9

Тони мог любому залезть под кожу

Тони Спилотро был на десять лет младше своего старого друга Фрэнка Розенталя, но к 1971 году их жизни странным образом шли по одним и тем же рельсам. Они стали публичными фигурами, и на то были свои причины. Обоих арестовывали множество раз: в случае Левши – за ряд мелких нарушений, в случае Тони – за серию мелких преступлений, почти незаметных на фоне того, что он на самом деле совершил. Обоим удалось отделаться от ареста за счет ответных судебных жалоб на чиновников. И обоим пришлось отправиться в западную часть страны после того, что они наворотили.

В 1971 году Тони до сих пор торчал в Чикаго, где ему удалось за короткий промежуток времени серьезно преуспеть в своей преступной отрасли.

«Прикончив Билли Маккарти и Джимми Миралью, – рассказывал Фрэнк Куллотта, – Тони быстро взлетел вверх. Сперва он начал работать на Безумного Сэма ДеСтефано в качестве коллектора. Ростовщик Безумный Сэм был настолько отбитым на голову, что однажды приковал наручниками мужа своей сестры к батарее, избил его до полусмерти, заставил всю свою банду поссать на беднягу, а затем притащил его на семейный ужин.

Затем Тони определили к Милуоки Филу Алдеризио, и стоит отметить, что именно Милуоки Фил помог Тони закрепиться в структуре синдиката. Фил умел зарабатывать. Он был первым, кто догадался трясти бабло со спортивных букмекеров. До него уличный налог платили только букмекеры с ипподрома. Изменив порядки, Фил принялся осваивать денежные потоки, идущие со всех сторон.

Какое-то время, примерно в 1962–1963 годах Тони работал залоговым поручителем. Именно так. Он имел право шататься по всем судам округа Кук. Заходить за трибуны. Заглядывать в комнату судей. Парни из синдиката организовали ему эти полномочия. Он работал с Ирвином Вайнером на Саус Стейт-стрит. Вайнер был готов выступить поручителем за любого. Он вытаскивал под залог парней Милуоки Фила, Джоуи Ломбардо и Турка Торелло.

У Тони теперь было шесть или семь букмекеров, которые ставили для него из нескольких контор, и помимо этого он получал бабки за гангстерское ростовщичество. Однажды Тони пришел ко мне в гости и протянул шесть тысяч баксов, которые мы заработали со ставок. Он сказал мне: “Слушай, Фрэнк, это же куча бабла. Не хочешь вложиться в ростовщичество, как я? – Он продолжал: – Я поднимаю неплохие деньги с этого. Я не заставляю тебя вкладывать все что есть, но почему бы не вложить, скажем, четыре тысячи баксов? Будешь получать по четыре сотни в неделю, а четыре штуки никуда не денутся, и я в любой момент их вытащу для тебя обратно”.

Мне не сильно хотелось отдавать ему четыре штуки, поэтому я предложил ограничиться двумя. Тони согласился, но предупредил, что на дворе шестьдесят первый год и наличка становится дефицитом, поэтому на нее есть огромный спрос. Он думал, что пошутил.

Так или иначе, я выдал ему две штуки, которые он вложил в оборот. Каждую неделю я получал свои двести баксов наличными. Плюс ко всему, мы имели доступ ко всей бухгалтерии наших ростовщиков, поэтому мы обычно забирали процент с их выручки и чувствовали себя отлично. Но деньги у меня не задерживались. Мне всегда нравились новенькие тачки. Поэтому я продал свой форд 1961 года с движком большого объема и отправился к дилеру“ Кадиллак” в Хоуп Парк, где взял синий купе Де Вилль. Я мечтал о подобной машине.

Одним вечером Тони затащил меня в стейк-хаус“ Норт Авеню” на Мангейм Роуд, который принадлежал синдикату. Именно там Тони планировал представить меня верхам. Именно тем вечером я решил перебраться в другую банду.

Джеки Чероне стоял у бара вместе с Безумным Сэмом ДеСтефано и какой-то блондинистой телкой. Все трое были пьяны в стельку, а перебравший Джеки Чероне становился самым мерзким существом на свете. Когда мы вошли, я поинтересовался у Тони, что это за лысый мудак орет у бара.

Мне кажется, я произнес это достаточно громко, поскольку Тони попросил меня снизить тон и объяснил, что это за ребята. Примерно в это же время Джеки Чероне схватил официантку за руку и скомандовал отсосать ему прямо на баре. Она отказалась, после чего он съездил ей по лицу и выволок ее из бара.

