Бодрящим сентябрьским вечером 2015 г. на шикарном банкете в отеле Westin Seattle собрался цвет делового сообщества и правительства. Когда остатки угощения были убраны со столиков в большом банкетном зале, 750 человек, приехавших из всех уголков страны, невольно притихли, глядя на то, как почетный гость в превосходном черном костюме с алым галстуком поднимается на подиум. Присутствовавшие внимательно слушали слова гостя, который вспоминал свою юность, обращался к примерам из американской истории и упоминал произведения западной поп-культуры. Он рассказывал о своем образовании и давней любви к работам Эрнеста Хемингуэя, Марка Твена и Генри Дэвида Торо. Потом речь зашла о том, как он в студенческие годы читал «Записки федералиста» Александра Гамильтона, собрание статей, получивших вторую жизнь благодаря блестящему мюзиклу «Гамильтон», премьера которого на Бродвее состоялась месяц назад.

Выступавший завершил свое живое вступление словами о том, что он стремится обеспечить более достойную жизнь своим избирателям. «Это моя мечта», — сказал он. Перед аудиторией, однако, выступал не типичный американский политик. Он вообще не имел отношения к Америке. Это был Си Цзиньпин, председатель КНР. А мечта, о которой он упомянул, была «китайской мечтой».

Стоя рядом с бывшим госсекретарем Генри Киссинджером и экс- министром торговли Пенни Прицкер, председатель КНР выражался без особых выкрутасов, но обыгрывал моменты, которые все ожидали услышать от него, включая обязательства прекратить киберворовство у американских компаний и «распахнуть двери» китайского рынка.

Ранее в тот же день самолет председателя Си приземлился на частном аэродроме рядом с крупнейшим в мире заводом — производственной площадкой Boeing, расположенной в Эверетте, штат Вашингтон, в 35 км к северу от Сиэтла. Это был первый визит Си Цзиньпина в Соединенные Штаты после того, как он стал лидером самой густонаселенной страны и второй экономики в мире. Его остановка в «воротах Америки в Азию» стала первой в этой короткой поездке по США, включавшей в себя посещение Нью-Йорка и Вашингтона. На подготовку этого исторического визита ушел не один месяц.

На следующий день я стоял на красной дорожке с другими руководителями Microsoft у входа в Брифинг-центр. Мы поправляли галстуки, вновь и вновь проверяли свои места в цепочке встречающих и вглядывались в стеклянные двери, поджидая китайскую правительственную делегацию. Каждая деталь посещения кампуса была тщательно оговорена и срежиссирована.

Китайское правительство четыре раза присылало передовые группы на протяжении предыдущих двух месяцев для подготовки визита Си Цзиньпина. С каждым разом состав группы китайских организаторов буквально удваивался. Я, хотя и участвовал в первой встрече, на последующих трех не присутствовал. За неделю до визита я случайно оказался в коридоре в тот момент, когда завершилась последняя подготовительная встреча. Мы стали приветствовать друг друга и обмениваться рукопожатиями — как оказалось, наших гостей было 40.

Хотя организационная работа имела большое значение, она была несложной по сравнению с проблемами, которые требовалось решить. Все знали, что технология должна быть на первом месте в повестке дня. Американские компании, включая Microsoft, хотели получить более широкий доступ на китайский рынок. В конце весны 2015 г. мы ездили в Пекин, чтобы встретиться с высокопоставленными китайскими чиновниками и обозначить сферы, которые, на наш взгляд, должны быть более открытыми в интересах как американских поставщиков, так и китайских клиентов. Дверь начала медленно приоткрываться. Впервые за долгое время у нас появилась надежда.

Однако всего месяц спустя, в начале июля, выяснилось, что китайские хакеры взломали базу Управления кадровой службы США и получили доступ к номерам социального страхования и другой персональной информации более 21 млн американцев. Кроме того, в этой базе данных находились сведения о всех американцах, допущенных к работе с секретными документами. Инцидент продемонстрировал, с одной стороны, возможности китайских киберворов, а с другой стороны, вопиющие пробелы в защите данных Управления кадровой службы.

На следующей неделе Белый дом собрал небольшую группу для обсуждения этого инцидента с высокопоставленными представителями администрации в ходе подготовки намеченного на сентябрь визита. Было очевидно, что этот взлом задел Вашингтон за живое. Официальные власти возмущала не только сама кража данных, их ошарашивала та легкость, с которой ее осуществили. Подобная смесь эмоций редко способствует принятию хороших решений.

