границу Греции.
Оля чертыхнулась:
— Вот поганец! Конечно же в Грецию!
Затем поставила на середину стола, за которым шло заседание военного совета, свой чемоданчик, подняла руку и попросила тишины.
— Господин генерал! — обратилась к главнокомандующему. — В этом чемоданчике находится Марелло, глава преступного синдиката. Была бы моя воля, я оставила его внутри навсегда, но думаю, он нам нужен для получения сведений о деятельности «секты». Мне бы очень хотелось послушать его объяснения, но времени нет — надо найти Сноу. Пожалуйста, возьмите под особый контроль информацию о двух вертолетах, которую вам передаст диспетчер. Прочешите весь район посадки и выясните все о пассажирах. У меня все! Да, главное! Чтобы Марелло материализовался, нажмите вот на эту желтую кнопку.
Оля указала на светящийся индикатор и, махнув рукой, чтобы я следовал за ней, быстрым шагом покинула палатку.
На ходу, набирая номер на мобильнике, она коротко бросила мне:
— Влад! Давайте с группой по коконам и срочно вылетайте за мной.
Раз — и нет ее. Это и была их новейшая технология перемещения.
Я тут же отдал приказ ребятам, и мы последовали за нашей начальницей.
Через пять минут оператор из штаба сообщил нам, что вертолет, на котором предположительно находился профессор, приземлился в тридцати километрах от побережья Ионического моря.
Оля прокомментировала:
— Вот чувствую, что это он! В прошлый раз на субмарине он тоже ушел к берегам Греции. Если у этого «бегунка» есть неизвестная нам подводная станция, то, считай, мы его снова упустили. Влад, поднажмите и догоняйте меня. Я уже у цели.
Через десять минут мы подлетели к черному вертолету, стоявшему на посадочной площадке с гербом «сладкой парочки». Лопасти винтов все еще крутились, но никого, кроме двух пилотов, внутри не было. Вокруг зеленело ухоженное поле, а метрах в восьмистах стоял симпатичный особняк, за которым начинался лесной массив. Оля разговаривала с пилотами. Они пожимали плечами и показывали на особняк.
— Влад! Это точно он! — взволнованно произнесла Оля, подходя ко мне. — Мы опоздали на пятнадцать минут, а это непростительно много. Подмога нам не поможет, поэтому не будем терять времени. Пошли.
Уже темнело, и в особняке на первом этаже светились два больших окна. Я шепнул:
— Наверняка там есть подземный ход.
Оля молча кивнула.
Неожиданно открылась парадная дверь, из нее в спешке выбежали два человека и направились к вертолету. Там остались Томас с Филиппом, если что, они разберутся с ними.
Мы включили режим «невидимка» и прошли в дом. Единственная освещенная комната конечно же была пуста. На круглом черном столе стоял изящный подсвечник с семью свечами — профессор Сноу был еврей, и это косвенно подтверждало, что он здесь побывал. Мы стали тщательно обследовать все помещения в надежде найти потайную комнату или вход в подземный туннель. Вспомнив киношные детективы, я стал крутить и рассматривать предметы, которые можно было бы использовать как секретный ключ. Время шло. Внезапно Оля замерла, как в детской игре «Море волнуется раз…», приставила палец к губам и тихонечко прошептала:
— Ветерок. Вон от той стены дует немного.
Я посмотрел на большой, до самого потолка, дубовый книжный шкаф. Подошел к нему и попытался сдвинуть плечом:
— Бесполезно! Только взорвать его на хрен!
Оля кивнула, мы отошли метров на десять и дуплетом шибанули в шкаф импульсным зарядом. Он тут же превратился в дымящиеся щепки, открыв перед нами сводчатый проход с винтовой лестницей, уходящей в темноту. Не задумываясь, мы ринулись вниз. Если Питер Сноу еще в туннеле, то он наверняка догадался, что за ним погоня, и теперь будет вдвойне осторожным. На всякий случай мы запустили впереди себя робота-разведчика. Продвигаясь по узкому коридору, освещенному красными сигнальными лампами, метров через семьсот мы уперлись в стальную дверь. Кодовый замок на двери был с определителем отпечатков пальцев.
