Золотая лихорадка: атомная трансмутация

В 1880-е в англоязычных странах история алхимии начала преподаваться в составе курса химии. Скорее всего, именно из-за массового включения истории златоделия в университетские курсы интерес к тайной науке вскоре захлестнул оккультное подполье: мистики перевели, напечатали и распространили огромное количество древних источников по алхимии, создали многочисленные объединения и кружки. Вслед за этим ученые-химики, увлеченные алхимией благодаря преподавателям университетов и оккультным журналам, объявили об успешной трансмутации.

Лауреат нобелевской премии по химии Уильям Рамзай, о котором уже неоднократно упоминалось выше, активно интересовался оккультными науками. Он не только был членом Общества психических исследований, но и читал алхимические тексты, а также рассказывал об алхимии своим ученикам в университете в середине 1880-х гг., к примеру, цитируя «Изумрудную скрижаль» Гермеса. Вероятно, что первоначальные знания о ней он почерпнул на лекциях своего учителя, Джона Фергюсона – впоследствии почетного президента Алхимического общества. В одной из публичных речей Рамзай, подобно оккультистам, цитировал Фарадея, утверждавшего, что трансмутация – главная проблема, которую должен решить химик.

Другой лауреат нобелевской премии по химии, неоднократно упоминаемый в этой главе, Фредерик Содди, во время учебы в Оксфорде посещал лекции об алхимии и читал исследования по истории науки, в которых были и главы о златоделии. Среди них можно отметить работы друга Рамзая, французского химика и историка химии Марселена Бертло, впервые организовавшего перевод многих древнегреческих и арабских алхимических первоисточников – в то время они были популярны и среди оккультистов, и среди ученых. В своих лекциях студентам Содди говорил об атомном веке химии и утверждал, что истинной целью любого химика является трансмутация, способная пролить свет на строение материи и открыть эпоху искусственных элементов.

Несмотря на то, что оба ученых не состояли ни в каких тайных орденах и не вступили в Алхимическое общество, у каждого из них были свои оккультные идеи. Поскольку их научная репутация была безупречна, они могли себе их позволить. Рамзай всерьез обсуждал существование телепатии, а Содди полагал, что некая цивилизация прошлого владела знаниями о ядерных преобразованиях и благодаря им создала идеальную планету, которая затем исчезла – этим ученый объяснял библейские описания рая и грехопадения. Очевидно, что эти мысли были позаимствованы им в популярных в то время теориях о затонувшем острове Атлантиде, на котором, как считалось, жила цивилизация с чрезвычайно развитыми наукой и техникой.

Неудивительно, что и Рамзай, и Содди первыми произвели научные попытки трансмутации – они были глубоко увлечены алхимией. Другие химики никогда не стремились к трансформации элементов, скептически относились к опытам Рамзая и Содди и лишь смеялись над златоделием. Если бы несколько нобелевских лауреатов одновременно не придали такого значения древнему ремеслу, феномен алхимии мог бы и не возродиться в XX в.

Содди провел успешный опыт по наблюдению за природной «трансмутацией» совместно с Резерфордом в 1901 г., но Рамзай пытался воссоздать процесс, противоположный ядерному распаду для того, чтобы вызвать контролируемую трансмутацию атома одного элемента в другой. Он считал, что алхимикам не удалось превратить ртуть в золото только из-за того, что энергия их атаноров была недостаточной для такой операции. Многие химики и алхимики его времени были вдохновлены этими положениями и его собственной трансмутацией и в надежде повторить ее пытались воздействовать на вещества при помощи радиоактивного излучения, катодных или рентгеновских лучей. На дальнейшие опыты неоалхимиков воодушевляла и пресса, красочно описывавшая успехи трансмутации. К примеру, газета The New York Times часто представляла эксперименты Содди и Рамзая в алхимических терминах, а авторы статей в лондонских газетах даже использовали для своих сюжетов о химиках образы из златодельческих трактатов, например, когда говорили о естественным образом распадающемся радии как об «уроборосе алхимиков, пожирающем самого себя, только очень медленно».