К концу августа команда Белого дома, надо отдать ей должное, была готова к переговорам по новому соглашению о кибербезопасности между двумя странами, однако ситуация оставалась непредсказуемой. По мере подготовки к визиту становилось все более очевидным, что председателю Си лучше начать поездку не с Вашингтона, а с какого-нибудь другого места в стране, и, таким образом, создать определенный положительный импульс перед прибытием в Белый дом. Штат Вашингтон был логичным выбором.

Девять лет назад председатель Ху Цзиньтао уже делал в Сиэтле первую остановку во время своего официального визита в Соединенные Штаты. Билл и Мелинда Гейтс устраивали тогда обед у себя дома на озере Вашингтон, и обе страны, похоже, были довольны результатом. Мы устраивали прием раньше, а потому предложили повторить это, включая посещение Microsoft. На наш взгляд, это могло положительно сказаться на заключении соглашения о кибербезопасности и создать дипломатическую подушку в случае неудачи.

В ожидании прибытия большого кортежа в Microsoft в тот день мы выстроились в тщательно продуманном порядке. Сатья должен был приветствовать председателя Си первым, а за ним Билл Гейтс и Джон Томпсон, председатель нашего совета директоров. Затем гостю должны были представить меня и Ци Лу, исполнительного вице-президента, который возглавлял наше исследовательское направление и вырос в Китае. Сатья успешно справился с приветствием и сопровождением председателя Си во время обзорной экскурсии, а Гарри Шум продемонстрировал нашу технологию HoloLense.

Потом все переместились в большой зал, где состоялось то, что репортеры назвали «самым запоминающимся моментом» государственного визита — не посещения Microsoft или Сиэтла, а всего шестидневного пребывания делегации в стране. Руководители 28 технологических компаний из Соединенных Штатов и Китая собрались, чтобы сфотографироваться. Председателя Си окружала группа в составе Тима Кука, Джеффа Безоса, Джинни Рометти, Марка Цукерберга и генеральных директоров практически всех известных в Америке технологических компаний. Это событие, закреплявшее заявление по кибербезопасности, которое председатель Си сделал во время ужина прошлым вечером, затмевало все остальное. Существовал только один глава страны помимо главы Соединенных Штатов, который мог собрать такую аудиторию. Все понимали, что председатель Си — и Китай в целом — занимает центральное место не просто в глобальной экономике, но на мировой технологической сцене.

Превращение Китая в технологическую сверхдержаву в определенном смысле сигнализирует о том, что мы живем в двухполярном технологическом мире. Китай и Соединенные Штаты — два крупнейших в мире потребителя информационных технологий. Они также стали крупнейшими поставщиками этих технологий остальным странам мира. Уже довольно долго обзор котировок акций на фондовой бирже показывает, что семь из десяти самых дорогих компаний в мире являются технологическими. Пять из этой семерки компаний американские, а две — китайские. Лет через 10, надо полагать, китайских компаний в этом списке будет больше.

Однако технологические взаимоотношения между Соединенными Штатами и Китаем всегда были очень своеобразными. Хотя в мире и прежде шла международная конкуренция в сфере IT — Соединенные Штаты и Япония сражались за лидерство в эпоху мейнфреймов в 1970-е гг., — нынешняя динамика совершенно иная. В определенной мере это связано с тем, что Китай при своих размерах контролирует доступ на внутренний рынок и предоставляет местным поставщикам такие преимущества, которые не под силу ни одной другой стране. В результате компании вроде Google и Facebook, которые доминируют везде, имеют очень слабые позиции в Китае.

Хотя другие американские компании присутствуют в Китае, только Apple со своим iPhone пользуется успехом в этой стране, сравнимым с ее успехом в остальном мире. В последние годы выручка Apple в три раза превышала выручку Intel, которая занимает второе место среди американских технологических компаний в Китае.

Что касается прибылей, то ситуация здесь также непростая. Apple вполне могла бы получать в Китае больше прибыли, чем весь технологический сектор Америки. Это существенное достижение, но одновременно и проблема с учетом значительности вклада Китая в глобальную прибыльность Apple. Нам в Microsoft хорошо известно на примере таких продуктов, как Windows и Office, как только какой-то один источник выручки или прибыли становится доминирующим, так сразу возникают трудности с осуществлением изменений в этой области. Не случайно руководители Apple — частые гости в Пекине.