Оля присвистнула:
— Вот крот с мозгами Сатаны! Все предусмотрел! Уважаю его ум, но шкурку мы ему попортим основательно.
Было ясно, что взрывать дверь без толку. Сплав, из которого она сделана, профессорское ноу-хау, да плюс еще закрытое пространство. Сами улетим, как торпеды с подлодки.
Оля коварно улыбнулась, скрестила пальцы и щелкнула ими, как опытный «медвежатник». Затем подошла вплотную к двери и приставила браслет в виде часиков на левой руке к определителю отпечатков. Повернулась ко мне и сказала с явным самодовольством:
— И зачем тогда нужны мы, хранители Информационного банка Галактики, если у нас не будет сведений о каждом гнилом грибе на опушке?
Желтый индикатор сменил свой цвет, став красным, и тут же зажглась цифровая кодовая таблица.
— А вот здесь уже нужны мои сверхмощные мозги. Стараюсь быть скромной, но профессор Сноу всего лишь восемнадцатый номер.
Она, как на фортепиано, сыграла ля-бемоль, и дверь мягко поплыла в стену.
Я восхищенно наблюдал за ней. И любил безумно! Она была прекрасна!
Оля посмотрела на меня с женским вызовом и, вздернув носик, торжествующе заявила:
— Да, я крутая! Ты совершенно прав!
Я рассмеялся, и мы двинулись дальше.
Свет в туннеле сменился на дневной. Пространство постепенно расширялось, и через двести метров мы подошли к простой, без наворотов, металлической двери. Открыв ее, очутились в просторной лаборатории, сплошь уставленной приборами. Все работало, трещало и крутилось. Пройдя лабораторию насквозь и не обнаружив ничего интересного, мы снова уперлись в дверь-близнец. Копия, прошлой головоломки. Но сей раз Оля ловко проделала свои манипуляции, и мы двинулись дальше. Метров через сто перед нами возникла новая дверь. То есть как дверь — продолговатый стальной диск, безо всяких дырочек и шифров, снаружи. Оля устало посмотрела на меня. Вздохнула. И приблизилась к двери, чтобы разобраться, как ее открыть.
Вдруг откуда-то с потолка раздался спокойный голос профессора:
— Я вас хорошо вижу, друзья мои. Не трудитесь, я сам вам открою, если вы меня внимательно выслушаете и мы придем к небольшому соглашению.
Я прошептал на ухо Оле:
— Ты же можешь проходить сквозь стены в телесном состоянии. Иди одна и повыдирай ему вечно растрепанные волосы.
Она улыбнулась и ответила громко:
— Нет, Владик, не получится. Для этого нужен мой чемоданчик, а я его оставила военным вместе с расщепленным Марелло.
Профессор заржал, как конь на водопое, и проблеял сквозь смех:
— Я всегда знал, что он кончит как-то необычно. Да он и сам мне говорил, что его ждет невероятная судьба.
На него снова напал приступ смеха, но нам не было смешно. Мы спокойно ждали, когда у него закончится истерика.
Еще минуту Сноу кряхтел и откашливался, затем заискивающе проговорил:
— Я в трудном положении. Меня желают уничтожить все — и ваши, и наши. Но я всегда выходил сухим из воды и уверен, что исключений не будет. Думаю, мое предложение будет выгодно как мне, так и вам.
Мы молча стояли и слушали голос, исходивший от потолка. Я подумывал о том, что было бы хорошо шарахнуть по двери из всех стволов. Но скорее всего, его за дверью не будет. Так что пусть тарахтит свои жалкие условия, все равно мы его выловим.
— Я никогда не был членом какой-нибудь тупоголовой организации, — продолжил он. — Я всегда один! Я — и мой разум! Для достижения своих целей я всегда использовал недоумков. Я пробивался в область познания, которая не дает мне покоя всю жизнь. Насколько я понимаю, вас больше всего беспокоит та опасность, которую может принести мною созданный Центральный хранитель и распределитель энергии. И самое важное — где он находится. Вы правы, эта штука чудовищно мощная и может выстрелить в любое время. Но сейчас меня это мало интересует. Для достижения моей новой цели энергии Центрального распределителя будет мало. То, что нужно мне сейчас, вам знать не обязательно. Земля — лишь маленькая ступенька к вершине моей мечты, по-любому я покину ее. У вас элементарно не хватит времени, чтобы добраться до меня. Я оставлю вам все документы на Центральный распределитель и его координаты. А от вас мне нужно двадцать минут времени и обещание, что не будете преследовать меня в течение трех дней. В противном случае вы не получите ничего! Я жду вашего решения.
