Мостик между двумя дыханиями
Набоков презирал обильные диалоги. Где-то он уничижительно отзывается о книгах, где от многостраничных диалогов пестрит в глазах.
Убедительная точка зрения, которую всё же не стоит принимать во внимание – даже учитывая гений Набокова. Остальные восемь тысяч замечательных писателей на разных языках отлично обходились чуть ли не одними лишь диалогами. Это вопрос всё той же органики дарования. Одному писателю диалог – болтовня и халтура, другому писателю диалог – отец родной и основной способ показа литературной действительности.
И в самом деле: как ты ни описывай местность, обычаи какой-то семьи, историю трёх её поколений, природу-погоду во всём великолепии всех четырёх сезонов… – неизбежно наступает момент (и ты его очень остро чувствуешь!), когда читатель говорит тебе: о’кей, а теперь покажи.
Не надо больше ля-ля, довольно пояснений, пейзажей и натюрмортов. Покажи мне эту девицу: что она думает о том парне, что скажет при первой встрече и как он ответит.
Читатель, понимаете, любит лично смотреть, лично слышать и лично щупать. Он накушался кинематографа до звона в голове. Давайте-ка, дядя-тётя писатель, посоревнуйтесь с мелькающими картинками, с настоящими слезами, с настоящим сексом на экране.
Словом: давай, покажи…
Это один из двух способов создания художественной реальности: способ изобразительный, объективный. Владеют им единицы, ибо самое трудное в нашем ремесле – отлепиться, оторваться от того гомункула, который вырос в твоей голове и прирос к твоему нутру; изрыгнуть его во внешнее пространство, увидеть его – нового, самостоятельного – извне, посторонним взглядом. Вспомните, какими глазами в один прекрасный день вы смотрите на шестнадцатилетнюю дочь, выбегающую из своей комнаты (она опаздывает на вечеринку!) – в новом «взрослом» платье, в туфлях на каблучках, с гривой роскошно промытых каштановых кудрей… Накрашенную! «Ты чего так размалевалась?!» – кричите вы якобы возмущённо, ибо вы – очарованы, поражены и слегка… пришиблены явлением этого вашего нового человека .
Это «эффект наблюдателя», одна из категорий квантовой физики: глядя на что-то, ты изменяешь то, на что смотришь.
И тебе ничего не остаётся делать, как выпустить ту самую девицу на сцену – пусть идёт сама, вихляя бёдрами или там вышагивая деловитой походкой примерной ученицы. Ходить она может как угодно, но стоит ей открыть рот… А каким голосом, кстати, она заговорит? С каким акцентом? Употребляет ли рискованные обороты или бубнит, повторяя затвержённые банальности своей мамани?
Короче, диалог беспощадно всё обнажает – ситуацию, повадки героев, их намерения; порою и мысли. Диалог – это не то, что скроет ваши ошибки, и потому писать его сложно, несмотря на обманчиво пригласительную возможность просто потрепаться.
Именно в диалогах следует безжалостно вычёркивать слова, междометия и целые фразы.
Оставьте пару звуков – так, на развод. Прислушайтесь, как вы разговариваете с другом, с соседкой… не говоря уже о супружеском обмене новостями и соображениями на разные темы. Это вам только кажется, что за ужином вы с женой «посоветовались и решили». С чего вы взяли, что между супом и запеканкой были произнесены хотя бы одна-две внятные фразы? Нет, это не фразы, а дырки от бублика.
Но диалог – это мостик между двумя дыханиями. И точно как дыхание не может прерваться (разве что в летальном случае), так же и диалог должен длиться. Если не в словах, то в жестах, в движении, в мыслях персонажей. И даже тиснув пятистраничное описание луга, детской площадки или тёмного переулка, вы, автор, продолжаете диалог героев – пусть одна из них давно крепко спит, а другой потягивает третью кружку пива в ближайшем пабе.
Очень часто диалог не имеет прямого отношения к действию в реальном времени. Диалог вовсе не обязан иллюстрировать действие, не обязан действие объяснять – ни в коем случае! Но он обязан это действие двигать.
Вспомните Чехова: герои на сцене ужинают, а в это время рушатся судьбы и разбиваются сердца.