Важнее, однако, то, что исключительный успех Apple оттеняет неудачи всех остальных. Почему американским технологическим компаниям так сложно добиться успеха в Китае по сравнению с остальным миром? Этот вопрос не дает покоя технологическому сектору уже больше десятилетия. К тому же политики из обеих партий в Вашингтоне все чаще задаются вопросом, а нужно ли, чтобы американские компании добивались там успеха с учетом потенциальной передачи технологий.

Технологические взаимоотношения Соединенных Штатов и Китая оказались самыми сложными в мире — и, возможно, в истории.

В условиях усиливающейся конкуренции для каждой из стран критически важным было понимание другой стороны. В истории международных отношений нередко представления о других странах опираются в большей степени на карикатурное, а не истинное понимание. Существует множество причин, по которым американские компании сталкиваются в Китае с более значительными трудностями, чем в других местах. Очень важно вписать их в единый контекст.

Один из аспектов, который становится все более очевидным, заключается в том, что китайские потребители порою имеют совсем другие информационно-технологические потребности, чем потребители в Соединенных Штатах, Европе и других местах. Американские технологические компании, включая Microsoft, обычно выводят на китайский рынок продукты, которые создавались для американских пользователей. В одних случаях они соответствуют потребностям и вкусам китайских пользователей. Примерами служит техника вроде iPhone и Microsoft Surface и программные средства вроде Microsoft Office. В других случаях китайским пользователям ближе совершенно новые и другие подходы.

Билл Гейтс более двух десятилетий назад предвидел, что Китай станет не только крупным потребительским рынком, но и важным источником талантов. В ноябре 1998 г. открылись двери исследовательского подразделения Microsoft Research Asia (MSRA), которое сейчас занимает два высотных здания рядом с двумя ведущими учебными заведениями — Университетом Цинхуа и Пекинским университетом. Уже два десятилетия MSRA ведет исследования не только в сфере вычислительной техники, но и в других областях, включая естественные языки и пользовательские интерфейсы, обработка больших объемов данных и поисковые технологии. Его исследователи опубликовали более 1500 научных работ, которые стали заметным вкладом в развитие компьютерных наук в мире. MSRA — типичная для Китая быстро растущая база талантов.

Время от времени MSRA выходит за пределы базовых исследований и создает пилотные образцы новых продуктов, ориентированных на китайский рынок. С американской точки зрения они иногда необычны. Взять хотя бы продукт под названием XiaoIce, виртуальный чат-бот на основе ИИ, предназначенный для ведения разговоров с подростками и людьми немного постарше. Этот чат-бот, похоже, соответствует существующей в Китае социальной потребности — пользователи обычно тратят 15–20 минут в день на разговоры с XiaoIce о проблемах, надеждах и мечтах. Надо полагать, он удовлетворяет потребность в общении тех, у кого нет братьев и сестер. Этот чат-бот обслуживает уже более 600 млн пользователей, и его возможности продолжают расширяться — там, например, появились приложения на основе ИИ, позволяющие сочинять стихи и песни. XiaoIce стал своего рода знаменитостью — он зачитывает прогноз погоды на телевидении и ведет ряд телевизионных и радиопрограмм.

Различие вкусов в отношении технологии стало очевидным, когда мы весной 2016 г. представили XiaoIce в Соединенных Штатах. Он был выведен на американский рынок под названием Tay. Проблемы XiaoIce, с которым этот чат-бот столкнулся в Америке, начались с нового названия.

Я был в отпуске, когда во время обеда нелегкая дернула меня заглянуть в телефон. Там оказалось электронное письмо от адвоката из Беверли-Хиллс, в котором значилось: «Мы представляем Тейлор Свифт, от чьего имени настоящее письмо направлено в ваш адрес». Такое вступление резко отличало это письмо от всех прочих в папке «Входящие». Далее говорилось о том, что «название Tay, как вам должно быть известно, прямо ассоциируется с нашей клиенткой». Я этого не знал, однако письмо заинтересовало меня.

Адвокат настаивал на том, что использование названия Tay приводит к ложной и вводящей в заблуждение ассоциации популярной певицы с нашим чат-ботом и что это нарушает федеральное законодательство и законы штата. У наших юристов по товарным знакам было другое мнение, но мы не хотели ввязываться в тяжбу и просто обижать чем-то Тейлор Свифт. На свете было полно других названий, которые подходили для чат-бота, и мы быстро стали искать замену.

Однако практически сразу у нас возникла более серьезная проблема. Tay, как и XiaoIce, мог обучаться при взаимодействии с людьми в процессе разговоров. Небольшая группа американских пранкеров развернула эффективную кампанию с использованием твитов по обучению Tay расистским высказываниям. Не прошло и двух дней, как нам пришлось убрать Tay с рынка, чтобы решить проблему. Это было хорошим уроком, показавшим необходимость не только учета различия культур, но и усиления защиты ИИ.

