– Так кто же хочет немного поиграть? – спросила я, когда мы вышли из ресторана. – Уменя в кармане сорок баксов прожигают дыру.

Дена обменялась взглядом с Оскаром и зевнула.

– Я перебрала с крем-брюле, – сказала она, – моя подушка зовет.

– Да, я тоже, – сказал Оскар, взглянув на Джону, – почему бы вам, ребята, не пойти без нас? Мы присоединимся в следующий раз.

– Вы уверены? – уточнила я.

– В следующий раз, – сказала Дена, обнимая меня.

– Я рискну, – сказала Холли, – сто лет не играла, – она потянула Тео за руку, – ты как?

Теперь Тео перевел взгляд с Оскара на Джону и покачал головой.

– Мне что-то не хочется. Немного устал.

Холли надулась, прежде чем обнять меня на прощание. Тео обнял меня негнущимися руками, наклонясь к моему уху.

– Постарайся провести в казино меньше часа. Он не должен быть рядом с дымом.

– Поняла, – ответила я.

Тео, казалось, колебался, его глаза метнулись к Джоне, а затем снова ко мне.

– Желаю хорошо провести время, – сказал он. Он резко повернулся, оставив нас с Джоной наедине.

Я смотрела, как Холли бежит трусцой, чтобы догнать его.

– Они с Холли давно вместе? – спросила я.

– По его меркам – да.

– Оскар и Дена замечательные.

Джона скорчил гримасу.

– Они как будто актеры плохого водевиля.

Я рассмеялась.

– Брось. Кстати, я обещала Тео, что мы пробудем в казино всего час.

– Господи, он просто смешон.

Я положила руку ему на сгиб локтя.

– Он охраняет своего брата.

Казино было в нескольких минутах ходьбы от ресторана. Мы вошли в тусклое пространство, где большая часть света исходила от игровых автоматов, выстроившихся рядами. Легион сверкающих, мигающих огней. Конусы яркого света падали на столы для блэкджека, отражаясь от белых рубашек крупье и белых карт на зеленом сукне.

– Что предпочитаешь? – спросил Джона, – блэкджек? Рулетка? Покер?

– Блэкджек, – сказала я.

Казино было переполнено, и нам пришлось пройти далеко вглубь, прежде чем мы нашли столик с одним свободным местом справа от крупье.

– Здесь ставка пять долларов, – сказал Джона, – играй здесь.

– Для тебя здесь нет места.

– Я буду наблюдать и направлять тебя издалека.

– Мне не нужен тренер.

Его бровь поползла вверх.

– Место справа от крупье – самое важное место за столом. Ты готова к такой серьезной ответственности?

Я прищурилась, глядя на него.

– С рождения готова, – я хотела было сесть, но остановилась, – подожди. Все карты с лицами стоят десятку, верно?

Джона рассмеялся, и я заняла свободное место. Он стоял сзади, наблюдая за раздачей. Слева от крупье сидело два молодых парня, они серьезно относились к своим пятидолларовым ставками. Рядом с ними две пожилые дамы болтали без умолку и играли как бы между прочим – подсчитывая суммы от своих карт и автоматически нажимали или останавливались. Рядом с ними и справа от меня сидел пожилой джентльмен в ковбойской шляпе и джинсовой рубашке на пуговицах. Он вытащил из переднего кармана пачку сигарет.

– Сэр, – сказала я, – я собираюсь выиграть одну партию и уйти. Вы не могли бы не курить до тех пор? Пожалуйста.

Он посмотрел на меня, вокруг его глаз собрались морщинки. Он рассмеялся.

– Ты на лучшем месте, девочка. Ты знаешь, как играть, чтобы выиграть?

– Наблюдай, – сказала я. Тогда ковбой убрал сигареты, а я откинулась на спинку кресла, чтобы спросить Джону:

– Как нужно играть, чтобы выиграть? Есть какая-то тактика?

– Тебе нужны фишки. Положи свои деньги на стол.

Я положила двадцатидолларовую купюру на зеленый войлок.

– Я возьму одну фишку, – сказала я крупье, и он дал мне одну сине-белую полосатую фишку с золотым тиснением 20 спереди.