Безумный Сэм ДеСтефано подошел к нам и начал говорить о том, что Джеки Чероне совсем чокнулся. Он уже сам успел изрядно набраться. Тут к нам вернулся Чероне и спросил у Тони, с кем он пришел, имея в виду меня. Тони представил меня Сэму и Джеки. Так я и познакомился с Джеки Чероне.

Мы простояли там около часа. Они закатили безобразную попойку в заведении. Джеки Чероне вел себя крайне грубо. Он хватал каждую девушку, проходящую мимо, и притягивал к себе. Ему было наплевать, если девушка была со спутником.

Мне было некомфортно находиться рядом с ним, поскольку приходилось постоянно быть настороже. Нужно было дважды думать о том, что говоришь. Я чувствовал себя полным кретином, смеясь над шутками Джеки и давая ему почувствовать себя важной шишкой. Наконец, мы попрощались. Мы сели в машину и поехали в другое место, подальше от той парочки.

Я продержал деньги в обороте еще пару месяцев, но меня уже тошнило от постоянного вылизывания чужих задниц и пребывания начеку, плюс ко всему, меня заставляли избавиться от новой тачки. Тони хотел занять высокое положение в синдикате. Я не хотел.

В один момент я сказал себе:“К черту этот район! К черту этих парней!” Я сказал Тони: “Я двигаю на восток”.

Он спросил:“О чем ты вообще?” Мне пришлось объяснить, что я не хочу уходить из его банды, но “парни, у вас мало работы, а я хочу делать дела”. Мы остались друзьями, я объяснил, что не могу сидеть на месте, после чего я выдвинулся в сторону восточной части вместе со своей бандой взломщиков».

Как утверждает Уильям Роумер, агент ФБР в отставке, который отслеживал восхождение Спилотро в шестидесятых и писал о нем в своей книге «Вышибала»: «Тони мог любому залезть под кожу. В то время он работал залоговым поручителем, и однажды он устроил за мной слежку, когда я вышел из тренажерного зала, которую я сразу засек. Он был за рулем зеленого олдсмобиля. Он все делал правильно. Старался сильно не приближаться, но я засек пару странных разворотов и понял, что эта тачка едет за мной. Я позволил проследить за собой до Коламбус-Парк, после чего спрятался в безлюдном сквере.

Я знал, чего он хочет. Он пытался понять, с кем я общаюсь, кто мои информаторы, поскольку мы тогда составляли общее дело на Сэма Джанкану и Милуоки Фила, и они хотели найти крысу. Именно этим он и занимался по поручению синдиката, вертясь целыми днями у здания суда.

Он ненадолго потерял меня из виду и начал вглядываться по сторонам. Когда он подошел примерно на шесть метров, я направил на него ствол и выкрикнул: “Меня ищешь, дружище?”

На секунду он напрягся. Но быстро сориентировался.“Да просто гуляю. Мы вроде как в общественном парке”.

Я попытался рассмотреть парня. В тот момент я не знал, что это Спилотро. На нем была фетровая шляпа. Такую же шляпу носил Сэм Джанкана. Тони был одет в серый свитер с галстуком, широкие серые брюки и черные кожаные туфли. Он был очень низкого роста, но плотного телосложения. Крепкий парень. Не слабак. Далеко не слабак.

Когда я представился и потребовал у него документы, он ответил: “Не твое гребаное дело. Я ни хера не знаю, кто ты, мудила, у тебя нет права меня допрашивать без ордера”.

Я сказал, что это еще как мое гребаное дело, после чего заломал ему левую руку за спину и выудил его бумажник. Водительское удостоверение было выписано на имя Энтони Джона Спилотро. Стоило догадаться. Я как-то видел его рядом с домом Сэма ДеСтефано. Я спросил его о ДеСтефано, и он сказал, что никогда не слышал о таком. Я спросил, зачем он преследовал меня, и он ответил: “Да кто тебя преследовал? Я просто гуляю по парку”. Когда я сказал ему, что не верю ни единому слову, он ответил: “Да мне похер, чему ты там не веришь”.

В этом был весь Тони. Вместо того чтобы начать заговаривать мне зубы и любезничать, как это делали остальные, он включил остроумного нахала. Я даже пытался быть с ним помягче.