Чат-бот Tay был всего лишь одним примером разнообразия культур в тихоокеанском регионе. Сервисы, создаваемые в Соединенных Штатах, проваливались на рынке потому, что китайские пользователи предпочитали другие продукты с другими подходами, разрабатываемые специально для них и в их собственной стране. Наиболее ярко это показал триумф китайской Alibaba над Amazon в электронной коммерции, китайского мессенджера WeChat компании Tencent над аналогичными американскими сервисами и китайского поисковика Baidu над Google. Как широко отмечалось в прессе, национальные сервисы сумели подстроиться под вкусы китайцев, а их американские конкуренты — нет.

Это подчеркивает тенденцию в технологической сфере, которая все отчетливее проявляется в мире, особенно в Китае. Умные люди есть везде, а китайские компании перестраиваются, упорно работают и добиваются успеха, опираясь на приверженность инновациям и трудолюбие, которое давно ценится теми, кто придерживается идеи свободного предпринимательства, включая американцев. Это наблюдается не только в китайских компаниях, создающих технологические инструменты, но и в других предприятиях по всему Китаю, где сейчас удивительно быстро внедряются последние достижения в сфере ИИ. Быстрый рост рынка служит дополнительным топливом для двигателя китайской технологии. Все это вместе взятое помогает китайскому технологическому сектору создавать на местном уровне более сильное конкурентное давление на американские технологические компании, чем в любом другом месте.

Нашему успеху мешают и более труднопреодолимые факторы. Они начинаются с барьеров для доступа на рынок в Китае — и все в большей мере в Соединенных Штатах.

В соревновании по возведению барьеров для доступа на технологический рынок Китай с самого начала был бесспорным глобальным лидером. Нельзя сказать, что другие страны не поддавались этому соблазну. Просто цена участия в мировой торговой системе, особенно через Всемирную торговую организацию, не позволяла им делать этого. Постоянные и целенаправленные действия Торгового представителя США в сочетании с многосторонними и двухсторонними переговорами открыли рынки для американского технологического сектора по всему миру.

Один лишь Китай имеет такой размер рынка и упорство, которые позволяют ему сопротивляться этому подходу. Продукты, которые без проблем можно импортировать в других местах, должны проходить сложное лицензирование, прежде чем они станут доступными в Китае. Получив лицензию, американские технологические компании нередко обнаруживают, что китайский государственный сектор и другие крупные потребители покупают и используют технологию только в том случае, если она предлагается через совместное предприятие с китайским партнером.

Даже в лучшие времена совместным предприятиям в технологическом секторе было откровенно трудно работать. Информационные технологии меняются быстро и нередко технически очень сложны. Бизнес-модели тоже развиваются, и все это приводит к необходимости трансформировать маркетинг, организацию продаж и систему поддержки. В отрасли, где крупные поглощения частенько заканчиваются неудачей, совместные предприятия функционируют еще хуже. А к этому нужно еще добавить сложности, связанные с работой по всей стране, культурой и языком.

Требование выходить на рынок через совместное предприятие, пусть даже неофициальное, равносильно требованию к участнику кросса бежать с рюкзаком полным камней. Редко такому бегуну удается победить в забеге, а шансы на победу становятся еще туманнее, когда приходится состязаться с сильными местными компаниями, не имеющими таких обременений. Короче говоря, требование обслуживать Китай через совместное предприятие на деле служит эффективным барьером для доступа.

Помимо прочего, сложности в сфере технологий в отношениях между Китаем и Соединенными Штатами не ограничиваются вопросами доступа на рынок. С учетом значения информационной технологии для широкой коммуникации, свободы волеизъявления и социальных движений китайское правительство с давних времен регулирует ее использование совершенно не так, как это делается на Западе. Для американской технологической компании выход на китайский рынок связан с выполнением умопомрачительного набора постоянно меняющихся правил, устанавливаемых кучей государственных органов на общенациональном и провинциальном уровнях. Немало трудностей возникает из-за явных противоречий между стремлением Китая сохранить общественный порядок и приверженностью Запада к соблюдению прав человека.

В определенной мере эти различия уходят корнями в еще более глубокие различия в философии и взглядах на мир. Очень важно понимать не только суть этих проблем, но и их взаимосвязь друг с другом.