– Ставки всего лишь по пять долларов, – сказал Джона.

– Играй по крупному или возвращайся домой, так ведь?

– Ты все правильно поняла, девочка, – ковбой вытащил красную пятидесятидолларовую фишку из одной башенки фишек и сделал ставку, – теперь помоги мне в этом. Я рассчитываю на тебя.

Джона хихикнул у меня за спиной. Я откинулась назад.

– Двойная ставка на одиннадцать, верно?

– О, теперь ты хочешь тренироваться? – он прищелкнул языком.

Крупье – невыразительный мужчина лет тридцати с небольшим – ловко вынул карты из лотка и протянул каждому из нас лицом вверх. Он сдал себе одну карту лицом вниз, одну вверх – тройка крестей.

Остальным игрокам повезло: не меньше семнадцати, и ковбой разделил свои восьмерки, положив еще одну пятидесятидолларовую фишку рядом со своей первой. Он был вознагражден двойкой восемнадцати, и теперь ликовал из-за своей удачи. Мне сдали тройку бубен и двойку червей.

– Ты что, издеваешься надо мной? – пробормотала я. Ковбой скорчил рожу, глядя на мои карты.

– Нехорошо, девочка.

– Это ты мне говоришь. Карту.

Двойка пик.

– Карту, – повторила я.

Пятерка крестей.

– Дерьмо.

Остальные за столом начали ворчать. Джона склонился надо мной.

– У тебя двенадцать. Крупье показывает тринадцать, наверное.

– Откуда ты знаешь? Ты Человек дождя?

В его ответе слышалась насмешка.

– Нет, но я отличный водитель.

– Ха-ха. Помоги.

Джона пригнулся так, что его подбородок оказался прямо над моим голым плечом. Его дыхание на моей шее было теплым, посылая приятные мурашки по спине.

– Это безопасная стратегия. Можно всегда предполагать, что нижняя карта крупье стоит десять. Больше тех, что в колоде.

– О’кей…

– Значит, у него их тринадцать, как мы полагаем. У тебя есть двенадцать, и твоя следующая карта будет картой с лицом…

– Откуда… откуда ты знаешь? – я пыталась сосредоточиться, но, боже, Джона так хорошо пах. И его рука легла мне на спину, он мягко гладил меня большим пальцем. По-моему, он даже не знал, что делает. Я сдвинула ноги.

– Вероятность, – ответил он, – ты взяла много мелких карт. Большой шанс, что следующая будет стоить десять. Пусть крупье разбирается с этим. Не проси следующую карту. Хватит.

Это мнение было горячо поддержано другими игроками.

– Достаточно.

– Это, вероятно, не точно, – я оглядела стол, – извините, ребята, но я не могу сидеть на этих жалких двенадцати.

Под громкие протесты я провела кончиками пальцев по зеленому войлоку.

– Карту.

Крупье положил восьмерку бубен.

– Двадцать, – я схватила Джону за руку и потрясла ее, – у меня есть двадцать! Он покачал головой, смеясь.

– Да, это так.

– Тебе чертовски повезло, вот что, – сказал ковбой с улыбкой, – а теперь хватит, девочка.

– Хватит, – эхом отозвались остальные игроки.

Я помахала руками над картами.

– Хватит.

За столом воцарилась тишина, когда крупье перевернул свою карту. Королева дает ему тринадцать очков.

– Крупье должны продолжить до семнадцати, – прошептал Джона мне на ухо. Мое сердце бешено колотилось, когда я смотрела, как крупье бьет и разоряет бубнового валета. Стол взорвался радостными возгласами.

Джона схватил меня за плечо.

– Черт возьми.

– Я выиграла, – сказала я, когда дилер положил вторую фишку в сине-белую полоску рядом с моей.

– Ты не только выиграла, – сказал Джона, – если бы осталась на своих двенадцати, дилер взял бы твои восемь к своим тринадцати.

– И у него был двадцать один, – сказала я.

– Весь стол проиграл бы.

– Он прав, девочка, – сказал Ковбой – вы ведь профи, не так ли?