В итоге, на волне увлечения трансмутацией, в 1904 г. с Рамзаем связался некий инженер по имени Мелвилл Хантер. Ученый начал тайно сотрудничать с этим прожектером, которого он в шутку называл «золотым человеком». Хантер задумал поставить на поток производство золота, полученного из серебра. Согласно его методе, нужно было добавить в серебро гелий, чтобы получилось золото; последнее увеличивалось в объеме после трансмутации – мысль, в высшей степени алхимическая, поскольку златоделы так же считали, что философский камень не только превращает неблагородный металл в золото, но и делает вес золота гораздо большим, чем вес исходного материала. Рамзай поверил инженеру, выражавшему свои мысли крайне убедительно, тем более что и сам химик верил в возможность существования такой технологии. Ученый проверил этот метод в ходе серии слепых экспериментов, но спустя несколько лет окончательно разочаровался в Хантере: содержание золота в его образцах не росло. Хантер, тем не менее, планировал построить в Филадельфии завод по трансмутации серебра. Эта история напоминала проект американца Стивена Эмменса, который в 1897 г. объявил, что превратил серебро в золото (а точнее якобы открытый им элемент аргентаурум) с помощью воздействия экстремальных нагрузок. Знаменитый химик Крукс был настолько впечатлен технологией, что хотел поехать в Америку проверять ее эффективность. Метод Эмменса и его взгляды (например, отрицание теории Ньютона) быстро были признаны ошибочными, а ученые и пресса над ним долго посмеивались.

В 1912 г. Рамзай провел первую в мире намеренную трансмутацию меди в литий при помощи катодных разрядов. Однако никто из ученых не смог воспроизвести ее, а затем и вовсе оказалось, что литий не возник из меди, а попал к исходному веществу через неплотные соединения между приборами вместе с сигаретным дымом, т. к. Рамзай нервно курил во время опытов (и эту ошибку допустил человек, получивший нобелевскую премию за опыты с газами!). Наступил краткий период разочарования. Но уже в 1919 г. подтвержденную трансмутацию провел Резерфорд. Это стимулировало новые алхимические проекты и привело к появлению множества патентов, призванных защитить все новые невероятные технологии получения золота. В начале 1920-х гг. румынский химик Штефания Мэрэчиняну, работавшая в одном институте с Марией Кюри в Париже, объявила об обнаружении золота в свинце, подвергнутом воздействию солнечного света. Эта идея, совпадающая со многими алхимическими рецептами, была многократно проверена ученой, и она докладывала о ней в Парижской академии наук. Для опытов Мэрэчиняну использовала свинцовую черепицу с крыши парижской обсерватории. В конечном итоге было признано, что все, что нашла химик – это небольшая примесь золота, случайно попавшая в исследуемый материал.