Как заметил профессор Мичиганского университета Ричард Нисбетт в своей книге 2003 г. «География мысли» (The Geography of Thought), эти проблемы отражают различие глубоких философских традиций, зародившихся более двух тысячелетий назад. Американская мысль в определенной мере опирается на философию Древней Греции, а китайская мысль уходит корнями в учение Конфуция и его последователей. За два тысячелетия на основе этих двух течений сформировались два господствующих в мире, но разных, образа мышления.

Мне уже не одно десятилетие приходится участвовать в совещаниях и встречах в разных концах света, и я могу с уверенностью сказать, что Пекин всегда выделялся как столица, где переговоры с правительством порою явно перекликаются с историческим опытом, возвращающим нас на два тысячелетия назад. Или, если говорить точнее, к 221 г. до н.э., т.е. к моменту, когда династия Цинь объединила Китай.

Как заметил Генри Киссинджер, Китай обязан своим тысячелетним существованием «набору ценностей, которых придерживалось его население и его правительство, состоявшее из ученых-чиновников». Киссинджер, пожалуй, уделял Китаю больше внимания, чем любой другой американский представитель власти в последнее столетие. По его наблюдениям, ценности, которые и сегодня продолжают определять образ мышления чиновников в Китае, восходят к учению Конфуция, который умер более чем за два века до появления династии Цинь. Составными частями его учения являются преданность милосердному правлению, приверженность учению и стремление к гармонии на основе иерархического кодекса социального поведения, который включает в себя фундаментальную обязанность «знать свое место».

По словам Нисбетта, греческая философия, которая остается основой западной политической мысли, разделяет, как это ни странно, конфуцианскую приверженность учению, однако исходит из другого представления о субъектности личности — представления о том, что люди «в ответе за свою жизнь и вольны действовать по собственному усмотрению». С точки зрения Аристотеля и Сократа, счастье для древних греков по определению «заключалось в возможности отдавать все свои силы стремлению к совершенству в жизни без каких-либо ограничений».

Как компания, созданная и базирующаяся в Соединенных Штатах, мы не сомневались в своих исторических корнях или в важности защиты прав человека в мире. Еще десятилетие назад мы решили не держать электронную переписку наших потребителей на серверах в Китае из-за нарушения прав человека, хотя китайское правительство ясно дало понять, что в таком случае наш сервис будет недоступен пользователям в стране. И мне никогда не забыть тех ночных телефонных разговоров, в которых я настаивал на том, чтобы ведущие сотрудники компании в Китае не отступали от нашего мнения относительно незаконности цензуры в поисковом сервисе Microsoft, прекрасно понимая, что мне легко говорить это из дома, а им приходится передавать мои слова местным чиновникам в ходе напряженных переговоров. Не так давно мы ограничили Китаю доступ к нашим сервисам по распознаванию лиц из-за опасения массовой слежки.

Подобные эпизоды напрямую связаны с вопросом о нашем отношении к соблюдению прав человека. Хотя мы с давних времен твердо нацелены на поддержку клиентов и роста в Китае, для нас очень важно подходить к этому на принципиальной основе. Со временем становится все очевиднее, что в таком подходе на первом месте должны стоять фундаментальные ценности, включая универсальные права человека, а не рост выручки и прибыли.

С нашей точки зрения, эти принципиальные различия также подчеркивают важность для людей в двух крупнейших экономиках мира более глубокого изучения культурных и исторических традиций друг друга. Конечно, можно не обращать на различия внимания, но они от этого не исчезнут.

Мы получили возможность узнать больше о наших различиях из первых рук в Пекине летом 2018 г. На недельный визит в Азию наша группа прибыла заранее, чтобы посвятить жаркое воскресенье изучению точек соприкосновения и различий между самыми современными технологиями — ИИ — и философскими и религиозными традициями, которые сформировались в буквальном смысле за тысячелетия.

Команда Microsoft и я начали утро с посещения монастыря Лунцюань, комплекса многоэтажных зданий из камня и дерева, увенчанных плавно изгибающимися буддистскими крышами. Расположенный в районе, который местные жители называют легкими города, — у покрытого густой растительностью подножия хребта Фэнхуанлин, природного парка в западной части Пекина — монастырь был основан во время правления династии Ляо. Это безмятежно спокойное место, охватывающее склон горы с двух сторон, служит пристанищем для тысяч стрекочущих цикад. Мы бродили по извилистым дорожкам и садам, с любопытством осматривая достопримечательности, но ничто не поразило нас больше, чем связанные с ИИ проекты, которыми занимался наш гид.