Я сказал ему, что он еще молод. Что он залоговый поручитель. И что ему следует как можно скорее вытащить свою задницу из этого дерьма.

“Да, и стать тобой, придурок? – ответил он. – Я видел, как ты живешь. Я видел твой дом. Вот это хоромы. Живешь на свалке в промзоне. Охереть, как круто. Предлагаешь мне то же самое?”

Как я уже упоминал, Тони мог любому залезть под кожу.

Я предостерег его и сказал, что если увижу его рядом со своим домом, то буду разбираться с ним вне рамок закона.

Это его не сильно успокоило.“Пошел ты, придурок”, – ответил он. Мы стояли среди деревьев, и я держал его на мушке. Во мне было метр восемьдесят роста и центнер веса. Если он выслеживал меня, то он должен был знать, что я каждый день занимаюсь боксом в спортзале. В нем было метр шестдесят пять роста и шестьдесят килограммов веса, но он продолжал выкручивать мне яйца в безлюдном уголке парка. Это был настоящий Тони. Он пробуждал в вас желание убить его.

Я оттолкнул его в сторону парковки.“Убирайся отсюда, мелкий засранец”, – сказал я, после чего он ушел, забрался в свою машину и укатил.

После этого в любом разговоре с журналистами я отзывался о Спилотро как о“ мелком засранце”. Сэнди Смит из “Трибьюн”, Арт Петак из “Сан-Таймс” и позже Джон О’Брайан из “Триб” начали использовать прозвище “Муравей”, когда писали статьи о Тони. Полагаю, что в те дни слово “засранец” не годилось для газет».

К 1970 году Спилотро стал мелькать в газетах практически каждый день. Он кривлялся и корчил рожи фоторепортерам перед началом и после слушаний, которые проводились Комиссией по борьбе с преступностью. Он даже подавал иски против полиции и Службы по налогообложению из-за двенадцати тысяч долларов, которые были конфискованы властями во время рейда по букмекерским конторам. Полиция утверждала, что деньги были заработаны за счет букмекерских махинаций, поэтому Служба налогообложения оставила деньги в качестве вещественного доказательства в деле о неуплате налогов.

Спилотро проиграл дело; гораздо хуже было то, что судебное разбирательство позволило федеральным агентам получить доступ к его налоговому учету. Они моментально выдвинули обвинения против Спилотро на основе найденного поддельного заявления на получение ипотеки, в котором было указано, что Спилотро работает в строительной компании. Налоговики сослались на то, что победы на ставках были указаны в документе как единственный источник дохода – девять тысяч долларов в год. Доход от строительной компании в документе не фигурировал.

«Тони даже улицу не мог перейти спокойно, за ним сразу приставляли хвост, – рассказывал Куллотта. – Копы начали охоту. Большая часть его банды, включая меня, была одной ногой в тюрьме, и, если он сам не хотел загреметь туда, ему нужно было валить из города. На моей прощальной вечеринке – мне дали шесть лет за грабежи, кражи со взломом и разбойные нападения – Тони объявил, что они с Нэнси и ребенком отправляются в отпуск в западную часть страны. Он рассказал, что планирует податься в Вегас, и пригласил меня присоединиться к нему после освобождения. Я запомнил эту мысль и отправился в спячку на шесть лет».

Весной 1971 года, в тот самый момент, когда Фрэнк Розенталь начал подумывать о работе в казино «Стардаст», Тони Спилотро арендовал апартаменты в Вегасе, и 6 мая 1971 года к чикагскому дому Спилотро в Оук-Парк подкатил транспортный фургон компании «Трансворлд Вэн Лайнс», из которого выскочили грузчики и стали выносить из дома все пожитки. Через несколько минут на улице нарисовались две машины налоговой службы с агентами, ведущими список всех вещей, которые выносили из дома. Спилотро понял, что как только фургон будет полон его имущества, агенты арестуют грузовое средство для налоговой оценки имущества. Он тут же скомандовал грузчикам из «Трансворлд Вэн Лайнс» заносить все вещи обратно из фургона к нему домой. Затем он позвонил своему адвокату и выдвинул иск против Службы налогообложения; он заявил, что федеральные органы власти препятствуют его уезду из города и «нарушают его конституционное право на свободу передвижения и выбор места жительства в пределах Соединенных Штатов Америки».