В 1922 г. немецкий химик и пионер цветной фотографии Адольф Мите обнародовал результаты опыта по добыче золота из ртути, облучаемой ультрафиолетом при помощи ртутной лампы. Он получил золото случайно, проводя эксперименты по окрашиванию стекла для фотографии и решив проанализировать ртутный налет, образовавшийся внутри лампы. Получив из 5 кг ртути совсем небольшое количество благородного металла, Мите сфотографировал его при помощи непривычной для тогдашней публики макросъемки и представил на лекции о своем открытии цветные фотографии крупных «слитков» золота. Общественность подумала, что увеличенные в 300 раз диапозитивы отражают реальный размер добытого металла. С помощью технологии Мите в Германии даже надеялись начать платить по счетам (после Первой мировой страна должна была выплатить 50 тонн золота репараций), оккультисты называли его новым Гермесом, а позитивные результаты в аналогичных экспериментах были получены профессорами амстердамского университета. В Японии тем временем пробовали превратить ртуть в чистейшее золото при помощи мощных разрядов тока в несколько миллионов вольт. Началась настоящая «гонка вооружений» по трансмутации, увековеченная в одном из немецких фантастических романов: в нем некий изобретатель использует мощность Ниагарского водопада, чтобы превратить ртуть в золото. Впрочем, как и в романе, проект заканчивается неудачей. В 1926 г. оппонент Мите, химик Фриц Габер, и другие исследователи установили, что в любой ртути всегда имеется небольшое количество золота. Более того, золото присутствует в микродозах буквально везде, даже в воздухе, котором мы дышим – для его нахождения нужна только высокочувствительная аппаратура. Габер выяснил, что золото также можно найти в любом материале, если потрогать его той же рукой, что и золотую оправу своих очков. Скорее всего, драгоценный металл попал в образцы Мите из кабелей и электродов в лампе. При этом, раскритиковав способ Мите, сам Габер предлагал добывать золото из океанских вод: ведь в одном кубометре воды было до 10 мг благородного металла! Подсчитав, сколько будет стоить выработка золота из воды на пароходах, курсирующих между Германией и Америкой, ученый в конце концов распрощался с этими планами.

Почти одновременно с Мите в Германии производством золота из свинца начал заниматься аферист Франц Таузенд. В своей лаборатории в Мюнхене горе-алхимик пытался превратить соль в морфий, а при помощи специального лака сделать звучание любой скрипки таким, будто бы она была создана Страдивари. В поисках денег он втерся в доверие к видному деятелю и депутату от гитлеровской партии НСДАП Людендорфу и пообещал тому технологию обогащения. Это было как раз кстати, потому что после неудачного пивного путча в 1923 г. партия испытывала финансовые трудности. Эксперт-химик проверил метод Таузенда и не нашел в нем никакого обмана – шарлатан добавлял ржавчину к свинцу и якобы получал золото. Несмотря на то, что эта показательная трансмутация была так похожа на аналогичные представления, проводившиеся в Новое время, после которых головы алхимиков частенько летели с плахи, Таузенд получил от партии огромное финансирование. На него он открыл лаборатории по всей Германии. Авантюрист подружился с итальянским фашистским диктатором Муссолини и пообещал, что Германия и Италия вскоре невероятно разбогатеют. Профессор химии, посланный Муссолини, обнаружил обман: в свинце уже находился кусочек золота. В 1929 г. алхимик стал банкротом, и его повели под суд. Таузенда бросили в тюрьму, но он настаивал на проверке своих способностей. Его раздели догола и посмотрели даже под ногти, однако немцу все же удалось превратить свинец в золото. Состав металла показал, что, скорее всего, это был кусочек золотой ручки, которую он мог украсть где-то в тюрьме. В итоге лжеэкспериментатор скончался в заключении. Но его дело продолжили другие мошенники, пытавшиеся сотрудничать с нацистской властью. Немецкий авантюрист Генрих Германн Куршильдген, считавший, что может производить искусственные золото и радий, в 1935 г. продал рейхсфюреру СС Генриху Гиммлеру свой новый рецепт создания бензина из воды, за что в итоге оказался за решеткой. В 1938 г. к Гиммлеру с похожим обращением пришел металлург-авантюрист Карл Махус, утверждавший, что может делать золото. Ему была выделена лаборатория в концлагере Дахау, и, как не сложно догадаться, после пары лет безуспешных экспериментов он был переведен из нее в сам лагерь.

Сегодня это выглядит невероятным, но в 1920-е и 1930-е гг. многим казалось, что трансмутация может принести катастрофические экономические последствия. Идея золотого стандарта, на которой базировалась вся мировая экономика, в свете возможных открытий новой алхимии давала трещину. Во время великой Депрессии в США дискуссия о природе денег включала в себе обсуждение атомной алхимии. Ведь если за счет выработки синтетического золота настоящее потеряет свою ценность, придется искать альтернативу. Что может ей стать? Серебро? Биметаллический стандарт? Базовая валюта – доллар, подкрепленная сырьевой корзиной? Энергия? Некоторые чиновники в США уже в 1922 г. стремились успокоить народ, опасавшийся, что производство искуственного золота разрушит экономику, и говорили, что долгожданного открытия не произойдет. Тем не менее, опыты Мите вызвали панику среди экономистов в 1924 г., а в New York Times появился заголовок «Синтетическое золото может уничтожить мир», снабженный алхимической иллюстрацией. (6). Серьезно биржевый рынок относился и к изобретениям Эмменса и Хантера.