Я посмотрел на Олю с немым вопросом. Она передала в Высший совет условие профессора и, задумавшись, присела на краешек небольшого выступа в стене. Закрыла глаза и тихонько проговорила:
— Иногда мне кажется, что Питер Сноу это дьявол и есть. Почему бы прародителю зла не делать свои черные дела в его обличье? Но тогда мы гоняемся за пустотой. Игра в одни ворота…
Мне очень хотелось как-то ее поддержать, сказать что-нибудь уместное. Но слова как будто исчезли, а в мыслях проносились пустые и бесполезные цитаты типа «всему свое время и место».
Пришло согласие от Совета.
Оля поднялась, смахнула слезинку с глаз и с вызовом ответила профессору:
— Лично мне очень жаль, что мы не встретимся сегодня с вами. Но рано или поздно наши дорожки пересекутся, и тогда я буду лучше готова к встрече. Опыт — великий учитель! Мы принимаем все ваши условия, хотя для меня это очень болезненный удар, просто нож в спину. Не прощаюсь! Время пошло.
Сноу ничего не ответил. Я стоял рядом с Олей и каждой клеточкой чувствовал ее состояние. Хотелось обнять ее, прижать крепко к своей груди и гладить по голове, как ребенка. В этот миг она казалась такой слабой и беззащитной…
— Понятно, мы, люди, делаем ошибки и ничего не знаем. Но почему такая неразбериха у вас наверху? — спросил я.
Оля смотрела на пол, передвигая ногой маленький камешек. Нехотя ответила:
— Я уже говорила тебе, кажется, а может, и нет. «Нет правды на земле, но правды нет и выше» — это Пушкин сказал. Может, он что-то понимал? — Резко отфутболив камень, она добавила с улыбкой: — Такова жизнь, Влад. И она всегда прекрасна!
Дверь отворилась. Здесь находился центр управления. Ярко освещенное помещение, заставленное аппаратурой и приборами. Перед большим монитором стояли маленький столик и самый простой стул. Питер Сноу, несомненно, был странным и непредсказуемым человеком. На столике — аккуратная стопка документов, касающихся работы и места нахождения Центрального распределителя, и письмо профессора. На конверте крупными печатными буквами было написано: «Самой умной и уважаемой женщине!» Что он там ей написал, конечно, осталось тайной для меня. Думаю, не объяснение в любви, а признание ее превосходства.
Оля, прочитав письмо, бодрым голосом произнесла:
— Мы прекратили войну и предотвратили ужасную трагедию! А с этим гением пусть разбирается Высший разум. Ты, Влад, видел одного из них…
Меня передернуло от воспоминания, и я с дрожью в голосе ответил:
— Я бы предпочел всю жизнь работать сторожем на складе с картошкой, чем встретиться с ним снова.
Мы направились к выходу. По дороге Оля вызвала спецов, чтобы те изучили документы и разобрались с Распределителем энергии — уникальным детищем профессора. Эта станция превосходила по мощности нашу «Еву».
Мы же с наимудрейшей отправились в Мадрид, где находилась главная резиденция Совета по чрезвычайным ситуациям. Оля сдала свои полномочия координатора и стала собираться к себе домой. У нее было много вопросов к своему начальству.
Наконец осуществилась и моя мечта — я шел с ней по Гран-Виа и всеми фибрами своей души ощущал, как горячие испанцы завидуют мне. Да, тщеславие — моя неотъемлемая черта, но хотел бы я видеть мужика, который отказался бы пройтись по проспекту, держа за талию Королеву Вселенной.
