Меньше слов, больше дела
Это тоже отнюдь не правило. Помнится, Виктор Славкин, известный драматург, рассказывал мне о своём разговоре с Василием Аксёновым, после того как Аксёнов вернулся из своей первой поездки на Запад – где-то в начале восьмидесятых. «Вася говорит: «Я теперь знаю, как надо писать диалоги, – рассказывал Виктор. – Как у старины Хэма. Сидят за столом женщина и мужчина. И диалог такой: женщина: «Ты меня видишь?» Мужчина: «Да». Женщина: «Да?» Мужчина: «Да…»
Тоже неплохо. И тем не менее Аксёнов продолжал писать диалоги, присущие стилю Аксёнова, а не Хемингуэя.
В движении диалога, в его напоре, градусе, должна – помимо логики, или абсолютного её отсутствия, или вывернутого наизнанку смысла – содержаться некая парадоксальность. Посреди логичного течения разговора резко поверните руль в другую сторону, куда читатель даже не смотрит. Направьте диалог на стену сарая, на фонарь, на забор, на ствол этого дуба и в последнюю минуту, визжа тормозами, крутите, как бешеный, обратно.
Иными словами, читателю должно быть гораздо интереснее читать диалог двух этих чуваков, чем идти в бар пусторюмить и языком чесать с приятелями или даже с собственной девушкой. Победите его девушку, чёрт побери, завоюйте на час-полтора этого нового читателя. Пусть он ей скажет потом: «Извини, зачитался…»
Прежде чем писать диалог на бумаге, я сотни раз репетирую его в жизни. Я репетирую не слова, а этот вот резкий поворот руля.
Берём пример.
Писатель идёт гулять с собакой. Этот городок, где он живёт… этот дорогостоящий, чёрт его знает почему, район проживания весьма состоятельных граждан… В общем, эта блядски дорогущая деревня обрамлена двумя роскошными, мощёнными камнем променадами, и каждый тянется над красивейшим ущельем, поросшим соснами и оливами.
Так вот, оба променада загажены по обочинам домашними питомцами, несмотря на то, что примерно каждые метров двести-триста между соснами стоит столб с пакетами для уборки собачьего дерьма и мусорный бак, чтобы его туда бросать.
Писатель – человек принципиальный (в этом вопросе). Он (я) уже трижды вешал написанные собственной рукой объявления, типа: «Если вы считаете себя культурным человеком, то почему не убираете за своей собакой?» Дети писателя считают его (меня) чокнутой, наивной, нервной, деспотичной и какой-то там ещё и уверяют, что подобные объявления должен развешивать муниципалитет.
Ну хорошо. Ведь мы – о диалоге, не правда ли?
Итак, мы с Шерлоком на дневной прогулке. День – прелестный, летний, но не жаркий. По синему небу стремительно движутся пышные и очень белые облака, так что хочется плеснуть их в кофе. Тишина, благодать, из ущелья поднимается прохлада… Ни единой живой души, слава богу, только чёрные тени от сосен разлиты по обочинам и афганский скворец сидит в кроне пинии и распевает так, что – зуб даю – российский соловей, мною описанный, мною же и будет посрамлён. (Я однажды слышала, как такая вот птаха спросила меня: «Крокодил не проходил?»)
И тут в солнечной перспективе возникает фигура спортивной женщины в соломенной шляпе. Она, с наушниками в ушах, бодро и напористо идёт нам навстречу (на бицепсе закреплён ремешками прибор, высчитывающий калории или – что там? – шаги). Поравнявшись с нами, божьими странниками, она останавливается и говорит мне таким же напористым и ровным, как шаги её, голосом:
«Вот вы гуляете со своей милой собачкой. Все гуляют с этими милыми распущенными животными, оставляя после себя кучи испражнений».
Ах, она знает слово «испражнения». Молодец! Надо научить её другому слову.
Я тоже останавливаюсь. Это ещё не диалог. Первая фраза всегда повисает в воздухе и там же может раствориться. Внимание! Диалог всегда зависит от второго голоса.
«Вы совершенно правы! – говорю я прочувствованно и даже проникновенно, бархатным голосом, грустно качая головой. – Можете говорить с нами по-русски. Но ваше замечание к нам не относится, потому что (резкий поворот руля) мы срём справедливо и регламентированно».
Я приветливо вытаскиваю из кармана смятый целлофановый мешочек. У меня всегда карманы забиты этими мешочками на всякий случай.
Дама обескуражена и дезориентирована. Она не ожидала такого ответа, я ведь прилично выгляжу и, прямо скажем, не юна. От меня не ждёшь таких слов, выстроенных в таком порядке. Но это уже диалог. Это уже интересно.
«А может, и вам приспичило? Могу одолжить… – продолжаю я. – Знаете, от этой идиотской спортивной ходьбы, бывает, так прихватит, что уже не до этикета. Просто снимаешь штаны и – конец газону. Не поверите, сколько в человеке говна!»
И мы с Шерлоком вразвалочку шествуем дальше, не оборачиваясь.
Позвольте, что, собственно, произошло?! Эта дама всего лишь вслух продекларировала то, что вот уже пять лет я сама пишу в своих дурацких никчёмных объявлениях! По идее, я должна бы слиться с ней в экстазе правопорядка и чистоты, организовать комитет по поддержке арабских дворников, написать открытое письмо в муниципалитет…
Что ж… видите ли. Я терпеть не могу всех этих благовоспитанных старых коров с их крахмальным лексиконом и счётчиком шагов или – чего там? – калорий. У меня толстая задница и язык как помело. И потому диалог наш удался на славу. В нём есть драматургия, два разных характера, два разных подхода к теме, есть правда. Не «правда жизни», которая никому не нужна, а та самая художественная правда, на которой держится жизнь литературы.
