Инга

Самое смешное, что у меня, пятидесятилетнего мужчины, практически нет сексуального опыта. Тамара, ругавшая меня за то, что я летал с бабами на Кипр, на самом деле сильно ошибается. Единственной бабой, с которой я переспал на Кипре, была жена Игумнова. Его четвертая жена. Молодая, красивая, редкой души сука. Слава менял жен вместе с жилплощадью, пока не доженился до Инги, и, похоже, сам не знает, до кого он доженился. Слава принадлежит к породе мужчин, настолько уверенных в своем мужском превосходстве, что им и в голову не приходит, что жена может изменить. Как Стива Облонский, Слава не может представить себе, что его Долли в принципе может быть неверна. Долли может только сидеть дома и ревновать его к другим женщинам, а другие женщины вроде Верочки – в свою очередь, ревновать к прочим женщинам. Еще он принадлежит к породе мужчин, которые, расставшись с очередной супругой, любят всем говорить, что у него сохранились с ней прекрасные отношения. Почему-то мужчинам этого типа важно подчеркивать прекрасные отношения с бывшими женами.

Однажды в шутку я предложил Славе сделать обрезание и перейти в мусульманство, которое разрешает многоженство. Он вполне серьезно ответил, что было бы неплохо, но наше законодательство это не позволяет. «Понимаешь, – сказал он, – я люблю всех своих жен. Просто Инга самая любимая».

Два года назад я полетел на Кипр, чтобы купить дом в районе Пафоса, на скалистом берегу. Почему я не сказал об этом Тамаре? Возможно, потому, что это была моя личная мечта – иметь свой дом на скалистом берегу теплого моря. Потом я сказал бы ей, конечно, если бы случайно не встретился там с четвертой женой Славы.

Инга прилетела раньше мужа, он задерживался по делам. До этого мы виделись с ней только один раз. Тем не менее она узнала меня и слишком уж заметно обрадовалась: «Мне так скучно одной!»

Когда она успела соскучиться?..

Все это чепуха, будто мужчины ценят добродетельных жен. Они ждут добродетели от собственных жен, это правда. Но самая безошибочная приманка для мужского самолюбия – чужая развратная жена, и особенно жена твоего лучшего друга. Никогда не нахваливайте друзей своим женам. Будьте уверены, вашим женам они и так намного интереснее, чем вы…

Впервые я увидел Ингу в редакции, в кабинете Славы, хотя до этого она каким-то образом успела познакомиться и даже подружиться с Тамарой. Игумнов, щедрая душа, так горячо расхваливал меня своей жене, что в какой-то момент мне стало даже неловко. Потом он вызвался подвезти меня на своей персоналке домой, потому что у меня, как обычно, барахлила машина и я приехал в редакцию на такси. Мы с Ингой сели на заднее сиденье, Слава – рядом с шофером. Слава продолжал напевать что-то о моих несравненных достоинствах, когда я почувствовал вдруг на своем еще мягком члене твердую руку его красавицы жены. Даже через штаны она сжимала его так же уверенно, как Славин шофер дергал ручку коробки передач на перекрестках. При этом с преданным лицом продолжала смотреть в глаза мужу. Тот сидел, полуобернувшись к нам, и она с милой улыбкой внимала его лестным словам обо мне.

В результате я, как пишется в любовных романах, излился в штаны. И это было за минуту до того, как шофер остановил машину возле моего подъезда. Не знаю, как смогла Инга так точно рассчитать время? Тоже перфекционистка?

Кстати о шофере. Он все видел в зеркале заднего вида. Это было понятно по его глазам, которые в зеркале видел я. Я видел глаза ее мужа, говорившего попеременно с женой и со мной, видел глаза его шофера, но почему-то был уверен, что он ничего не скажет своему боссу. Ни сейчас, ни потом…

«Мне здесь так скучно одной!»