Как мастер Сяньсинь объяснил нам, монастырь посвятил себя делу единения буддистского учения и традиций с современным миром. Сам он окончил Пекинский технологический университет. Именно так — буддистский монах с дипломом о высшем образовании в области компьютерных наук. Он с гордостью говорил о том, что монастырь с помощью ИИ оцифровал тысячи томов древних буддистских текстов. Мастер рассказал, что монахи, используя методы машинного перевода, представляют свои работы на 16 языках людям во всех концах света. Современная технология используется для распространения одного из самых древних учений в мире.

Позднее в тот день мы отправились в центр Пекина для встречи с профессором по имени Хэ Хуайхун, одним из ведущих философов и специалистов по этике в стране. Профессор Хэ, работавший в Пекинском университете, опубликовал книгу об изменении социальной этики в Китае. Даже очень поверхностное знакомство с этой книгой заставляет отбросить мысль о том, что в современном Китае не ведутся жаркие споры, хотя бы в некоторых областях.

Мы говорили об этических и философских проблемах, связанных с ИИ, и о том, что на них могут смотреть по-разному в разных концах света. Было удивительно обнаружить, что высказывания профессора Хэ перекликаются с некоторыми идеями во вступлении к книге Нисбетта, написанной 15 лет назад. «На Западе прогресс чаще всего представляют в виде прямой линии, когда движение технологии вперед сочетается с оптимистичным ожиданием непрерывного улучшения», — сказал он.

Как отмечает Нисбетт, на Западе люди фокусируются на конкретной цели и верят в то, что, если посвятить себя ее достижению, можно изменить окружающий мир. Эта вера является составной частью предпринимательского духа, который превратил Кремниевую долину не просто в территорию, а в место с особым мировоззрением, порождающим инновации.

«Мы в Китае, — сказал профессор Хэ, — считаем, что все движется циклически. На наш взгляд, жизнь, как и знаки зодиака, идет по кругу, и все возвращается к исходной точке в какой-то момент в будущем». Это позволяет смотреть не только вперед, но и назад, и фокусироваться больше на общей картине, а не на отдельных частях.

Нисбетт объясняет, что Тихий океан — это и в самом деле огромная дистанция, когда дело касается того, как люди на каждой его стороне воспринимают одно и то же. Возьмите фотографию тигра в джунглях. Американцы, скорее всего, сконцентрируют внимание на тигре и том, что он может сделать. Китайцы же поставят в центр джунгли и то, как они влияют на жизнь тигра. Ни один из этих подходов нельзя считать неправильным, и можно утверждать, что более ценным было бы их сочетание. Разница, однако, очевидна.

Разные традиции также определяют и то, как каждое общество относится к новой технологии и регулирует ее. Американцы инстинктивно стараются держать правительство на расстоянии ради того, чтобы молодой «технологический тигр» смог вырасти, возмужать и стать сильнее, и с оптимизмом смотрят на его будущее. Китайцы намного быстрее начинают заниматься «социальными джунглями», в которых обитает этот технологический тигр, и устанавливать государственное регулирование, управляющее действиями тигра.

Именно так выглядит дополнительное измерение, помогающее объяснить сложности взаимоотношений технологических компаний и правительства в Китае. Это намного больше, чем языковой барьер, который нужно преодолеть. Технологические компании тесно сотрудничают с глобальным правозащитным сообществом в деле отстаивания принципов неприкосновенности частной жизни и свободы слова. Однако в определенные периоды эти принципы получают меньше глобальной поддержки, чем было раньше, когда вскоре после окончания Второй мировой войны их поддерживали правительства большинства стран мира, включая и Китай. В такие моменты возникают непростые дискуссии, которые в своей основе являются переговорами не только по политическим подходам, но и по несовпадающим мировоззренческим позициям Аристотеля и Конфуция.

Расхождения философских взглядов сами по себе создают достаточно сложностей, а проблемы кибербезопасности последнего десятилетия еще больше усугубляют ситуацию. Правительство США по понятным причинам жестко реагировало не только на инциденты вроде взлома базы Управления кадровой службы, но и на сообщения о том, что китайский производитель аппаратных средств Huawei выпускает маршрутизаторы, позволяющие Китаю контролировать каналы передачи данных клиентов, которые используют их. Роли поменялись, когда Сноуден опубликовал фото, где видно, как американцы используют маршрутизаторы Cisco для того же самого. Обеим компаниям с той поры так и не удалось полностью восстановить свою репутацию на чужом рынке.

