Глава 8
Кое-как добравшись до родного чердака, я с кряхтением забрался через люк и прямо как был, в одежде, завалился на кровать. Свет зажигать не стал — хватало лёгкого лунного из незапертых слуховых окон, да и обстановку я знал прекрасно, сам ведь всё убирал и расставлял.
За всеми этими треволнениями: нападением твари, арестом, допросом — давно уже перевалило за полночь, но сна не было ни в одном глазу. Я тяжело вздохнул, в который раз нецензурно помянув свой первый выход в город.
— А я уж думала, что не дождусь тебя…
Эффект от прозвучавшего в темноте голоса был подобен выстрелу. Я вздрогнул и подскочил на постели, со страхом вглядываясь в темноту. Бросило в пот, а сердце вдруг застучало быстро-быстро, отдавая пульсацией в висках.
«Та тварь?!» — мелькнула шальная мысль. Однако секундой позже я понял, что голос не тот совсем — женский и какой-то знакомый. Да и Серёга говорил, что сюда подобным существам хода нет — даже если не выдержит периметральная защита, сигнализация поднимет такой вой, что тут через пять минут окажется с полсотни жаждущих крови злых магов.
Вспыхнул небольшой лилово-фиолетовый огонёк, в свете которого я, снова вздрогнув, различил точёное лицо завкафедры Проклятий.
— И давно ждёте? — резко пересохшими губами спросил я.
— Почти час, — ответила она, а затем, вдруг достав тонкий мундштук с уже воткнутой в него сигаретой, не торопясь закурила.
«Через полчаса как я вышел от инквизиторов…»
Я смотрел на девушку, что так бесцеремонно оккупировала… А нет. Не оккупировала. Она сидела, небрежно откинувшись и закинув одну ногу на подлокотник, на массивном троне, который обвивал, раскрыв крылья, чёрный дракон. Каменном троне с каменным драконом…
Надо понимать, что раньше подобного на чердаке не водилось. А значит, мадмуазель Элеонора припёрла его с собой. Чтоб впечатление произвести, видимо.
Сердце понемногу угомонилось, больше не пытаясь выскочить из груди, и я медленно, перебарывая накатившую слабость, сел на кровати. Ещё раз окинул завкафедры взглядом, теперь уже более внимательным. Впечатление она таки производила, в основном — сползшим с ноги на подлокотнике по самое не хочу платьем.
«Хорошая фигура», — чуть заторможено — сказывалась усталость — подумал я, а затем внезапно понял, что и лицо у неё совершенно нетипичное для среднестатистической ведьмы: аристократичное, с идеальными пропорциями, красивое…
— До меня тут дошли кое-какие слухи, — не дождавшись от меня вопросов, негромко проговорила она. — В частности, что к гибели двух учеников академии причастен ученик моего курса, да ещё и мужчина.
— Я не виноват, — чуть покачав головой, негромко сообщил я, а сам обречённо подумал: «Похоже, допрос мне сегодня будут устраивать все».
— А ещё, — продолжила завкафедры, — со мною поделились удивительным фактом, что у того при сканировании магическими артефактами Инквизитория уверенно определяется средний уровень дара. Для женщины-ведьмы средний, — уточнила она. — Для мужчины же это почти предел возможностей, как считается. А ведь на момент поступления дар у тебя был практически в зачаточном состоянии. Такой прогресс, и буквально за несколько дней…
Я чуть пожал плечами, не зная, что на это ответить. Зато подумал с мрачной иронией: «Ого, средний дар. Ещё бы уметь им пользоваться».
А девушка вдруг добавила:
— Ты самый необычный мужчина-ведьма, которого я видела.
«Ведьма… — криво ухмыльнулся я. — Ну нет, хватит».
— Ведьмак.
— Кто? — чуть изогнула собеседница тонкую бровь.
— Ведьмак, — повторил я. — Мужчина-адепт проклятий — ведьмак.
Элеонора хмыкнула, а затем, чуть сощурившись, поинтересовалась:
— Сам придумал?
— Сам.
— Ведьмак… Хм. А в общем-то, неплохо.
Она поднялась с трона и, привстав на цыпочки, потянулась, словно кошка. Проследив за нехарактерно красивой магистершей, я невольно вспомнил Эльзу и других девчонок с группы.
«Интересно, а почему эта особа так от них отличается?»
Магистр проклятий и впрямь была очень хороша. Тонкое платье плотно облегало стройное тело, густые тёмные волосы крупными локонами ложились на плечи, чувственные губы были слегка приоткрыты…
Вот только, похоже, стресс и усталость от пережитого сделали своё чёрное дело, да и первое наше с ней знакомство окончилось совсем не так, как бы мне хотелось. Так что, несмотря на её эротизм и интимную атмосферу, во мне ничего не шевельнулось. Совсем ничего.
