Напойте-ка мне ведущие темы романа…
Иногда журналисты, читатели, критики или просто знакомые люди допекают меня запретным (о, мучительным для меня!) вопросом: играю ли я на фортепиано?
Они не виноваты, напоминаю себе торопливо, они ни при чём, они не представляют, какой кувалдой долбанули в этот миг по некой застарелой мозоли. Да и то сказать: любому нормальному человеку, посвятившему много лет исполнительскому делу, этот вопрос должен казаться естественным. В самом деле, отчего не присесть за клавиатуру и не поиграть гостям что-нибудь приятное?
Нет, едва ли не сцепив зубы, отвечаю, я не играю на фортепиано. Для этого я слишком уважительно отношусь к любому ремеслу, тем более к музыкальному исполнительству, которое требует многочасовой работы, большого физического и ментального труда, истинного подвижничества. У меня даже нет дома инструмента. Достаточно того, что первые же аккорды любого музыкального произведения вышибают дух из моей груди, слёзы из глаз и стон из души. Полное отстранение от некогда родной стихии – самая честная и, на мой взгляд, мужественная позиция человека, испытавшего поражение в какой-либо области искусства. Изгнанные из рая не жуют райское яблоко. С бывшими мужьями не дружат.
Но тогда, – интересуются, – как вам удаётся передать музыку словами?
Отвечаю: никак. Музыка передаётся другими знаками, нотными значками на нотной линейке, и для нашего слуха оживает при помощи исполнителей, желательно хороших. В книгах же музыка рассказывается, это авторский приём, создание иллюзии того, что ты якобы слышишь описываемую музыку. Это тоже – воздух романа, это тоже – трепетная составляющая его души. Ведь по силе воздействия на человека с музыкой не сравнится никакой другой вид искусства.
«Потому что настоящая музыка – это, пацан, настоящая тоска», – говорит пропойца-фаготист моему герою Сене в романе «Почерк Леонардо».
В отличие от литературы, музыка не должна прибегать к иллюзиям, к фокусам; ей не нужны переводчики. Её цель – исправная ушная раковина, и тогда музыка вольна греметь, шептать, мчаться, красться на цыпочках, разливаться полноводным озером, гомерически хохотать и стонать в любовном экстазе. У неё есть могучее средство соблазнения: мелодия, которая способна снова и снова брать в плен целые армии. Она – богачка, эта музыка: у неё есть высота и сила звука, скорость, возможность дивного многоголосия. Композитор, творец музыки – он поистине властитель Вселенной.
По сравнению с музыкой литература – нищенка. Средства её убоги: всё те же слепые знаки на странице, выстроенные таким образом, чтобы читатель поймал неслышимую и невидимую волну – мысли и чувства. Если, конечно, читатель – твой, то есть человек чуткий, ловящий на лету образы и намёки, способный с подачи автора создать и оживить любую сцену, лицо, антураж. Равная по воображению и чувствованию личность. Если же нет – твой текст слеп и глух. Да он просто мёртв!
Но Душа романа не только говорит с вами; бывает, она и поёт, и даже – исполняет музыку. Когда при помощи чёрных буковок на белой бумаге (или на экране вашей читалки) в мозгу читателя, в его воображении начинает звучать музыка – это не что иное, как мастерство писателя. Мелодичная непрерывность целого. Высший пилотаж.
Конечно, это блаженство: знать, что книга, главный герой которой не просто певец, а редкая птица, контратенор, открывающий рот чуть ли не на каждой странице, попала в руки читателя с музыкальным образованием. Счастье – знать, что для этого читателя все описанные тобой пассажи, музыкальные инструменты, все реалии музыкального исполнения не просто ряд слов, а мир, полный смысла, нежности, любви и восторга. Однако совсем не каждый читатель слышал звучание барочной скрипки и уж вовсе не каждый осилит сей страшный трюк: многостраничную барочную ораторию никогда не существовавшего композитора восемнадцатого века, сочинённую лично тобой для этой книги – романа-трилогии «Русская канарейка».
Кстати, московский композитор Антон Фёдоров впоследствии эту музыку написал. Перевёл из букв в ноты. Единственный, думаю, случай, когда не литературный текст передаёт словами звучание музыкальных инструментов, а наоборот – музыка воссоздаётся по тексту книги. Очень интересная музыка, я прослушала с некоторым потрясением, хотя ситуация напомнила мне анекдот о Карузо, арию которого Хаим напел своему другу.