Рис. 6

Многие ученые подключались к дискуссии, говоря о том, что если новая алхимия спровоцирует реформу валютной системы, то это будет, в конечном итоге, большим прорывом для экономики. Содди считал, что человечество тратит гигантские ресурсы только на то, чтобы добыть из земли основу своей платежной системы. Если бы вместо обладающего только условной ценой золота использовалось что-то еще, можно было бы сэкономить до ста миллионов фунтов стерлингов в год. Сам химик предлагал сделать платежным средством энергию и в итоге стал экономистом – чем оттолкнул от себя большинство ученых. Фантасты, например, Герберт Уэллс, опираясь на книги Содди, в своих романах предсказывали развал мировой экономики из-за переизбытка атомного золота и ядерных войн.

В 1930-х гг. по всему миру также было зарегистрировано большое количество патентов, увековечивших самые невероятные достижения алхимического мышления. К примеру, один итальянец задумал получать золото из намагниченных железных опилок, т. к. сильное магнитное поле якобы может «сбить с толку» атомы, так, что они больше не знают, какому металлу принадлежат. Другой «алхимик» из Испании запатентовал технологию получения золота при помощи калиевой щелочи. Однако за этими смехотворными методами, так никогда и не принесшими своим изобретателям ни денег, ни славы, вскоре последовал эксперимент, который можно назвать исполнением мечты алхимиков всех времен и народов.

В 1941 г. команда американских физиков под предводительством Кеннета Бейнбриджа (1904–1996), принимавшего участие в разработке атомной бомбы, бомбардировала быстрыми нейтронами (компонентами атомных ядер) мишень из ртути, в результате чего образовалось золото. Так философским камнем оказался нейтрон, а новым атанором – циклотрон, благодаря которому ученые получали частицы. Но изотопы золота, полученные в ходе опыта, не были устойчивыми и через несколько дней превращались обратно в ртуть. В 1947 г. другой команде американских физиков из Чикаго удалось синтезировать из 100 мг ртути 35 мкг золота в атомном реакторе (7). Теперь эти крупицы хранятся в музее науки Чикаго – дальнейшее создание «атомного» золота представляется нерентабельным из-за того, что цена энергии для его производства многократно превосходит цену получаемого металла, к тому же его нужно отделять от радиоактивных изотопов золота и ртути. Тем не менее, сообщение об этом событии в прессе вызвало кратковременное падение биржевого рынка во Франции. В последний раз ученые занимались ядерной трансмутацией в 1980 г.: тогда физики из Калифорнийского университета превратили висмут в золото при помощи ускорителя частиц, однако металл был лишь побочным продуктом серьезного эксперимента и сенсацией это не стало.

Рис. 7

Как мы видим на этих примерах, некоторые видные химики и физики в начале XX в. в своих поисках шли вслед за алхимией: они пыталась выполнить цели, намеченные еще в Средневековье. Наука решала все тот же старый вопрос: существует ли единство всех элементов, подобно тому, что предполагали адепты священного искусства? Иными словами, существует ли первоматерия, и если да, можно ли свободно превращать одно вещество в другое? Эти вопросы и предположительные ответы на них вызвали волну увлечения прожектами по практической, иногда даже индустриальной трансмутации золота из менее дорогого материала. Когда такая операция была осуществлена в атомном реакторе, ученые раз и навсегда оставили попытки превращения ртути в золото: но бросили ли заниматься алхимией все остальные?