Ночное шоссе

Звоню Игумнову.

Его голос включается сразу, будто Слава ждал моего звонка.

– С Новым годом, старичок! – орет он. – Рад тебя слышать! Веришь не веришь – только что сам хотел тебе позвонить! Веришь?

– Верю, – говорю. – Дай мне телефон Варшавского.

– Ну ты мудилка картонный! – обижается он. – А с Новым годом поздравить?

– С Новым годом, – говорю я, – и с новым счастьем.

– Эхе-хе! – вздыхает Слава. – Какое у нас, старых гамадрил, может быть новое счастье? Разве что новые девочки! Как там в песне поется? «Ты – любовь моя последняя…» Молчу! Инга сейчас меня убьет!

– Что-то ты больно веселый, – говорю я. – Успел нарезаться?

– А как же! – опять кричит он. – А ты почему такой трезвый?

– Дай мне телефон Варшавского.

– Не могу.

– Почему?

– Лев Львович строго-настрого запретил мне давать его номер посторонним лицам без его личного позволения.

– Я не постороннее лицо, – говорю. – Ты не представляешь, до какой степени мы с ним родные люди.

– Не волнует, – отвечает Слава. – А зачем он тебе?

– С Новым годом поздравить. И – с новым счастьем.

– Врешь, – говорит он. – Но если тебе срочно… Могу сам позвонить Варшавскому и передать твою просьбу.

– Звони!

Через минуту Игумнов снова на связи.

– «Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети». Думаю, наш Пингвиныч греет тело жирное в песочке на Канарских островах. И все-таки – зачем он тебе?

Врать бесполезно. Нет смысла.

– Хочу выяснить: Вика у него?

– Вы что, с ней поругались? Она сбежала к дяде?

– Откуда ты знаешь, что Вика – его племянница?

– Вот еще новость! – фыркает Игумнов. – Об этом большом-большом секрете знает вся его редакция. А о том, что знает его редакция, знает мой Верунчик. (Инга, не мешай разговаривать, потом подеремся!) А ты разве этого не знал?

– Ты мне не говорил.

– Вот что, Иноземцев, – трезвым голосом говорит Слава. – Со своими отношениями с Викусей и ее дядюшкой ты, пожалуйста, разбирайся сам, без меня. У меня с Варшавским деловые отношения. Кстати, что у вас произошло с Викой?

Сказать ему? Нет – рано.

– Я тебя услышал, – говорю. – Зачем ты собирался мне звонить?

– Очень серьезная тема, Кеша! И это не телефонный разговор.

– Не сегодня, – говорю.

Черт возьми, они все водили меня за нос! И я был прав, они смеялись надо мной! Все, кроме Вики… Вика меня ненавидела. Ничего себе характер у моей дочери! Полгода носить за пазухой ядовитую змею и объясняться мне в любви!

Но Вика добилась своего. Моей спокойной жизни пришел конец. И мне плохо. Мне страшно!

Вызываю такси. Ждать приходится долго, первое января – многие разъезжают по гостям. Спускаюсь вниз, открываю переднюю дверцу и с удивлением вижу того же улыбчивого деревенского парня, что несколько дней назад возил меня к дому Варшавского.

– О! – радостно говорит он. – Как не расставались! С Новым годом!

– И тебя с новым счастьем, – говорю я. – Поехали!

– Адрес такой же? – смеется он. – Барвиха на Мякининском шоссе?

– Точно.

– Опять жена сбежала? А я своей шубу новую купил. Теперь от меня не сбежит.

– Сбежит, – говорю. – Не болтай, трогай!

Парень делает серьезное лицо.

– Надеюсь, тариф тот же?

– Слюни подбери! Пять тысяч за глаза хватит. Туда и обратно. Может, еще придется подождать.

– Поехали, – погрустнев, соглашается он.

На проселочной дороге, где находится усадьба Варшавского, совсем не новогодняя тишина. И темнота. Понятное дело: богатые люди, которые успели построить здесь особняки, улетели на теплые моря, а тем, кто живет здесь давно, в деревянных домишках, громко праздновать не на что. Скоро их всех вытеснят отсюда варшавские, понастроят тут вилл в ампирном стиле и закроют въезд для посторонних вроде меня. Закон джунглей…

Нажимаю на кнопку звонка. Дверь в заборе открывает бритоголовый шофер-охранник.

Впервые внимательно рассматриваю его лицо и фигуру. Пожилой, но крепкий мужик. Из простых, но с чувством собственного достоинства. Такие не лебезят перед боссами и не кидают понтов перед теми, кто от их хозяев зависит. Заметно, что этой ночью крепко выпил, но держится твердо. Молодец!