Она сделала два шага к кровати, наклонилась, опираясь руками на постель и пытливо вглядываясь в моё лицо, так, что в чуть провисшем декольте прекрасно виднелись два сочных полушария, лишь чуть-чуть поддерживаемых ажурным лифчиком.
А мысли мои вдруг зацепились за её слова о моей необычности. А вернее, о улавливающемся в этой фразе намёке, что подобных мужчин она видела несколько. Поэтому я сказал в пустоту, не обращаясь ни к кому конкретно:
— Так значит, я был не единственным с таким даром? Не настолько уникальным, как мне все тут говорят? Были и другие?
— Ты… — она облизнула алые губы кончиком языка. — Нет, ты как раз уникален. Как возрастом и нетипичным распределением дара, так и этим странным мгновенным прогрессом. Те, кого я знала прежде, были молодыми пареньками, судорожно выбиравшими другие направления и постаравшимися забыть, что их дар имел и эту грань. Ты ведь видишь нашу силу? — вдруг спросила она.
Я вспомнил сгустки тьмы в своих ладонях, да и в её тоже, после того, первого занятия.
— Да.
— Полгода, — уверенно произнесла девушка.
— Что «полгода»?
— В среднем полгода нужно начинающему, чтобы ощутить её, — она облизнулась снова — теперь уже с каким-то маниакальным блеском в глазах. — Расскажи, когда ты впервые её увидел.
— Впервые?
Я склонил голову на бок. Кровать чуть скрипнула под коленом девушки, когда она ещё приблизилась.
Посмотрел ей в глаза.
— Когда ты запустила ею в меня, разнеся в прах дверь аудитории.
Я думал, она разозлится на такое панибратское обращение, но завкафедры лишь выдохнула торжествующее:
— Х-ха! — а затем, приблизившись почти вплотную, сильно толкнула меня ладонью в грудь, откидывая обратно на мягкий матрас.
— Так и знала — стрессовая ситуация с непосредственной угрозой жизни! — голос её был полон возбуждения и торжества. — Плюс мощный всплеск дара от постороннего источника. Тут или взаимосвязь индукционного типа, или симпатическая связь, точно! А если… — она нависла надо мной, приблизив возбуждённое лицо. — А если пойти дальше, возможно, твой дар станет ещё сильнее!
— Дальше куда? — без сил раскинувшись на ложе, чуть просевшем от веса двух наших тел, индифферентно поинтересовался я. — Подвергнуть мою жизнь ещё большей опасности?
Девушка фыркнула и ответила презрительно:
— Путь прямого усиления воздействия — это тупиковый путь. Не стоит зацикливаться на одном и том же, надо пробовать разное.
— И что хочешь попробовать ты?
— О, тебе понравится.
Элеонора шепнула это мне на ухо, после чего её ладонь чуть сжала моё «хозяйство», и девушка плавно переместилась ниже, оседлав мои ноги.
Обречённо вздохнув, я прикрыл глаза. Согласия от меня не ждали — видимо, считалось, что мужик и так всегда готов. Вот только конкретно здесь и сейчас на пути желаний ведьмы и, быть может, даже и моих, случись это при других обстоятельствах, встало одно непреодолимое «но» — я ОЧЕНЬ сильно устал.
Властные руки сдёрнули вниз штаны. Голую кожу чуть захолодило от ночного воздуха, что свободно проникал сквозь распахнутое слуховое окно.
— Хм, ты не рад меня видеть? — чуть игриво прозвучало от ведьмы. — Ну ничего, сейчас мы это исправим!
А всё происходящее дальше можно было описать всплывшими вдруг в моей голове строчками из песни группы «Сектор Газа»: «Его как джойстик и как скоростной рычаг, крутит так и сяк, но не выходит никак…»
«Не встаёт», — рассеянно констатировал я.
Что только она с ним ни делала — крутила, тянула, дёргала из стороны в сторону, бешено надрачивая всеми известными способами и неожиданно проявив в этом весьма глубокие… гм, познания. Но результат оставался всё тем же — нулевым.
— Я просто устал, — открыв глаза и смотря в пустоту, произнёс я после, наверное, десятка минут безуспешных «попыток реанимации» моего не подающего признаков жизни органа.
Впрочем, девушка и сама это уже поняла. Бросив наконец все попытки, она слезла с моих ног и, сплюнув, прошипела словно рассерженная змея:
— Вот что за невезуха! Мало того что безродный, так ещё и импотент!
