Но ведь смиренье —
Лишь лестница для юных честолюбий.
Шекспир
Мы знаем, что желаем добиться успеха. Мы желаем что-то значить. Благосостояние, признание и репутация — тоже дело хорошее. Мы хотим всего этого.
Проблема в том, что мы не уверены, будто смирение может нас к этому привести. Как заметил миссионер и востоковед Сэм Уэллс, мы до смерти боимся быть скромными, так как рискуем оказаться «подчиненными, растоптанными, потерянными и незначительными».
Если бы мы спросили нашу ролевую модель Уильяма Шермана, как он себя чувствует, вероятно, в середине карьеры он описал бы себя примерно теми же словами. Он не сколотил состояния. Не выиграл крупных сражений. Не видел своего имени в заголовках газет. Возможно, перед Гражданской войной он задался вопросом, а тот ли он путь выбрал и не окажутся ли первыми те, кто идет за ним.
Такие мысли приводят к фаустовской сделке и превращают самые чистые амбиции в откровенную зависимость. На ранних стадиях эго помогает приспособиться: безумство может сойти за бесстрашие, заблуждения — за уверенность в себе, невежество — за доблесть. Но будущее все расставит по своим местам.
Никто еще не сказал: «Парень, это чудовищное эго стоило того». Внутренние споры об уверенности напоминают хорошо известную концепцию популярного американского радиоведущего Айры Гласса, которую можно назвать зазором между вкусом и талантом.
Все мы, кто занимается творчеством, влезает в это, потому что у нас хороший вкус. Но тут как будто какой-то зазор, когда в течение первой пары лет то, что вы делаете, не так уж хорошо… Реально не так уж здорово. Пытаешься делать хорошо, есть стремление делать хорошо, но выходит не особо. Но ваш вкус — та штука, которая привела вас в эту игру, — он по-прежнему убийца, он достаточно хорош, чтобы вы могли сказать: то, что вы делаете, — своего рода разочарование для вас.
Именно оказавшись в этом зазоре, эго и способно выглядеть утешительным. Кому приятно смотреть на себя и свою работу и обнаруживать, что они «не соответствуют»? Мы могли бы пошуметь. Прикрыть суровую правду грубой силой личности и страсти. Или мы можем честно противостоять недостаткам, заняться ими. Мы можем позволить себе смириться, ясно отметить: здесь мы талантливы, здесь нужно совершенствоваться, а затем постараться перекрыть этот зазор. И мы можем создать положительные привычки на всю оставшуюся жизнь.
Если эго искушало во времена Шермана, то в наше время мы подобны шоссейному велогонщику Лэнсу Армстронгу, собиравшемуся на «Тур де Франс» 1999 года.
Мы словно бейсболист Барри Бондс, сомневающийся, идти ли ему в клинику BALCO. Мы заигрываем с высокомерием и обманом и в процессе этого преувеличиваем важность победы любой ценой. Эго говорит нам: «Все так делают, и тебе тоже надо». И мы думаем, что без этого победа невозможна.
Конечно, по-настоящему круто встречать жизнь со спокойной уверенностью, невзирая на отвлекающие факторы, — пусть другие пользуются костылями. Классно быть настоящим и громко заявлять: «Я не собираюсь смягчать акценты». Утверждать в полный голос: «Я собираюсь быть собой, быть лучшим вариантом себя. И не важно, насколько жестка игра». Делать, а не быть.
Именно такой выбор подготовил Шермана к моменту, когда страна и история нуждались в нем сильнее всего. Правильный выбор позволил ему сориентироваться в колоссальных задачах, которые вскоре встали на его пути. В этом горниле он выковал личность, которая была не только амбициозной, но и терпеливой, новаторской, храброй — но без наглости, без безрассудного риска. Он был настоящим лидером.
У вас есть шанс сделать то же с собой. Чтобы играть в другую игру, нужно быть донельзя смелым в своих целях. Будущее станет проверять вас, и вы не сможете даже понять, какие качества оно оценивает. Ведь эго — это кошмарная сестра успеха.
И вы сейчас узнаете, что это означает.