– А, привет! – равнодушно-похмельным голосом приветствует он меня. – Опять заблудились, командир?

– С Новым годом, маршал Жуков.

Жуков бросает на меня злой взгляд, подходит к машине и разглядывает лицо таксиста.

– И ты здесь, приятель? – нисколько не удивляясь, говорит он. – Что-то вы к нам зачастили. Хоть милицию вызывай.

– Не надо милицию, – говорю я. – Хозяин дома?

– Нет его… Сегодня улетели на Кипр. По делам.

– А племянница его, Вика, здесь?

– Вдвоем улетели, – откровенничает он.

– А ее мать? Даша… Дарья… Забыл ее отчество…

– Дарьи Семеновны тоже нет. Утром улетела в С.

– Что, никого дома нет?

– Почему никого? Супруга Льва Львовича здесь. Еще собачка, которую Вика с собой привезла.

Из дома раздается громкий лай. Даже отсюда слышу, как Лиза отчаянно скребется в стеклянную дверь.

– Похоже, знакомая тебе собачка, – задумчиво произносит Жуков. – Ты вообще кем им приходишься?

– Дальний родственник, – говорю. – Отлучили меня от семьи за плохое поведение. В дом не пригласишь?

– Ты не наглей, – отвечает маршал. – Если хозяин тебя сам в первый раз не пригласил, с какого хера я буду тебя приглашать? Наше дело солдатское. Опять же супруга Льва Львовича болеют. Ты вот собачку забери. Беспокойная… Все время куда-то рвется… Не к тебе? Забирай! У меня голова от нее раскалывается.

– Извини, маршал, – говорю я. – Не до собачки мне теперь. Пусть она пока с вами поживет. Ты гуляй с ней почаще и косточки ей купи, но не куриные. Куриные собачкам вредно.

– Понял, – грустно говорит он. – Спасибо за науку! Выпить не хочешь? Если честно, мне самому очень хочется. Но в одиночку я не пью. После шестидесяти одному пить не стоит. Тебе тоже не советую!

– А что, – спрашиваю, – я похож на шестидесятилетнего?

– Да нет. На пятьдесят от силы тянешь. Молодой еще парень! Завидую.

Мы мчимся по пустому шоссе и приближаемся к МКАД. За боковыми стеклами не видно ни зги, и только в лобовом стекле блестит просвет асфальта, освещаемого фарами. Еще впереди горит огнями столица. И как же неуютно в этом мире!

Парень думает о чем-то своем.

– Она тебе кто, – спрашивает, – жена или племянница?

– Она моя дочь.

– Да ну? Понял.

– У тебя дети есть? – спрашиваю я.

– Дочь, – говорит он. – Красавица!

– А скажи, приятель, – говорю я, – что бы ты чувствовал, если бы вдруг переспал с родной дочерью?

Парень явно тупит и продолжает улыбаться во весь рот.

– В каком смысле переспал?!

– В прямом. Что непонятного?

Машина резко тормозит… Парень съезжает на обочину.

– Выходи! – не поворачивая головы в мою сторону, приказывает он. – Пешком до МКАДа дойдешь.

– Не понял.

– А щас я монтировку из-под сиденья достану, и ты сразу поймешь. Вылезай, пока я добрый!

– Ты не дури! Я пошутил!

Он нагибается, вынимает монтировку.

– Шутишь, говоришь? Шутки я люблю. Да ты не ссы! Пешком тебе недолго топать. Птицы с кокардами за тобой прилетят.

– Птицы? Какие птицы?

– Говорю же, с кокардами. Они шутить любят. Тебе понравится…

В районном отделении милиции меня допрашивает пожилой усатый капитан с лицом трезвого, невыспавшегося мужчины.

– Итак, подведем неутешительные итоги, – говорит он. – Вы были задержаны нарядом на обочине шоссе, ведущем от поселка Спутник в направлении МКАД. Документы отсутствуют. На вас дорогая кожаная куртка. В вашем портмоне при задержании обнаружены сто пятьдесят тысяч рублей новыми купюрами. Как вы это объясните?

– Что именно? – спрашиваю. – То, что меня задержал ваш наряд? То, что я шел по обочине шоссе в направлении Москвы? Или то, что на мне кожаная куртка и сто пятьдесят тысяч наличными?