В Вашингтоне обе политические партии все чаще смотрят на рост китайского влияния с беспокойством. Хотя президент Трамп очень старается заставить Китай увеличить закупки практически всей американской продукции, есть одна категория продуктов, на которую его попытки не распространяются: информационные технологии. Ввиду того, что эти технологии играют все более фундаментальную роль в создании экономической и военной мощи, американские политики выражают все больше опасений в отношении перспектив текущей передачи технологий Китаю.

Несмотря на очевидную обоснованность таких опасений, существует риск того, что на обеих сторонах Тихого океана попытаются дать простые ответы на сложные вопросы. В обеих странах есть очень важные нюансы, которые необходимо учитывать.

Прежде всего, некоторые информационные технологии чувствительны с точки зрения национальной безопасности и военного использования, но есть немало и таких, которые не относятся к этой категории. Идея о том, что часть технологий можно использовать как в военных, так и в мирных целях, вовсе не нова. Такие продукты «двойного назначения» окружают нас уже не одно десятилетие, и давным-давно отработан режим контроля их экспорта. Тем не менее существуют серьезные опасения, что американские политики могут не учесть важные для национальной безопасности принципиальные различия между информационной технологией и другими технологиями при рассмотрении усиления позиций Китая.

Кроме того, хотя существуют секретные информационные технологии, есть и масса открытых. В отличие от многих военных технологий прорывы в сфере компьютеров и обработки данных нередко происходят на уровне базовых исследований и отчеты о них обычно публикуются в научных статьях. Они доступны всему миру. Помимо прочего, практически все программы содержат исходный код, который публикуется в открытой форме так, что любой может не только прочитать его, но и встроить в собственный продукт. Хотя защита коммерческой тайны важна и активно практикуется в определенных областях компьютерных наук, в некоторых видах программных средств она почти не применяется.

Также существуют такие сценарии применения технологий, которые порождают обеспокоенность с точки зрения соблюдения прав человека. Сервисы по распознаванию лиц и данные граждан и потребителей, которые хранятся в облаке, — два очевидных примера. В то же время с 1980-х гг. нашу программу Microsoft Word пользователи могут запускать на своих компьютерах автономно и работать в ней с текстами, о которых кроме них никто не знает. Теперь у нас есть еще программа Word Online, функционирующая в облаке, и люди могут выбирать, какую версию использовать и каким образом. Даже с точки зрения прав человека использование одной и той же программы может иметь совершенно разные последствия в зависимости от сценария.

Наконец, сам Китай является жизненно важным звеном цепочки поставок для американских технологических продуктов. Это очевидно, когда речь идет о производстве компонентов для аппаратной части компьютеров. Однако роль Китая намного шире. Все больше инженеров этой страны участвуют в глобальном процессе исследований и разработок. Большинство технологических компаний пользуются разработками китайских инженеров наряду с разработками инженеров в Соединенных Штатах, Великобритании, Индии и других странах по всему свету. Хотя политики могут лелеять идею создания нового железного занавеса посередине Тихого океана, чтобы изолировать развитие технологии на разных континентах, глобальный характер технического прогресса ставит ее реализацию под сомнение. Даже если возвести такой барьер удастся, трудно сказать, принесет ли это пользу кому-либо или просто замедлит технический прогресс.

Все это означает, что перед Соединенными Штатами и Китаем встает сложнейшая проблема поиска подхода к торговле технологиями, имеющая три измерения в долгосрочной перспективе.

Во-первых, если взять импорт, то вряд ли кто может сказать сегодня, что американские или китайские технологические компании имеют свободный доступ на чужой рынок. Напротив, у IT-лидеров в каждой стране существует нечто вроде домашнего преимущества. Как результат, американские и китайские компании намного легче добиваются успеха у себя дома и в других странах.

Если брать международную экономику, то нужно понимать, что для участвующих компаний такая защита национальных рынков является благом, которое имеет оборотную сторону. Даже у Китая с его населением в 1,4 млрд человек более 80% мировых потребителей живет и работает где-то еще. Для технологического лидера единственный способ добиться глобального успеха — это заслужить глобальное уважение. И американские, и китайские технологические компании в равной мере должны завоевывать потребителей за пределами своих стран, если они хотят расти в Европе, Латинской Америке, Азии и других частях мира. Если правительства США и Китая будут утверждать, что технологиям из другой страны доверять нельзя, они рискуют убедить в этом весь остальной мир и заставить его искать других поставщиков.