– Может быть, – я забрала свой выигрыш и освободила место, – всем удачи! Что ж, это было реально, – я постучала по краю ковбойской шляпы, когда мы вышли из-за стола, – теперь вы можете курить, сэр.

– Вы только что выиграли мне двести долларов, госпожа Удача, – сказал он, хрипло смеясь нам вслед, – может, мне закончить, пока я на коне?

– Знаешь что? – сказала я Джоне, беря его за руку, – куда мы? Клянусь, мне никогда в жизни не было так весело трезвой, – я остановилась и увидела длинные ряды игровых автоматов, жужжащих, лязгающих и светящихся.

– Автоматы.

– О боже, ты хочешь этого?

– Всего несколько, а потом мы уйдем, клянусь.

Джона рассмеялся.

– Как я могу сказать «нет»?

Я подошла к окошку размена и вернулась с четырьмя пачками пятаков.

– Хочешь играть в такие автоматы? С копеечными щелями? – спросил Джона.

– Мне все равно. Я хочу играть в какие-нибудь автоматы, но погружать двадцатку за двадцаткой в машину кажется расточительным. А с этими автоматами я получу опыт, не чувствуя, что я выбрасываю тонну денег.

Джона прищурился и задумчиво погладил подбородок.

– Очень мудро.

– Умник, – я снова взяла его за руку, – пойдем, поиграем с большими шишками.

Мы нашли единственный в казино банк с такими автоматами, в которые я хотела поиграть, и начали. Джона снял пиджак и галстук и повесил их на пустой автомат. Затем он протянул мне пластмассовое ведро из стопки между автоматами.

– За твой выигрыш, – сказал он.

– Лучше принеси мне два, – сказала я, разрывая пачки пятицентовиков, – я чувствую себя сегодня удачливым… панком.

На игровых автоматах были кнопки, чтобы нажимать на них в дополнение к рычагам, с помощью которых изображения вишен, бриллиантов и остального появлялись на экране. Джона хотел нажать на кнопку, но я настояла, чтобы мы надавили на рычаг.

– Чтобы прочувствовать полный эффект, – сказала я.

– Ты действительно никогда раньше не играла? Даже в «Цезаре»?

– Я слишком занята, предлагая бесплатные напитки, и когда моя смена заканчивается, я просто хочу выбраться оттуда и переодеться. Черт возьми, ты бы видел, какие наряды нас заставляют носить. Тоги, золотые сандалии и зеленые повязки на голове.

Металлическая горстка пятицентовых монет упала на поднос Джоны. Небольшая победа. У меня было то же самое; достаточно, чтобы продолжить играть.

– Забавно, что у нас одинаковый график работы, – сказал он, – со среды по субботу, с шести до двух часов ночи? Абсолютно одинаково.

– Я просила те дни, – я повернулась лицом к машине, потянула за рычаг, – потому что это лучшие смены.

Краем глаза я заметила, что Джона улыбнулся.

– Лучшие.

Я сунула в автомат последнюю монету и ничего не выиграла.

– Я ухожу, – сказала я со вздохом, – я думаю, что система фальсифицирована. Джона рассмеялся.

– Я это гарантирую. Я тоже почти закончил…

Он бросил монетку, нажал на кнопку, и изображения на автомате пошли круг за кругом. Один мультяшный алмазный пасьянс с джекпотом, написанным посередине, резко остановился. Пара. Затем три, все выстроились в идеальный ряд. Вся машина осветилась мигалками и музыкой, и поток никелей каскадом обрушился на лоток внизу.

Я вскочила с места, прижав руки ко рту.

– О боже, ты победил. Ты победил!

Джона вздрогнул, полуулыбка шока появилась на его полуоткрытых губах.

– Черт возьми, ты только посмотри.

Пятаки продолжали сыпаться, переполняя поднос и падая на ковер звенящей лавиной. Я схватила его за плечо.

– О боже, сколько же ты выиграл? – я просмотрела на верхнюю часть автомата в поисках выплат.

– Там написано, что три бриллианта – это… пять тысяч пятаков. Подожди… это…

– Двести пятьдесят баксов, – сказал Джона, вставая и закидывая руки за голову.