– Нет, про наряд не надо, – говорит капитан. – Наряд отправили мы, потому что вашу подозрительную личность заметил на шоссе молодой и бдительный таксист. Про дорогую куртку, допустим, готов поверить, что она ваша. Но что вы делали с такими деньгами ночью, в пустынном месте? Недалеко от поселка, где, кстати, проживают небедные люди. Которые сейчас наверняка находятся в отъезде.

– Намек понял, – говорю. – Но разве я похож на грабителя?

– А вы знаете, как выглядят настоящие грабители? Ох как интересно! Расскажите мне, пожалуйста!

– Вы издеваетесь надо мной?!

– Начнем сначала, уважаемый. Вас поздно ночью на пустом шоссе заметил молодой и бдительный таксист и сообщил нам. На вас дорогая куртка и солидная сумма в кармане, я подчеркиваю, вся новыми купюрами. Направлялись вы в сторону Москвы от поселка, где живут богатые люди. Знаете, сколько, по статистике, грабежей случается в Новый год в таких поселках?

– Что вам от меня нужно?!

– Например, услышать, откуда у вас такая наличность? Что вы делали на дороге в ночное время?

– А молодой бдительный таксист вам не рассказал, что это он высадил меня на шоссе?

– Почему?

– Не хочу говорить.

– Вот видите! Вы ставите нас в сложное положение. О деньгах тоже не скажете?

– Несколько дней назад я, кажется, снял их в банке и забыл выложить в домашний сейф.

– Кажется? Когда? В каком отделении какого банка?

– Не помню. У меня серьезные проблемы с памятью.

Капитан улыбается.

– Вы не поверите, уважаемый, как часто мы слышим эти слова. Все так и говорят: «Тут помню, а тут не помню». Надо помнить!

– Черт возьми! – вскипаю я. – Верните мне телефон! Я позвоню другу, он приедет и подтвердит мою личность и наличность!

– Не могу, – вздыхает капитан. – Если вы то, что я о вас думаю, то ваш звонок так называемому другу из отделения милиции может послужить сигналом, чтобы ваш друг залег на дно. Поэтому я не верну вам телефон и звонка от друга мы подождем вместе.

– Вы не имеете права меня задерживать! – кричу я. – Я не совершил никакого преступления!

– На двое суток – имеем.

– Дайте мне позвонить!!!

– Не кричите вы так, – говорит капитан и морщится. – Голова и без вас болит. А хотите выпить?

Его предложение настолько неожиданное, что я теряюсь. И вдруг понимаю: это именно то, чего я сейчас больше всего хочу.

– Пожалуй, не откажусь.

– Ваня! – кричит капитан. – Принеси из холодильника!

Молоденький лейтенант, участвовавший в моем задержании, приносит нам водку и закуску.

Капитан наливает два стакана до краев и один подвигает ко мне. Чокаемся.

– С Новым годом! – говорит капитан.

– Ага! – говорю я. – И с новым счастьем!

Понимаю, что делаю непростительную глупость, но мне все равно. Хуже уже не будет. Выпиваю стакан одним духом, как мы делали на спор в студенческой молодости, и занюхиваю кусочком бородинского хлеба. Ух, хорошо!

Глядя мне в лицо, капитан крякает от удовольствия, но сам выпивает только четверть стакана.

– Да ты слабак, капитан!

– А ты орел! – смеется он. – Как, говоришь, тебя зовут?

– Иннокентий Иноземцев. Известный писатель, кстати!

– Писатель, говоришь? Не слыхал о таком. Но если ты писатель, то не оставишь ли автограф?

Протягивает мне лист бумаги. Подмахиваю не глядя.

Усатое лицо капитана расплывается в дрожащей улыбке. Понимаю, как сильно я опьянел. Наплевать, на все наплевать!

– Наливай еще, капитан! – кричу я. – Мне терять нечего!

Капитан уже даже не смеется, а хохочет во все горло. Сейчас он похож на казака на известной картине Репина. И кажется, вокруг него много таких же казаков. Второй стакан водки, как ни странно, дается мне с большим трудом. Вдруг вспоминаю, что за весь день не съел ни крошки. Тем не менее, преодолевая спазмы, выпиваю не отрываясь и опять занюхиваю кусочком хлеба… Сквозь туман вижу, что капитан о чем-то шепчется с лейтенантом. Догадываюсь, что сейчас меня отвезут в безлюдное место и выбросят из машины без денег. Но теплую куртку мне, скорее всего, оставят. Не звери же они, чтобы позволить мне замерзнуть на морозе на хрен?!

Вдруг слышу голос Игумнова.

– Эй! Что здесь происходит?!

Славка, друг! Как я тебе рад!