Черт возьми, нужно было прогнать ее с позором! Но память о выдающемся оргазме, что я испытал в автомобиле, испытал с непроницаемым лицом, на глазах мужа Инги ударила мне в мозг со страшной силой. Вдобавок я был преисполнен гордости за удачно купленный дом – трехэтажный, в английском стиле, с невероятно красивым видом из кабинета на Средиземное море. Я не заигрывал, но не мог отказать жене друга в желании взглянуть на мои хоромы. И конечно же, ей захотелось осмотреть спальню. Оценить попой и спиной фантастическую двуспальную кровать.

Которая совсем не скрипит.

Последней соломинкой, за которую я пытался ухватиться, было отсутствие у меня презервативов. «Расслабься, малыш! – сказала Инга. – Разве ты не знаешь, что презерватив есть в косметичке любой порядочной замужней дамы?»

Вернувшись в Москву, я тайно заглянул в косметичку Тамары. Там не было презервативов…

Было ли мне совестно потом? Ответьте на этот вопрос сами. Стыдно ли юноше, который переспал со второй в своей жизни женщиной? Которая опытнее и беззастенчивей, чем он. Которая все знает. С которой он испытал то, чего раньше никогда не испытывал. Ответьте-ка на этот вопрос, потом судите судом праведным.

Хуже было другое. Я не позволил жене Игумнова остаться у меня на ночь. Довольно было и того, что между нами случилось днем. Но Инга, видимо, обиделась. Прощаясь, она (уж не знаю, как это у нее вышло) успела сделать наше общее селфи на фоне моего дома и в тот же день отправила моей жене ММС со словами: «Тамарочка, твой Кеша приобрел виллу на Кипре! Прими мои поздравления!»

Слава увидел этот снимок еще в Москве – ему переслала Тамара. Он перезвонил жене, и та соврала, что это шутка.

Слава ничего не заподозрил. Прилетев, он хлопал меня по плечам, хохотал и говорил, что у его благоверной и в мыслях не было меня спалить, потому что мыслей в ее прекрасной голове быть не может, как не может быть и мозгов. «Мы с котенком всем скажем, что это шутка. Не волнуйся, ты вне подозрений. Шутка неудачная, согласен, но что ты хочешь от баб? Такое у них понимание юмора».

Знал бы он, на какие еще шутки способна его супруга.

Однако своего эта сука добилась. Мне пришлось засекретить виллу. Тамара, конечно, была уверена, что на Кипре я ей изменил. Она поругалась со мной и рассорилась в пух и прах с Ингой. Но в то, что покупка виллы – это шутка, поверила…

После трех дочерей, рожденных от трех жен, Инга родила Славе четвертую дочь. «Это даже не “Три сестры”, – уныло сказал Слава, – но и не “Братья Карамазовы”».

В кармане моих джинсов вибрирует сотовый телефон, напоминая мне о руке жены Игумнова. Звонит Максим и говорит нервным голосом.

– Пап, извини! Я погорячился. Но зачем ты…

– Ты звонишь, чтобы извиниться, или у тебя ко мне есть еще какие-то вопросы? Отвечаю на все сразу. Я не ворую носовые платки, не ем маленьких детей и не сплю с Викой. И Лев Львович – тоже.

– Ты выпил? – спрашивает сын.

– Совсем немного, – почти честно говорю я, вспоминая свои недавние подвиги.

– При чем тут Лев Львович? – говорит Максим. – Он отличный мужик! Такой толковый, во всем разбирается…

– Да, профессионал высочайшего класса.

– Вот именно. Пап, ты сказал, что можешь освободить меня от армии. Это правда?

– Как два пальца… – пьяно говорю я, пытаясь сообразить, как это делается. Я не пальцы имею в виду. Просто никаких связей в военкоматах у меня нет.

Однако нужно отвечать за слова.

– Договорились. Я освобождаю тебя от армии, а ты поступаешь в вуз.

– Да! В Литературный институт.

– Только через мой труп. Я положу его у дверей приемной комиссии, и вам с Викой придется через него перешагнуть.

– При чем здесь Вика? – кричит в трубку Макс.

