Через неделю меня выписали из больницы, и весь следующий месяц Тео с головой ушел в работу, переделывая старый салон во что-то свое. Свое видение. Свое наследие. То, что он мог сохранить после того, что-то другое будет потеряно.

Боль от потери ребенка висела между нами, и я понимала: несмотря обещания Тео снова надел доспехи, восстанавливая стены.

Он любил меня. Я чувствовала это в каждом ударе его сердца, прижатого к моему. Он согревал меня, когда я спала в его объятиях. Его хватка на мне никогда не ослабевала, даже в глубоком сне. Всегда начеку. Он брал на себя все, взваливал бремя на свои плечи. Все, чтобы уберечь своих любимых.

Однажды рано утром я проснулась, и первое чувство, которое меня поразило, – то, которое, по словам Ивонны, являлось истиной, – коснулось обнаженной кожи моего плеча. Места, которое принадлежало Тедди, пустовало и ждало.

Я разбудила его поцелуем.

– Салон готов, не так ли? – спросила я.

Он кивнул.

– Закончил вчера.

– Я буду петь на открытии. Грант и Фиби сказали, что пресс-релиз вызвал массу шума. У вас будет огромная толпа.

– Конечно, ты очень талантливая, детка. Народ выстроится вдоль квартала, чтобы увидеть тебя.

– И тебя тоже. Твое мастерство поразительно. Это ты, твое сердце и душа. – Я проследила пальцами напряженную линию его челюсти, желая, чтобы резкие черты исчезли. – Я решила, какую татуировку хочу.

– О, решила? И что это?

Я села и потянула его за руку.

– Собирайся. Я расскажу, когда мы приедем.

Мое сердце наполнилось гордостью, когда Тео открыл дверь салона, и я вошла внутрь. «Вегас Инк» больше не существовал. Тео разрушил стену между ним и маникюрным салоном, создав широкий вход. Черно-белая клетчатая плитка и красные стены исчезли, сменившись серым деревом. Стены прихожей были оклеены темно-серыми обоями с повторяющимся рисунком флер де лис. На них висели большие стеклянные витрины с образцами татуировок в томатно-красных рамах. У стены рядом со стойкой администратора стоял мягкий виниловый диван такого же красного оттенка.

Я подняла магический шар и встряхнула его.

– Неужели Тедди поверил в послания с той стороны?

Я подождала ответа и повернула шар к Тео. Надпись гласила: это точно.

Он ухмыльнулся.

– Шар, несомненно, принадлежит Вивиан. – Я улыбнулась и потянула его за руку. – Покажи мне остальное.

Тео взял меня за руку и повел дальше. Деревянный пол продолжался четырьмя рабочими местами, на каждом из которых стояли черные кресла с откидывающимися спинками и небольшие стулья для мастеров. Гравюры Энн Харпер и Теда Гэла были разбросаны по темно-зеленым стенам с большим количеством образцов татуировок.

Все это место выглядело элегантным, но резким, мужественным, отражая своего владельца, но не пугающим.

– Это прекрасно. – Я обвила руками его шею. – Я очень горжусь тобой. И вроде говорила это уже.

– Раз или два.

Его тон был дразнящим, но улыбка быстро исчезла. Он подвел меня к своему месту и взял со стола бумагу и синюю ручку.

– Итак, ты хочешь… – он откашлялся, – это как-то связано с ребенком? Или, может быть, Джо…

– Мне нужна твоя голубая бабочка.

Тео нахмурился, устремляя взгляд в прошлое.

– Ты имеешь в виду синюю бабочку из той старой истории? Когда мы с Джоной были детьми?

– Воображаемая бабочка, которая улетела.

Он откинулся на спинку стула.

– Но почему?

– Потому что это и есть ты. Ты сильный и храбрый. И ты бы принял любую боль, если бы это означало, что твои любимые чувствуют ее меньше. Ты взваливаешь все бремя на свои плечи. Ты надеваешь доспехи и возводишь стены. Но внутри у тебя нежная, любящая душа. Доброта внутри тебя, под стальной оболочкой. Я хочу, чтобы это было на моем теле. Твоя сущность. Я люблю тебя, Тедди. И хочу, чтобы твоя любовь оставалась со мной, запечатленная на коже на всю мою жизнь.

– Навсегда, – прошептал Тео.

Я молча кивнула.

– Навсегда.

Прежде чем он успел сказать еще хоть слово, я забралась к нему на колени и крепко поцеловала. Он ответил легким вздохом, и я почувствовала, как напряжение отпускает его тело. Он поцеловал меня со всем пылом и страстью. Я почувствовала, как он возвращается к жизни, согревая те части меня, которые остыли после нашей потери.

– Кейси, – выдохнул он, – я люблю тебя. Господи, как же я тебя люблю!

– И я люблю тебя, – проговорила ему в губы. Мои руки потянулись расстегнуть пуговицы на блузке. Я сняла ее, затем расстегнула лифчик. Позволила им упасть на пол и улеглась на кресло лицом вниз.

– Я готова.

– Нужно сделать набросок. Показать тебе…

Я отрицательно покачала головой.

– Я не хочу этого видеть.

Глаза Тео расширились. Я видела, как пульс сходит с ума в ложбинке его горла.

– Ты хочешь, чтобы я вытатуировал бабочку на тебе и не хочешь знать, какой она будет?

– Да, именно так.

– Но почему?