Через неделю прокурор пошел на попятную, поэтому ребята из «Трансворлд Вэн Лайнс» вернулись к дому и упаковали в фургон три с половиной тонны вещей Спилотро, среди которых было девять коробок с посудой, девять ящиков с одеждой, сорок пять ящиков домашних принадлежностей, детская кровать, четыре прикроватные тумбочки, обеденный стол и шесть стульев, три телевизора, швейная машинка, высокие напольные часы, три кухонных шкафа, тахта, двухместный диванчик, шесть зеркал, мебельный гарнитур из шести стульев, четыре стола и садовая мебель. Согласно транспортной накладной, указанные наименования были оценены в общую сумму девять тысяч девятьсот долларов, причем на всех вещах были сколы или царапины.

В графе «Контактная информация получателя, лицо, ответственное за окончательный платеж» семья Спилотро написала «Фрэнк или Джери Розенталь».

«Сначала Тони и Нэнси прилетали в Вегас с ознакомительной целью, – рассказывал Фрэнк Розенталь. – Что-то вроде отпуска. Прямо перед тем, как они решили переезжать туда. Тони сказал:“Давай прокатимся”. Мы выехали из города в пустыню и стали обсуждать происходящее в Чикаго.

Он сказал, что дома поднялась большая шумиха, и спросил, не буду ли я возражать, если он переедет в Вегас. Почему он спрашивал меня об этом? Думаю, он просто валял дурака. Он просто хотел прикрыть тылы, чтобы после того, как вся шумиха уляжется, он мог сказать: “Боже мой, ну я же тебя спрашивал!”

Во время той поездки я предупредил его, что в Вегасе все было не так, как дома. Я рассказал, что местные копы имеют крайне суровую репутацию. Я рассказал о людях, которых арестовывали и закапывали в пустыне, не дожидаясь пока дело дойдет до суда.

Тони ничего не ответил на это. Я знал, что если Тони окажется в Лас-Вегасе, то ему следует быть настоящим паинькой.

По сведениям ФБР, Спилотро приехал в Вегас, не получив у синдиката разрешения на рэкет и развертывание своей сети ростовщиков, поскольку это могло поставить под угрозу гангстерский бизнес с казино, который являлся основным источником дохода мафии. “Тони был умен, – вспоминал агент ФБР в отставке Бад Холл. – Он знал, что можно, а что нельзя позволять себе с боссами в Чикаго. К примеру, Джо Аюппа был парнем, который не любил раскачивать лодку. Аюппе было плевать на Спилотро, но Тони знал, что стоит ему выбраться из Чикаго, он станет свободной птицей”.

Когда мы вернулись домой после нашей беседы, стало ясно, что Нэнси и Джери тоже не теряли времени зря. Они изрядно набрались. Тони устроил комедию. Он начал орать на Нэнси: “Как ты себя ведешь? Мне стыдно за тебя. Фрэнк передумает, чтобы мы приезжали, если ты будешь продолжать вести себя так”.

Он пытался запудрить мне мозги, показать, что все будет окей. Что они с Нэнси будут образцовой семьей.

Спустя пару недель они окончательно перебрались в Вегас, и это послужило сигналом федералам. Началась охота. Они установили слежку за нами обоими. В каком-то смысле я их понимаю. Они полагали – все полагали, – что Тони приехал в Вегас с инструкциями из Чикаго. Что он должен был стать силовой поддержкой в городе для меня, человека из синдиката в структуре казино.

Это абсолютно не соответствовало действительности, но Тони воспользовался всеобщим заблуждением. Он стал поддерживать все слухи. Он сам стал распускать их. Он говорил: “Я советник Фрэнка. И его телохранитель”.

Даже Джери думала, что он мой босс. Как-то раз я отправился в загородный клуб с несколькими управляющими казино, и один из них сказал, что мой босс поджидает меня в углу. Я огляделся, ожидая увидеть какого-нибудь босса из “Стар-даст”, и заметил Тони, играющего в карты. Увидев, что я вскипел, парень сказал, что это была шутка, но она была недалека от общей картины, сложившейся в городе с самого начала.

Не успел Тони пробыть в городе двух или трех дней, как на меня накинулся шериф Ральф Ламб. Он сказал: “Передай своему другу, что через неделю его не должно быть в городе”. Я попытался заступиться за Тони. Я сказал:“Ральф, я не хозяин этого парня, он сам по себе. Отстань от него”. Это не сработало. Шериф хотел, чтобы Тони убрался из города.