– Ты сорвал джекпот, – сказала я, обнимая его за шею. Он посмотрел на меня сверху вниз, его руки медленно опустились. Огни игрового автомата отражались красным, синим и зеленым в его глазах. Звон падающих монет затих в моих ушах. Все казино отошло на задний план.

– Да, – прошептал он. Его руки обхватили мое лицо, и он поцеловал меня. Я замерла, когда его губы накрыли мои, а потом растаяла в его объятиях. Его теплые, мягкие губы лишили меня сил, и я отшатнулась. Он последовал за мной, прижимая меня к ряду автоматов, пятаки скользили у нас под ногами. Я издала тихий стон, бессознательный звук желания поднимался из глубины души. Я не знала, как сильно хочу этого, пока это не случилось.

Джона коснулся губами моих губ, а затем придвинулся ближе и прижался сильнее. Мои губы приоткрылись, и я снова застонала, ощутив вкус его языка, скользящего по моему – вкус сладости с оттенком пряного тепла от нашего ужина. Я хотела большего, но он отступил, чтобы поцеловать снова, но теперь слегка посасывая, исследуя, прежде чем вернуться глубже.

Мои руки зарылись в его мягкие, густые волосы. Я слегка потянулась, притянула его ближе, открыла рот шире, чтобы принять весь его поцелуй. Его тело прижималось ко мне все сильнее и сильнее, и я хотела, чтобы он был на моей коже и в моих венах.

«Это. Это… чтобы все время было так».

Джона тихо застонал, его руки блуждали по каждому доступному сантиметру кожи: шее, плечу, лицу. Боже, как он держал мое лицо, обхватив подбородок руками, целовал меня, как будто я была чем-то нежным и драгоценным, чем-то, что он лелеял и хранил с благоговением.

«Мой первый поцелуй. Это мой первый настоящий поцелуй».

Стук пятицентовых монет прекратился. Губы Джоны еще раз коснулись моих, прежде чем он отстранился. Он открыл глаза.

И мое сердце разбилось.

– Кейс, – прошептал он, его лицо было полно боли, – о черт, мне не следовало этого делать.

Каждое хорошее и прекрасное чувство от нашего поцелуя было вырвано с корнем.

– Джона…

– Я не могу так поступить с тобой. Или с собой.

Я вцепилась в него, дергая за руки, все еще задыхаясь.

– О чем ты говоришь…

– Это ваш автомат? – раздался позади него визгливый голос. Джона отпустил мои руки и обернулся. Пожилая дама в синтетической одежде и с химической завивкой смотрела на желтый огонек, вспыхнувший на крышке машины.

– Сейчас придут, чтобы снова наполнить его, – сказала она, – ты собираешься брать свои деньги или нет?

– Мы поняли, спасибо.

Джона принялся зачерпывать пятаки в пластиковые ведерки. Я помогала, и каждый раз, когда наши руки соприкасались, желание потрескивало в моих руках. Я хотела его. Хотела ощутить его руки на мне, его губы на моих, его внутри. Но Джона не смотрел на меня, и его рот был сжат в тонкую линию, как будто он пытался не дышать. Мои чувства бурлили, как водоворот боли, унижения и смятения. Я только начала ощущать вкус чего-то хорошего и совершенного, а потом это вырвали у меня из рук. Мы поменяли пять тысяч пятаков на двести пятьдесят долларов. Джона попытался сунуть мне в руку несколько купюр.

– Возьми их. Или хотя бы наполовину. Изначально это были твои пятаки.

– Это был твой джекпот.

«Я была твоим джекпотом».

Он покачал головой, онемевший и потерянный. Страдание, исходившее от него, было подобно тысяче маленьких стрел в моем сердце.

– Пошли отсюда, – сказала я, дергая его за руку, – вон из дыма.

– Да, – сказал он с горькой улыбкой, – это вредно для моего сердца. Все, что я делаю, делается для блага моего тупого гребаного сердца.