– Я хочу эту бабочку именно такой, какой ты ее себе представлял. Не буду вносить никаких изменений. Никакого эскиза. Никакого трафарета. Мне нужно твое мастерство, Тедди. Я – твой холст.

Он еще мгновение пристально смотрел на меня.

– Никакого трафарета. Просто сразу, свободной рукой?

Я улыбнулась.

– Неужели тебе так трудно со всеми твоими клиентами?

– Только с сумасшедшими, – рассмеялся Тео, и я поняла, что с ним все будет в порядке.

Я подождала, пока он наденет резиновые перчатки. Возьмет стопку мягких салфеток, чтобы вытирать излишки чернил и крови. Приготовит иглы и чернила. Потом отвернула голову, чтобы не видеть цвета, которые он выбрал. Через несколько минут я услышала, как застонал его аппарат, и почувствовала, как Тео навис надо мной и мягко поцеловал меня в лопатку.

– Готова? – поинтересовался он, и его горячее дыхание коснулось моей кожи.

Я повернула голову. Мне хотелось посмотреть, как он работает.

– Я готова.

Тео наклонился ко мне, пистолет зажужжал, и я почувствовала, как его рука легла на мою кожу за долю секунды до острого укуса иглы. Прошло много лет с тех пор, как я сделала последнюю татуировку, но боль оказалась знакомой. Глубокая, жгучая. Хороший татуировщик точно знает, когда нужно отступить, стереть кровь и лишние чернила, а потом снова продолжать.

Тео был более чем хорош.

Я наблюдала за ним, за его глазами, сосредоточенными на моей коже, за уверенными и легкими движениями, за его татуированными руками, держащими пистолет, за мышцами, плотно обтянутыми коротким рукавом футболки.

– Это неправильно упомянуть, что то, как ты делаешь тату, меня заводит?

– Да, – ответил он, не поднимая глаз, – как профессионал, я нахожу это крайне неуместным.

Я улыбнулась и прикусила губу, потому что вовсе не шутила. Глубокий укус иглы на тонкой коже над лопаткой я прочувствовала всем позвоночником. Вибрация улеглась только между ног. Желание росло вместе с болью и отступало, когда Тео вытаскивал иглу, чтобы вытереть кровь и чернила, или когда менял иглу.

Затем текстура боли изменилась. Укус иглы чувствовался скорее царапиной, жалящими мазками кисти, словно Тео красил мою кожу маркером, кончик которого сделан из стеклянной пыли.

– Теперь ты затеняешь, – прокомментировала я, ощущая жжение от татуировки на своей лопатке. – Это большая бабочка.

– Бабочка? – спросил Тео, поглощенный работой. – Я думал, ты сказала, что хочешь иметь гигантский смайлик-какашку.

– Ха-ха, – проговорила я, только притворяясь раздраженной, в то время как мое сердце воспарило, увидев, что мой Тео вернулся.

Через три часа он закончил. Три часа я наблюдала, как этот красивый мужчина, склонившись надо мной, создавал произведение искусства на моем теле, отдавая мне частичку себя. Плечо пульсировало, но боль уступала той потребности, которую я испытывала к нему.

– Ты готова увидеть ее? – поинтересовался Тео низким, грубым голосом. И даже если он и переживал, то не показывал этого, глядя на меня горящими от голода глазами.

Я кивнула.

– Готова.

Я подошла и встала перед зеркалом, висевшим на стене у его рабочего места, а Тео взял со стола ручное зеркальце. Его глаза скользнули по моей обнаженной груди, когда я повернулась к нему лицом. Он держал зеркало так, чтобы я могла видеть отражение своей спины в большом зеркале на стене.

– О боже, – выдохнула я.

Голубая бабочка сидела у меня на плече, ее крылья были цвета летнего неба, когда солнце вот-вот сядет, окаймленные острым, глубоким черным, сияющим, как оникс на свету. Она казалась настолько реальной, настолько идеально изображенной, что я представила, как в любой момент сложит и развернет крылья, слетит с моего плеча и упадет в ладонь Тео.

Но бабочка осталась на месте. В конце вселенной. Тео изобразил дугу из пресс-папье Джоны вдоль правой стороны лопатки, темный кусочек неба, сияющий звездами и звездной пылью внутри. Он проносился по моей коже, прежде чем исчезнуть навсегда, за пределами того, что могла удержать моя кожа. Недоделанный кусочек. Но бесконечный. Я не сказала ни слова, но перевела взгляд с зеркала на Тео. Он опустил зеркало, затем его рука оказалась на моем затылке, зарывшись в волосы, а другая притянула меня ближе. Он крепко и требовательно поцеловал меня. Я приоткрыла рот, принимая его глубоко внутрь.

– Выходи за меня замуж, – прошептал он между поцелуями, – выходи за меня замуж, Кейс. Будь моей женой…

– Да, – выдохнула я, – да, господи, да.

Мы отдавались друг другу полностью, в совершенной гармонии любви и похоти, наши тела стремились показать друг другу то, что было известно нашим душам. Это чувствовалось в каждом прикосновении, в каждом поцелуе.

Наши поцелуи словно слова, словно признания, сделанными нашими руками на наших телах. Обещания, данные с каждым судорожным вздохом. И радость, которую я испытывала, была не только от его предложения, но и от того, что оно означало. Что, несмотря на потери, мы продолжаем идти. Никогда не поддаваясь и не сдаваясь.

Потому что любовь побеждает. Всегда.