Хороший вопрос. Да, в деревянных храмах, о которых я рассказал в этой книге, и во многих-многих других церквях и часовнях, оставшихся за рамками нашего повествования, на сегодняшний день проведены противоаварийные работы и надолго приостановлен процесс разрушения. Есть ли смысл в полумерах, если будущая реставрация этих храмов и их востребованность людьми все равно остается под большим вопросом?

На то она и жизнь, чтобы ставить перед нами вопросы. На то мы и живем, чтобы опытно добывать ответы. На жизненно важный вопрос о спасении гибнущих церквей мы даем ответ — консервация. Если бы этот ответ не был найден и воплощен — вопрос про реставрацию было бы бессмысленно обдумывать в принципе.

Не нам решать, что будет дальше, но Бог благословляет этот труд, и мы в свою меру делаем то, что должно. Придут ли люди? Не знаю, но уверен, что всё не зря. И если уж есть на свете центр, вокруг которого может продолжаться и развиваться подлинная жизнь, то это только храм Божий, в центре которого, в свою очередь, Сам Христос.

Мы, негодные к строевой службе резервисты, Им призваны, вот и идем, едем разжигать духовные костры, вокруг которых свет и тепло среди ночи и холода. Но сколько нас, таких «странненьких»? Пять, шесть сотен — это все «Общее дело». Ну хорошо, из похожих добровольческих движений еще в сумме наберется столько же чудаков. Капля в небольшом озере. А некоторые еще и «подбадривают», считают созидательные попытки этой капли блажью и капризом: «Вот зажравшиеся москвичи, делать им нечего, ездят, занимаются всякой ерундой — детский сад какой-то!» Ну что же, пусть считают. Это тоже позиция. Наверное, хорошо, что есть такие «серьезные», «взвешенные», «разумные», «трезвомыслящие», «рациональные» и «ответственные» люди. Но есть ведь и другие, тоже чудаки, которые помогают бедным, посещают смертельно больных и престарелых, организовывают сопровождение детдомовцам и заключенным. Впрочем, их тоже очень немного. Люди хотят взрослеть, «детсадовцев» не хватает по всем фронтам.

Да, может, если бы мы жили постоянно там, куда ездим, мы бы так и не мыслили. Но мы живем в мегаполисе и мыслим так, как мыслим. И наши мысли способствуют тому, что храмы перестают падать, мы в них служим и крестим людей. Я отслужил на Севере 21 литургию, из них 8 — впервые за 80–100 лет. На них причастились сотни людей. Крестились 47 человек. Все-таки эти цифры чего-то да стоят. А есть и другие священники, идущие тем же путем. Впрочем, существуют такие ценные памятники архитектуры, к которым нас даже не подпустят. Мы консервируем храмы очень простые. Всегда прекрасные, но часто очень невзрачные с виду. И эти их крыши, полы — лишь шанс, данный нам Богом. Повод, чтобы в этом труде люди преобразились. Те, которые приехали перекрыть крышу. И те, которые живут рядом и вдруг увидели, что развалины, на которые они внимания не обращают, — настоящий храм. И в нем уже идет служба. Часто это производит переворот в сознании. Поэтому — будем чудить и дальше.