Оля все понимала и радовалась за меня, наверное, даже больше, чем я сам. Она подошла к краю тротуара и слегка приподняла руку. Тут же подлетело такси. Водитель, сияя улыбкой, выскочил из машины и, подбежав к задней дверце, с поклоном открыл ее перед ней. Она весело приказала мне:
— Запрыгивай, счастливчик! Поехали к природе поближе!
Мы отправились в парк Буэн-Ретиро, уселись на каменных ступеньках у пруда и, на время позабыв о мировых проблемах, погрузились в милую беседу. Оля сама попросила меня, чтобы я ее поцеловал. Для меня это и был наивысший орден, о котором она говорила в шутку.
Вечер оказался еще более замечательным. Мы прямо в парке улеглись на ворсистой и очень приятной на ощупь травке. Оля положила голову мне на грудь. У меня было только одно желание — навечно остаться в таком положении и дышать ароматом ее волос. В этот миг я осознал, что являюсь абсолютно другим человеком, совершенно мне не знакомым. Это пугало, но счастье, которое я испытывал, отбрасывало все страхи в бездонный колодец. Мое примитивное отношение к женщине как к сексуальному объекту ушло навсегда. Я не знал, как к этому относиться. Во мне проснулось какое-то новое чувство — непривычное, но очень приятное.
Я шепотом спросил у нее:
— Оля, что со мной?
И она нежно, как мама своему малышу, ответила:
— Ты просто растешь, Владик!
Не знаю, что происходило, но по моим щекам текли слезы и мне было ХО-РО-ШО!!! Ну что мне делать? Я ничего не могу! Все это бесконечно сильнее меня.
Прошло какое-то время, прежде чем я успокоился. Думаю, Оля уснула. Я боялся пошевелиться, чтобы не нарушить это волшебное состояние. Но она сама спросила меня шепотом:
— Эй, Владик! Ты там не умер, случайно? А то совсем не дышишь, бедненький мой! — И заливисто, по-детски засмеялась.
Я тоже не мог удержаться — смех заразителен.
Когда мы вдоволь нахохотались и наступила тишина, я попросил ее:
— Оль! Расскажи мне про свой дом и ваш мир.
Она опять прыснула:
— Ну вот, созрел. — Резво повернулась на живот, положила руки на мое сердце и опустила на них свою милую головку. — А как ты сам представляешь мой мир и дом?
Я задумался, вспоминая — а рисовал ли я раньше эту картинку в своем воображении? Ничего не вспомнил и стал сочинять на ходу:
— Думаю, твой дом расположен на берегу большого озера в горах, в котором отражается голубое небо с плывущими розовыми облаками. Сам домик небольшой и похож на усеченную изумрудную пирамиду. На самом верху — твоя спальня. У тебя там большая овальная кровать, а над головой всегда чистое, усыпанное звездами небо. Как в планетарии. Позади дома — большой цветущий сад и площадка для игр. Ты бываешь там редко, но очень любишь это место. У тебя там живет котик, и зовут его Владик! Ну и мир ваш — как Япония через тысячу лет. Пожалуй, все.
Она мягко ухватила меня за нос и слегка потрясла:
— От тебя так просто не отделаешься! Все-таки что-то дьявольское в тебе есть, котик. Ох, боюсь, в рай ты точно не попадешь! — Она встала и протянула мне руку: — Подъем, лежебока! Сколько мы уже валяемся здесь? Пошли к людям!
Я выдвинул встречное предложение:
— Есть охота. Доползем до ближайшего ресторанчика, босс?