Я передал Тони слова шерифа, но в тот момент приближался его день рождения или что-то типа такого же праздника, поэтому вместо того, чтобы уехать из города, Тони пригласил своих пятерых братьев. Они не имели проблем с законом. Один из них работал дантистом. Но шериф Ламб моментально арестовал их всех и отправил за решетку на несколько часов.

Он продержал Тони в изоляторе для пьяных всю ночь. Это был гнилой отстойник, в котором всех поливали водой из шланга, опасаясь вшей.

Когда Спилотро в конечном счете выбрался оттуда, он был в бешенстве. Он кричал: “Я убью этого сукиного сына”. Но затем он угомонился. Как-никак, он имел законное право остаться в городе, поэтому они с шерифом Ламбом заключили перемирие, несмотря на то что их отношения были далеки от дружеских.

Думаю, Тони даже смутно не представлял себе последствий своего переезда. Вряд ли у него был план действий. Обстоятельства менялись изо дня в день, но что более важно, ему приходилось действовать в одиночку, без поддержки».

Тони, Нэнси и их четырехлетний сын Винсент стали привыкать к новой квартире, а Нэнси – к новой роли домохозяйки из Лас-Вегаса. Фрэнк и Джери помогли семье Спилотро обжиться: Левша способствовал открытию счета в «Бэнк оф Невада» для Тони, а Джери представила Нэнси своим постоянным парикмахерам и мастерам маникюра в «Сизарс-Пэлас». Джери и Нэнси стали хорошими подругами. Они вместе ходили по магазинам, ужинали по вечерам, когда их мужья были заняты, (такое случалось нередко) и три-четыре раза в неделю играли в теннис в загородном клубе Лас-Вегаса, членами котрого они стали благодаря Левше.

В противоположность изысканным Розенталям с их дорогими машинами и домом с видом на поле для гольфа, Нэнси и Тони жили скромно. Они ездили на недорогих автомобилях и приобрели домик с тремя спальнями на Балфор-авеню, в обычном спальном районе. Нэнси записала маленького Винсента в католическую школу «Бишоп Горман», вступила в родительский комитет и даже осмелилась посетить местное отделение полиции, когда велосипед ее сына украли прямо у дома. Тони не пропускал ни одной игры малой лиги, где он сидел на трибунах или сразу за тренером вместе с остальными отцами, болеющими за своих сыновей.

Тони открыл магазин подарков в отеле «Серкус-Серкус» под названием «Энтони Стюарт Лимитед», и Нэнси частенько работала там. Большую часть своего времени Тони проводил в покерных залах в «Серкус» или в «Дьюнс», одалживая проигравшимся деньги под бешеные проценты. Вскоре практически все покерные игроки из двух казино стали ему должны.

Его ростовщические дела, рэкет и шулерство в карточных играх вскоре привлекли столько внимания, что спектакль под названием «Приключения Оззи и Харриет» пришлось заканчивать. Тони приставил бетонный блок к задней стенке своего дома, чтобы выглядывать из-за него и проверять, не идет ли слежка. Обычно слежка шла. Агенты видели его на поздних вечеринках с самыми молоденькими и самыми наивными девчонками в городе. В это же время Нэнси попалась за вождение в пьяном виде; в тот раз она указала имя Джери – а не Тони – в качестве контактного лица при возникновении экстренной ситуации.

Не прошло и двух недель с момента переезда Тони в Вегас, как федералы поставили его на прослушку. Чикагский отдел ФБР предупредил своих западных коллег о прибытии Спилотро. Федералы следили за Тони уже на одной из его первых встреч посреди пустыни, на которой его попросили подключить нужного поставщика мяса во все крупные отели. После этого было зафиксировано, как Тони проследовал на встречу с председателями местного Продовольственного союза. Затем представители этого союза назначили встречу главным закупщикам отелей-казино, и уже к лету все отели закупались мясом у нужной конторы.

«Мы дергали его в участок каждые три-четыре месяца по стандартным надуманным делам, – рассказывал сержант уголовной полиции Лас-Вегаса Уильям Китон. – Показывали ему поступившую жалобу, он обиженно ворчал, что люди подставляют его под арест, после чего мы его отпускали.

