Климентовский храм мы покинули, обрядив его в четыре новые крыши, подарив новое крыльцо и благоустроив алтарь. Но купол оставался нетронутым. Он продолжал разрушаться, сквозь него текла внутрь вода, и мы обязаны были предопределить будущее, вмешавшись в этот процесс.

Проще всего было бы разобрать и построить заново, но проект такого варианта не предусматривал. Нам предстояло накрыть купол консервационным саркофагом, не трогая его. Но как быть, если снаружи мы в трудовом угаре уже закрыли крышу ондулином, а внутри в барабане не на что опереться, некуда поставить ногу, все шатко и обманчиво?

Надо ехать, вот как быть… Но я ехать не мог и впервые отпустил свою команду в самостоятельное плавание, назначив исполняющим обязанности командира нашего немногословного Влада. Всю подготовку экспедиции, конечно, проводили вместе, коллектив подобрали компактный — двенадцать человек, наш камерный стандарт, все проверенные и надежные. Отслужили молебен, и команда отправилась спасать купол. Они хорошо потрудились и провели всю подготовительную работу: укрепили центральный столб, пустив от него внутри барабана лучевые стропила с выносом их за пределы купола, так что можно было аккуратно перемещаться по кругу с внешней стороны конструкции. А самое главное — установили на храме замечательный крест. Но вот сам купол стоял как заговоренный — к нему приступить парни не успели. Возникли разногласия и споры по конструкции и срокам, ребята привлекли меня к ответственности за принятие решения, позвонив в критический момент по телефону, работы были приостановлены, барабан внутри устлан досками и баннерами, защищающими храм от дождя, а команда вернулась в Москву. Чувство досады осталось. У меня — точно, потому что еще ни разу не было случая, чтобы мы не выполнили задуманное. Сверх плана — сколько угодно. А недобор — такое случилось впервые. Почему так произошло? Тогда я этого не знал, доверившись обоснованиям и рассказам о невозможности в оставшееся время реализовать наш план, но позже, в сентябре, когда я сам попал на купол, я нашел ответ на свой вопрос.

Сентябрьский рейд оказался самым краткосрочным и малочисленным в истории отряда «Небо зовет!». Практически никто из первоначально заявленных не смог поехать, и тут очень помогла четкая и последовательная позиция Филиппа. Он ездит уже два года, но о нем я еще не писал. Пути наши пересекались уже давно, так как мы с ним из одного прихода и наши старшие дети учились в одном классе. Филипп очень сдержанный человек, долго работал с финансами, а потом решил затеять собственное дело и открыл один из самых популярных сегодня музеев Москвы. Несмотря на то что он сам успешный руководитель, он всегда корректен и никогда не лезет вперед, но самостоятельно и заранее просчитывает слабые места и подкладывает там соломку. В музыке это называется отличный аккомпанемент — то, чем сильна превосходная ритм-секция.

Организацию осеннего рейда он вынес практически на своих плечах, сам собрал весь необходимый инструмент, закупил продукты, привлек в экспедицию своего друга и коллегу Егора и знакомого архитектора Женю. Приплюсуем к этой компании меня — «вот и вышел огуречик», то есть вот и весь личный состав. Кроме Филиппа, остальных двух я никогда не видел.

Никакой кухни, никакого быта, все строго и быстро. Помним, что купол неприступен, что изготовление журавцов на месте — длительный и непростой процесс, потому мы ехали лишь для того, чтобы сделать грамотные замеры, в Москве изготовить журавцы и, видимо, следующим летом установить саркофаг. Но ранним утром, садясь в «четвертый дискавери» Филиппа, я узнал, что с нами едет пятый. Кто он? Оказалось, это Коля, уже не раз мелькавший на этих страницах, которого я когда-то практически принудительно привез в Юмиж, «открыл ему глаза» и ни разу об этом не пожалел. «Да, — подумал я, — пятеро — это не четверо».

Две машины мчались по шоссе, погода обещала быть дождливой, настроение было затихшее. О чем думали новички, сказать не могу, но о чем думали мы втроем — знаю точно. Никто из нас в своих мыслях не признавался, каждый затаился до поры. Завтрак в центральной пельменной Ярославля никто не отменял, традиции были соблюдены.

На место прибыли затемно, поставили палатки, даже пытались поиграть на гитаре у костра, но быстро уснули.

Утром помолились, проглотили мюсли и поднялись на купол делать замеры. Посмотрели по сторонам, друг на друга… и, не говоря ни слова, стали напиливать приснопамятные журавцы. Холод, ветер, дождь. Середина сентября. Но к вечеру, когда мы в темноте распевали у костра песни группы «Зоопарк», купол со всех сторон обнимал похожий на гигантского паука готовый, почти полностью обрешеченный каркас восьмигранного саркофага.

Второй день, он же последний. Успеть кажется невозможно, не сделать — нельзя. Мокрые и замерзшие, мы били обрешетку, резали ондулин и приколачивали его. Резали и колотили, резали и колотили. Мы боялись остановиться. Нам казалось, что если мы прервемся даже на несколько минут или спустимся вниз, подняться обратно уже не сможем. И мы колотили до упора, пока не окоченели руки и почти не чувствовались ноги. Тогда мы подумали, что пора срочно спускаться, иначе придется падать. Было четыре часа дня. Пара часов до темноты. С трудом переоделись во что-то, оставшееся сухим, влили в себя консервированный суп, заев его холодной тушенкой, и снова вскарабкались на самый верх. Там осталось не очень много, но прежде чем закрывать ондулином это пространство, мы совершили священнодейство.

Очень важное дело. В августе парни воздвигли крест, но в мое отсутствие крест остался неосвященным. Теперь наступил торжественный момент. На всю жизнь я запомню это освящение. И думаю, каждый, сподобившийся при этом присутствовать и молиться, тоже запомнил. Холодно, дождь хлещет, ветер сдувает, а ты стоишь в полный рост на самом верху, на обрешетке купола, вглядываешься сквозь струи воды в экран телефона, который держишь окоченевшими пальцами, и буквально выкрикиваешь молитвы, будто стараясь перекричать стихию. И при этом все присутствующие совершенно счастливы. Потом, хотя воды вокруг предостаточно, окропляешь залитый дождем крест святой водой, и только после этого откладываются в сторону священные предметы и мы вновь вооружаемся молотками. В девять часов вечера был забит последний гвоздь в последний лист ондулина. Палатки собраны еще с утра, сил наводить порядок в храме после себя нет никаких, вообще никаких. Запираем двери на замок, грузим свои мокрые телеса в машины и разъезжаемся… в разные стороны. Егор с Женей в Москву, а Филипп, Коля и я — в Юмиж, спасать себя от болезни в Диминой бане, про которую я уже писал.

А теперь ответ на вопрос, что я задал себе ранее: «Почему летом парни не смогли сделать в солнечную погоду то, что мы осилили в холод и дождь всего за два дня?» Ответ прост. Не хватило решимости, бескомпромиссной уверенности в успехе и огонька внутри. Все прочее у них было. Они находились всего в двух шагах от победы.