– Ты же не будешь снова врать папе, что это была твоя светлая идея? Я знаю, что Вика мечтает стать писательской женой, чтобы кто-то писал за нее ее дешевенькие любовные романчики…

Я громко несу еще какую-то пьяную чушь, не замечая даже, что Максим давно отключился. Зато меня внимательно слушает весь ресторан, включая официантов, Вику и Варшавского.

Когда поздно ночью я возвращаюсь домой, в моей квартире – картина маслом. Вика в ночнушке сидит на диване и читает любовный роман. Эту обложку я уже видел сегодня: «Да, босс!». Пока я раздумываю, выгнать Вику сразу или отложить до утра, она отрывается от книги и как ни в чем не бывало смотрит на меня честными глазами. Словно ничего и не было в ресторане сегодня.

– Как ты думаешь, папик, – задумчиво говорит Вика, – почему наши и американские романы такие разные? В американских босс пристает к ней и она обводит его вокруг пальца, а в наших она пристает к нему и обводит вокруг пальца, но как-то некрасиво.

– Это потому, – говорю, – что в американских женщинах развито чувство собственного достоинства. Они не красят губы, не подводят глаза и не одеваются как проститутки, когда идут знакомиться с мужчиной. Они не пытаются соблазнить их дешевыми ночными рубашками, разгуливая перед ними без трусов. Ой, да ты, кажется, хочешь от меня уйти? Тебе помочь собрать мамин чемоданчик?

– Нет, – говорит Вика насмешливо, – я поживу еще у тебя. Конечно, если ты не против.

– Нет, что ты! Наглость – второе счастье.

– А знаешь, что ты кричал генеральному в его кабинете? Ты кричал, что, если он еще раз посмеет… если он хоть пальцем ко мне прикоснется… ты сотрешь его в порошок. Еще ты сорвал со стены портрет Че Гевары и надел ему на голову. Во-от! А еще обещал засунуть его вонючие сигары ему…

– Все, хватит!

Смотрит с победоносным видом…

– Дело в том, душа моя, – злорадно говорю я, – что мы с генеральным просто разыгрывали Верунчика.

– Это еще как?

– А так. Ты знаешь, что она хотела уйти от него к Пингвинычу?

– Ну… да.

– Во-от! А Слава этого не хочет. Во-первых, Вера отличная секретарша. Во-вторых, она еще кое-что умеет, о чем тебе знать рано. Ничто так не возбуждает любовь женщины, как жалость к мужчине. Кстати, запиши это в блокнот. Так вот, Игумнов, когда я оскорблял его на глазах Веры, выглядел таким жалким, таким несчастным, таким потерянным… Я сам был готов разрыдаться, но оставил эту радость Вере. Ты не представляешь, какими глазами она на него смотрела. А меня была готова придушить.

– Ты это серьезно?

– Абсолютно. Воображаю, какой у них сегодня был секс!

– Да, – растерянно говорит Вика, – они уходили вместе.

– Еще бы! Недалеко от издательства есть прекрасный мини-отельчик для влюбленных. Но об этом вам тоже еще знать рано, мисс!

Сейчас глаза Вики похожи на две гневные тарелки.

– Какие же вы сволочи! – восклицает она. – Какие вы все сволочи! Я завтра же все расскажу Верочке!

– И этот вариант нами продуман, – говорю я. – Сегодня она его просто пожалела, а завтра благодаря тебе будет восхищаться им как мужчиной, способным ради нее на такое сумасбродство. И что бы ты ей ни говорила, все будет мимо.

Вот на хрена я это придумал, а?

– Так мы собираем мамин чемоданчик? Что-то мы давно не доставали его из шкафа. Эй, чемодан, ты где?

– Никуда я не уйду, – зловеще говорит Вика, – но я тебе: а) отомщу, б) скоро отомщу и в) страшно отомщу!

– Тогда спокойной ночи, любовь моя.

Уже начинаю засыпать, когда тренькает телефон.

Эсэмэс от Игумнова: «Спасибо, старичок! Это было великолепно!»