Существует целый ряд очевидных опасений, связанных с сетевыми компонентами вроде 5G-продуктов, которые имеют принципиальное значение для национальной инфраструктуры как в мирное, так и в военное время. С учетом не только потенциала, но и реальной истории участия некоторых государств во взломе компьютерных систем внимание к этой сфере вполне объяснимо. Но даже здесь крайне важно, чтобы национальная политика опиралась на объективные факты и логический анализ. Правительства должны быть особенно осторожными при определении тактики привлечения к уголовной ответственности или предъявления исков конкретным фирмам или людям.

За пределами сферы 5G меры по ограничению многочисленных технологических сервисов кажутся не только излишними, но и контрпродуктивными. Существует множество других надежных и нейтральных способов регулирования этих сервисов, если такое регулирование вообще нужно. Уж если на то пошло, то у двух мировых технологических лидеров есть прямой экономический интерес в обеспечении открытости большинства своих рынков технологий и создании примера для подражания в мире.

Во-вторых, все больше внимания, особенно в Вашингтоне, уделяется экспортной стороне торгового уравнения. Это повышает вероятность того, что американские власти будут блокировать поставку все большего числа жизненно важных технологических продуктов не только в Китай, но и в другие страны.

Риск здесь связан с тем, что власти США могут действовать без учета необходимости глобального масштаба для успеха в сфере технологий почти во всех случаях. Экономика информационной технологии держится на возможности распределения затрат на исследования, разработки и инфраструктуру между максимально большим числом пользователей. Именно это позволяет снижать цены и создавать сетевые эффекты, необходимые для вывода новых приложений в лидеры рынка. Как показал соучредитель LinkedIn (и член совета директоров Microsoft) Рид Хоффман, способность «блицмасштабирования» — быстрого перехода к глобальному лидерству — принципиально важна для успеха в сфере хайтека. Однако добиться глобального лидерства без выхода за пределы Соединенных Штатов невозможно.

Все это делает введение в США экспортного контроля нового поколения в будущем еще более проблематичным, чем в прошлом. Здесь необходимы большая осторожность и поиск новых подходов. В прошлом чиновники, занимающиеся контролем, руководствовались перечнем продуктов, экспорт которых ограничивался или запрещался полностью. В случае многих новых технологий, от ИИ до квантовых вычислений, больше подходит экспорт с ограничением использования в определенных сферах и доступа определенных пользователей. Несмотря на усложнение администрирования экспорта для правительств и компаний, такой подход может быть единственной возможностью обеспечить национальную безопасность без сдерживания экономического роста.

Наконец, в-третьих, существуют более широкие аспекты, которые нужно учитывать не только Соединенным Штатам и Китаю, но и всему миру. Два государства все явнее делят интернет практически пополам, если смотреть с точки зрения его использования населением на земном шаре. Если взять еще шире, то практически невозможно рассчитывать на достижение прогресса к концу нынешнего столетия без здорового взаимодействия через Тихий океан. Проще говоря, миру необходимы стабильные взаимоотношения между Соединенными Штатами и Китаем, в том числе и в технологической сфере.

Для этого нужно постоянно укреплять образовательный и культурный фундамент, связывающий Соединенные Штаты и Китай. Вопросы технологии в этих двух странах должны одинаково восприниматься не только в научном и техническом плане, но и с точки зрения языка, обществознания и даже гуманитарных наук. На сегодняшний день понимание этими странами друг друга зачастую ограничено больше, чем следовало бы.

По большинству аспектов такое ограничение сильнее проявляется в Соединенных Штатах. Председатель Си, например, знаком с работами американских писателей от Александра Гамильтона до Эрнеста Хемингуэя. Многие ли американские политики могут похвастаться, что читали китайских авторов такого же уровня? На протяжении более чем двух с половиной тысячелетий, богатых событиями, проблема заключалась не в отсутствии предложения, а в недостатке интереса. Как не раз показывала история, если Соединенные Штаты хотят направлять глобальные изменения, им нужны лидеры, понимающие мир.

В конечном счете Соединенным Штатам и Китаю необходимы двухсторонние отношения, которые служат интересам обеих стран. Лидеры каждой страны совершенно законно ставят во главу угла собственные интересы и подходят к этому сознательно и прагматично. Однако, когда правительства двух крупнейших экономик мира взаимодействуют друг с другом, они обязаны думать не только о своих индивидуальных или коллективных интересах, но и о том, что их отношения несут остальному миру. Они должны учитывать, что этот мир — почти 80% глобального населения — все больше зависит от них.