И один из них, законник, искушая Его, спросил, говоря: Учитель! какая наибольшая заповедь в законе? Иисус сказал ему: возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душею твоею и всем разумением твоим: сия есть первая и наибольшая заповедь; вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя; на сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки. Когда же собрались фарисеи, Иисус спросил их: что вы думаете о Христе? чей Он сын? Говорят Ему: Давидов. Говорит им: как же Давид, по вдохновению, называет Его Господом, когда говорит: сказал Господь Господу моему: седи одесную Меня, доколе положу врагов Твоих в подножие ног Твоих? Итак, если Давид называет Его Господом, как же Он сын ему? И никто не мог отвечать Ему ни слова; и с того дня никто уже не смел спрашивать Его.

Это евангельское чтение состоит из двух эпизодов. В первом законник спрашивает Христа о наибольшей заповеди, во втором — Сам Спаситель задает фарисеям вопрос о Мессии, чей он Сын в их понимании.

Вопрос законника имел провокационный характер. Он прозвучал в ряду других таких же вопросов, скрытая цель которых заключалась в подыскании надежного обвинения против Спасителя. Уловить и запутать в словах — один из старых и испытанных приемов расправы с «неудобным» человеком. Этим приемом и пользуются противники Христа. Сначала фарисеи подходят к Нему с вопросом о том, позволительно ли правоверному иудею платить налог римскому языческому императору. Затем саддукеи предлагают Ему решить задачу, чьей будет в будущем веке жена, имевшая семь мужей. Все эти попытки поставить Христа в затруднение оказались неудачными. Вот тогда-то и подходит к нему законник с новым искусительным вопросом о наибольшей заповеди в законе. До поразительных размеров иногда доходит человеческая злоба. Она не останавливается даже перед превращением слова Божия в предмет провокации, в средство расправы с нежелательным лицом. У представителей церковной знати, которые носят в себе повышенное чувство собственной исключительности, злоба иногда действительно принимает невероятные размеры. Они могут изобретать способы самого изощренного коварства. В данном случае Христа провоцирует не идейный противник Писания, а тот самый человек, который посвятил себя изучению священного текста. Увы, изучать — еще не значит проникаться и вдохновляться предметом изучения. Всезнающие специалисты нередко не только теряют благоговение к тексту, но и доходят до чудовищного цинизма в своем отношении к нему.

В чем же заключался тайный умысел законника? По объяснению Златоуста, он ждал, что Христос, отвечая на вопрос о наибольшей заповеди, непременно поведет речь о почитании Себя как Сына Божия, и тогда можно будет обвинить Его в богохульстве. Расчет мог казаться безошибочным. Ведь Христос настаивал на том, что главная добродетель заключается в несомненной вере в Того, Кого Бог Отец послал в мир. Он учил, что без этой веры невозможно войти в Царство Божие. Он говорил, что «кто не чтит Сына, тот не чтит и Отца» (Ин. 5, 23), что Он и Отец одно (Ин. 10, 30). Вся нагорная проповедь строилась на противопоставлении новых заповедей Христа и ветхозаветных предписаний. Каждая из них сопровождалась вступлением: «вы слышали, что сказано древним… а Я говорю вам…» Таким образом, Христос ставил Свои слова выше закона Моисеева. Но ожидания законника не оправдались. Спаситель отвечает законнику так, как будто ничего не знает о его скрытых намерениях. Он превращает его злобные провокации в повод к провозглашению божественной правды. Христос объявляет, что суть ветхозаветных и новозаветных религиозных требований единая. Она заключается в достижении любви к Богу и в любви к ближнему.

В этом отношении Его заповеди нисколько не противоречат предписаниям Синайского законодательства.

Простые слова Христа произвели неожиданно глубокое впечатление на искушавшего Его законника. Евангелист Марк пишет, что законник ответил Христу: «Хорошо, Учитель! истину сказал Ты…» (Мк. 12, 32). Это был момент, когда его сердца вдруг коснулась божественная благодать, когда для него наступило внезапное прозрение. Такова сила слова, исходящего из уст Христа. Оно может просветить даже сознание человека, потемненного злобой, из непримиримого противника сделать кроткого слушателя.

Этот эпизод с законником весьма поучителен. Бывают случаи, когда долгое и ожесточенное противление истине может рухнуть в одно мгновение. Власть стереотипов, сформированных сознанием, может закабалять надолго и оставаться очень сильной. Она способна делать личность упорным противником нового слова, нового учения. Но человек не всегда знает собственное сердце, не всегда понимает его способность откликаться на божественную благодать. На самом деле человек гораздо ближе к Богу, несмотря на все его искаженные представления о Нем. Долготерпение Христа объясняется пониманием этой особенности человеческого сознания. Вот почему в данном случае Спаситель не обличает законника в лукавстве, но дает ему правдивый ответ, который совершает глубокое просвещающее действие.

Вместе с тем, Христос в этом же споре со Своими противниками утверждает и Свое Богосыновство. После ответа законнику Он Сам вопрошает собравшихся фарисеев, что они думают о Мессии, чей Он Сын? Они отвечают Ему: «Давидов». Христос в ответ на это безмерно расширяет их представления о личности Мессии, вновь спрашивая их: «Если Давид называет Его Господом, как же Он сын ему?» (Мф. 22, 45) В соответствии с Писанием Мессия — не просто человек, отрасль Давидова корня, но Сам Господь, не имеющий земного происхождения. Евангелист замечает, что после этого никто уже ни о чем не спрашивал Христа. Таким образом, посредством двух ответов — законнику и фарисеям — Христос, с одной стороны, отклоняет повод к обвинению Себя в богохульстве и приводит искушавшего Его законника к истине. А с другой — не дает фарисеям укорять Себя в том, что лукаво замалчивает Свое тождество с Богом Отцом, которое многократно и во всеуслышание утверждал прежде. Иначе говоря, Христос не оставляет шанса партии фарисеев обличить Себя в том, что действует по двойным стандартам, в соответствии с ситуацией, то замалчивая, то провозглашая, что Он и Отец — одно. Вместе с тем, Он предоставляет им последнее неопровержимое доказательство от Священного Писания в Своем Богоравенстве с Отцом.

Но имелся и другой смысловой аспект в речи Христа о Мессии. Ссылкой на пророка Давида Господь перечеркивает все построения фарисеев и опрокидывает их чаяния о Мессии только как о земном монархе, имевшем единственную цель, — привести рассеянный Израиль к религиозному и национально-политическому величию. Ведь если Мессия, как говорит Давид, не просто человек, но Сам Господь, Творец всего сущего, то Его замысел никак не может ограничиваться одним только народом, но непременно должен иметь соответствующий Богу вселенский масштаб. Фарисеи очень хорошо поняли этот смысловой аспект прозвучавшего ответа. Именно поэтому никто из них больше ни о чем не вопрошал Христа. Произошло окончательное отпадение правящей партии от Христа, которая не желала расставаться со своими взглядами на Мессию и принимать Того Освободителя, Который был им послан Самим Богом.

Из сопоставления двух евангельских эпизодов мы можем видеть, как по-разному ведут себя представители одной партии. Законник, принадлежавший, как и фарисеи, к противникам Христа, после ответа Спасителя отложил злобу и обратился к истине. Фарисеи же и после свидетельств Писания остались непримиримыми врагами Христа. Рядом с поступком законника их упорство выглядит ничем иным, как сознательным отвержением Бога. Таковым оно и остается до сегодняшнего дня, как бы ни пытались некоторые общественные структуры примирить то, что по своей сути не поддается никакому примирению.