Мы вышли из казино и молча пошли по оживленным тротуарам к его припаркованной машине. Дорогу до моего дома мы провели в тишине. На стоянке он оставил двигатель работать на холостом ходу и так крепко сжал руль, что костяшки пальцев побелели.

– Я такой засранец, – сказал он наконец. Он повернулся, чтобы посмотреть на меня в первый раз с тех пор, как мы покинули казино, и его взгляд был тяжелым и измученным. – Кейс, прости меня.

– За что?

– Мне не следовало целовать тебя. Это было неправильно и глупо, и я сожалею. Мы же друзья. Мы должны остаться друзьями. Я просто оказался в этот момент там и ты выглядела… так красиво.

– Джона… – я потянулась к нему, но он отпрянул.

– Пожалуйста, не надо, я уже достаточно облажался за одну ночь. Моя сила воли висит на волоске.

Наступила короткая тишина, в которой я слышала только собственное сердцебиение, тяжело отдающее в груди. Я снова потянулась и оторвала его руку от руля. В свете уличного фонаря поблескивал его медицинский браслет.

– Тебе не нужно извиняться. Не извиняйся. Этот поцелуй был прекрасен. Разве ты не почувствовал? Все было правильно и прекрасно, и это что-то значит. Джона…

– Боже, Кейс, – прошептал он срывающимся голосом, – тебе лучше уйти. Пожалуйста. Просто уйди.

– Я не хочу, – сказала я, и мой собственный голос дрогнул, – я не хочу терять ни минуты. Я была вдали от тебя двенадцать дней, пока не ушла из группы. Двенадцать дней, которые я не смогу вернуть, – теперь слезы свободно текли по моим щекам, – слушай меня. Я больше боюсь не быть с тобой, чем быть с тобой. Не быть с тобой страшнее, чем то, что может произойти через четыре месяца.

Джона крепко сжал мою руку, и его глаза засияли.

– Четыре месяца, – сказал он, качая головой, – ты знаешь, почему я придерживаюсь своего проклятого расписания? Почему я держу голову опущенной и работаю каждый день, чтобы подготовить инсталляцию к открытию? Дело не только в том, что я хочу закончить работу. А в том, что когда я делаю только это, время для меня остается абстрактной идеей. Вместо линейного отрезка из дней это… сфера. Стеклянная сфера, в которой я работаю, навещаю свою семью, выпиваю с друзьями, снова и снова, снова и снова. Каждая неделя ничем не отличается от следующей. Вот как я удерживаю время на месте.

Слезы закапали на мою юбку.

– И теперь я все испортила?

Он покачал головой, глаза его наполнились слезами, голос стал хриплым и задрожал:

– Нет. Ты стала ярким светом в моем унылом, темном мире. Но если ты позволишь мне поцеловать тебя снова… если мы начнем что-то прямо сейчас, время не будет стоять на месте. Конец, мой конец, не будет чем-то туманным вдалеке. Он будет мчаться ко мне, потому что…

Его голос оборвался, и я крепче сжала его руку, наши слезы упали вместе.

– Потому что?.. – прошептала я.

– Потому что, Кейс, дни будут отсчитываться, пока не останется только один, – сказал он сквозь стиснутые зубы, – день, когда я буду должен попрощаться с тобой.

Эти слова ударили в мое сердце, ломали и кромсали его. Это реальность. Как и сказала Лола. Я не могу притворяться, что это что-то далекое. Джона тяжело вздохнул и отвернулся, вытирая щеку рукавом рубашки.

– Расставаться будет трудно, если мы останемся друзьями, – сказал он, его голос скрежетал как гравий, – но будет гораздо хуже, если мы попытаемся быть кем-то большим друг другу. Если мы займемся любовью. Если мы влю… – он покачал головой, разочарование окрасило его лицо.

– Джона…

– Уже поздно. У меня завтра много работы.

Я не могла принять холодную решительность в его тоне. Молча кивнув, я потянулась к двери.

– Все в порядке. Спасибо за ужин и за мой первый раз в казино…

«И за мой первый поцелуй».

Джона потянулся через сиденье, чтобы снова взять меня за руку. Он крепко сжал ее, прижал мои пальцы к своим губам, а затем отпустил.