Она взяла меня под руку и повела в сторону «кормушки», говоря на ходу:
— Твоя картинка мне очень понравилась. Пожалуй, я бы пожила в таком доме немного, а кота Владика заставила бы ловить мышей. Но понимаешь, в чем дело, там у нас есть всё и ничего. Мой дом там, где я! Мы все являемся архитекторами своей реальности. Сознание проектирует, а энергия мысли строит. Пример тому — твои сны. Они большей частью зависят от твоего подсознания, которое тебе и твоим собратьям по разуму плохо подчиняется. Более того, оно совсем вам не подчиняется. Ваш мозг использует привычные и очень допотопные инструменты. То есть пять очень слабеньких чувств, которых достаточно, чтобы месяцами строить дом, кирпич за кирпичиком. Далее — ожидаемый результат, который вы постоянно ремонтируете. Вход в мой дом с твоим зрением ты не найдешь никогда. А вот, к примеру, котенок вполне может забежать ко мне в гости. У нас, конечно, имеется конвейер для производства материальных объектов, но он может находиться в любом мире. В вашем мире тоже такой есть. Вопрос окружающей нас реальности — сугубо относительный. Он воспринимается совершенно другими чувствами, работающими на наше сознание. Что это значит, объясню просто: если ты посидишь денек в совершенно изолированной комнате, где отсутствуют свет, звук, запах и предметы, которые можно осязать, то твои чувства впадут в невероятную панику. А у нас мы можем использовать такие чувства, которые твой мозг вообще не представляет. Вера Христа — очень яркий пример для вас. Но вы рабы своего мозга, а он, как патологический ленивец, запрещает вам переходить грани, дозволенные им. Ему и так хорошо! Вот, к примеру, наш Высший Магистр является приверженцем простых и стабильных форм. Он очень не любит менять свою реальность, и ему комфортно находиться в любимом месте. Ну, как вашему Диогену в бочке. Но он очень любит «ходить в гости», где ему всегда рады и где он — что важно! — как у себя дома, потому что переносит с собой ощущения. А я, наоборот, люблю различные варианты плавающей действительности, окружающей меня. И поэтому, как любая ваша женщина, меняю наряды по нескольку раз на день. Но мой гардеробчик будет побогаче, чем у английской королевы. Я только одно тебе скажу — я не стираю мною построенные образы бытия, они существуют всегда в безграничном пространстве и времени. Так что я невероятно богатая невеста. Время всегда внутри пространства, а мы хорошо умеем этим пользоваться. И пока, дорогой мой Владик, расклад такой — я всегда могу войти в твой дом, но в мой я должна провести тебя за руку. А на это нужно время. Но, как ты знаешь, оно относительно. Поживем — увидим. Главное, не торопи события. С ними нужно уметь договариваться, — засмеялась она.
Я шел рядом как полоумный. Вроде все понятно, а на самом деле как об стенку головой. Христос вроде тоже пытался объяснить нам что-то в этом духе. Но каков результат! Храмов много, а мы всё воюем, как папуасы, за блестящие стекляшки и красивые бумажки.
Я спросил ее, наверное, глупо:
— Оль, так, выходит, я хуже кота?
Она чуть не упала от смеха и, стуча меня кулачком по спине, простонала в ответ:
— Дурачина твердолобый! Ты меня точно угробишь! Конечно же хуже, но только по зрению, обонянию и слуху! А о вкусах, сам знаешь, не спорят.
Я тоже рассмеялся и, воспользовавшись ее прекрасным настроением, очень бережно поцеловал. Она не сопротивлялась.
После того как я выпустил ее из своих объятий, она спокойно сказала:
— А вот такого чувства, как у тебя, мой мозг не понимает. Так что еще неизвестно, кто из нас более развит. Ведь любое развитие спиралевидное! И я, Владик, очень тебе благодарна, что ты дал мне почувствовать, что такое быть простой женщиной. Это великое чувство! Да, и вот еще что. У тебя есть Светик, и вы счастливы! Так что отпускаю тебя к ней в отпуск. Заметь, целого и невредимого. Она ждет тебя очень! Невероятно хорошая девочка!
Мы подошли к ресторану, но после ее слов жевать и глотать расхотелось. Я вспомнил Светлячка, и мне стало ужасно стыдно перед ней. Как Голубому воришке из «Двенадцати стульев».
Оля поняла мое состояние и, поцеловав меня в щечку, сказала:
— Хочу погулять одна, Владик. И я не голодна.
Она развернулась и стала медленно удаляться по улице. В опущенной руке был зажат наплечный шелковый платок, касающийся тротуара своим голубым уголком. Я молча смотрел ей вслед. Ком подкатил к горлу, и я громко крикнул:
— Я не знаю, что мне делать. Я очень люблю тебя! И Светика тоже! Я не понимаю, кто вы для меня есть. Скажи мне что-нибудь!
Она не обернулась, и я и пошел в противоположную сторону.