Тони любил всеобщее внимание. Был беспокойной натурой. В то же время он умел производить впечатление. Чикагская комиссия по борьбе с преступностью как-то отправила нам фото парня, голову которого засунули в тиски, они предполагали, что это было дело рук Тони. Я изредка посматривал на это фото и напоминал себе о том, что Тони крайне опасен. В голове парня зияла трещина шириной сантиметров в двенадцать, но Тони еще умудрился залить его лицо жидкостью для розжига и поджечь. Глаза бедняги буквально вылезли из орбит.

В сентябре 1972 года мы задержали его по подозрению в умышленном убийстве на основании чикагского ордера 1963 года. Ему было отказано в выходе под залог – обычная практика при расследовании убийства, – и он ожидал экстрадиции обратно в Чикаго. Думаю, Тони не хотел провести ночь в тюрьме, поскольку на судебном слушании о внесении залога за Спилотро присутствовал Розенталь. Это был не самый грамотный ход от Левши, но, я полагаю, у него не оставалось выбора».

«Прошел примерно год с момента переезда Тони, когда он позвонил мне из тюрьмы, – рассказывал Фрэнк Розенталь. – Ты должен поручиться за меня. Сделай это для меня, – попросил он, – тебе нужно будет дать показания о моей репутации, чтобы я вышел под залог”.

Оказалось, его загребли в связи с расследованием убийства в Чикаго в шестьдесят третьем году. Я ответил: “Твою мать, Тони, я работаю в казино, я стремлюсь к лицензии”.

Я попытался донести до него, что мне совсем не с руки будет приходить в суд и выдавать ему положительную характеристику на слушании о выпуске под залог при обвинении в убийстве. Для Совета по контролю за играми это было бы как красная тряпка для быка.

“Тебе придется, – сказал он. – Иначе мне крышка”.

Я отправился в суд. Я поручился за Тони, и его выпустили под залог в десять тысяч долларов. Тони клялся мне, что он невиновен. Он говорил очень убедительно. На следующий день я бросился изучать прессу, выискивая свое имя в статье о слушании. Мне повезло. Обо мне не написали».

«Они отвезли Спилотро в Чикаго, чтобы выдвинуть обвинения, – рассказывал агент ФБР Билл Роумер. – Когда его привлекли к суду, он заявил о своей невиновности и сказал, что не помнит, где находился в день убийства. Он сказал, что через неделю после убийства был застрелен президент Кеннеди, поэтому он постарается использовать эту дату, чтобы восстановить хронологию событий в день убийства Формана.

Он действовал хитро. Он сказал, что попросил свою семью просмотреть все записи. Он надеялся, что семья найдет доказательства в пользу его отсутствия на месте убийства.

Примерно за месяц до суда один из двух сообвиняемых Тони, Безумный Сэм ДеСтефано, был застрелен в своем гараже. Два выстрела из ружья в упор. По стечению обстоятельств жена Сэма и его телохранитель уехали повидаться с родственниками за тридцать минут до происшествия.

Тони волновался из-за Безумного Сэма. Он хотел, чтобы его дело рассматривали отдельно от дела Сэма. ДеСтефано уже получил три года за угрозы в адрес свидетеля обвинения по делу о наркотиках, к тому же он получил предупреждение за появление в зале суда в кресле-каталке, пижаме и с громкоговорителем в руках. Тони сильно беспокоился, что Сэм произведет негативное впечатление на присяжных. Кроме того, ходили слухи, что у Сэма был рак, поэтому страх умереть в тюрьме мог заставить его сдать своих сообвиняемых, то есть его брата Марио и самого Тони. Мы слышали, что Тони тайком обращался к боссу синдиката Энтони Аккардо и объяснял, что Безумный Сэм закопает всю организацию».

Спилотро выиграл дело. Арлин, жена его брата Джона, решилась дать показания. Она заявила, что в день убийства она с мужем вместе с Нэнси и Тони выбирали мебель и бытовую технику, обедали и обсуждали цветовые палитры. Суд присяжных снял обвинения с Тони.

«Я был на том заседании, – говорил Роумер. – Когда судья зачитал вердикт, Тони победно вскинул руки вверх. Затем он посмотрел в нашу сторону, где сидели все сотрудники правоохранительных органов. На лице Спилотро застыла презрительная ухмылка. Он задержал ненадолго свой взгляд на мне.

Когда он покидал зал суда, будучи свободным человеком, я перекрыл ему проход.“Ты все равно остался мелким засранцем, – произнес я. – Мы тебя скоро достанем”, – добавил я шепотом.

Тони посмотрел на меня и улыбнулся. “Пошел на хер”, – сказал он».