Зашуршала одежда. Я, подняв голову, взглянул на ведьму, а та, матерясь сквозь зубы как матёрый сапожник, втянула в ладонь массивное кресло, стремительно, с силой вбивая каблуки в пол, пересекла чердак и, превратившись в размытое серое облако, резко, словно пробка из бутылки с шампанским, вылетела в окно.
— Я не импотент, — после небольшой паузы произнёс я ей вслед. — У меня был тяжёлый день.
Голова упала на кровать уже окончательно, и что характерно, мне даже ни капельки не было стыдно. В конце концов, меня только что чуть не поимели ради какого-то научного эксперимента, даже не задумавшись ни на секунду, хочу ли я, могу ли я, гов… Стоп, это не из той оперы… В общем, попытались трахнуть, притом согласия не спросив.
Нет, будем честны, в иных обстоятельствах стал бы я отказываться? Отнюдь, покувыркался бы с этой Элеонорой, а эксперимент или не эксперимент… Красотка она что надо, всё при ней, да и возраст — на вид, по крайней мере — вполне для меня подходящий, не малолетка какая-нибудь. Но то в других условиях! Сейчас же… Лицо увиденной твари всё никак не шло у меня из головы. Эти провалы рта и глаз, этот голос, казалось, наждачкой сдирающий кожу… Мурашки снова побежали по телу, и я быстрей натянул штаны обратно, а затем и вовсе почти с головой закутался в одеяло.
Пробурчал:
— Станешь тут импотентом, с такими делами.
И вот, пока я ворочался в постели, мысли независимо от меня переключились на допрос в инквизиторской, а затем и дальше по цепочке, до тех пор, пока я не смог всё же наконец заснуть.
И последней моей мыслью было, что, может, действительно ну их нахер, эти проклятья?
* * *
Подъем был жёстким и очень, очень ранним.
С воплем подскочив, отфыркиваясь от попавшей в нос и рот воды, я ошалело уставился на до омерзения бодрого Юрьича, что стоял напротив в тренировочном костюме с большими красными буквами «СССР» на груди, а также со свистком на шее и с ведром в руках.
Выматерившись — а цензурных выражений после произошедшего у меня просто не нашлось, — я оглядел залитую постель, себя — кстати, опять почему-то голого — и поплёлся под душ, подбадриваемый бодрым напевом Глушакова, что состоял из смутно знакомых строчек:
«Бегать, скакать, кувыркаться
Каждый обязан уметь:
Нужно лишь только собраться
И захотеть, и захотеть!»
Хорошо бы, конечно, захотеть… А если полночи не давали спать всякие разные события? Ведь чуть не убили, чуть не пытали, чуть не изнасиловали…
— Сколько сейчас? — угрюмо спросил я, снимая с сушилки трусы и майку и медленно натягивая на свои далеко не самые стройные телеса. И не смог сдержать тяжкий стон, услышав страшное:
— Шесть утра.
Спал я, наверное, часа три, не больше. Завалиться бы ещё на столько же, а лучше до обеда, но штаны и кеды были неумолимо всунуты мне в руки, а тушка — выпихнута в коридор. Одевался я уже на ходу, а точнее, на скаку, пытаясь нормально натянуть треники и обувку и параллельно проклиная себя самого за излишне длинный язык. Нет, тогда, ночью, для меня всё выглядело очень логично, правильно и обоснованно: надо тренироваться, учиться драться и вообще становиться мужиком. Но не так сходу же!
Уже на улице Глушаков остановился и, глядя мне в глаза, серьёзно сказал:
— Хотел завтра начать тренировки, но потом понял, как они для тебя важны, и решил не откладывать.
Я было поискал в его прямом, открытом взоре скрытую издёвку, но не нашёл и силой воли подавил очередной рвущийся наружу стон. Стоящий напротив меня мужчина действительно считал, что я жажду начать приобщаться к миру боевых искусств буквально немедленно, и мне даже стало чуточку стыдно за необоснованные подозрения.
— Сначала зарядка, затем лёгкая пробежка — пять километров, дальше по твоему состоянию. Готов?
— Я… э… эм…
Мысленно прикинув длину пяти километров, я малость приуныл. В теперь уже прошлой жизни самым большим расстоянием, на которое я бегал, были метров пятьсот до магазина за пивом и пельменями, когда рейд-лидер в ВОВке объявлял перекур.
Глушаков улыбнулся, хлопнул по плечу — да так, что меня неслабо качнуло в сторону — и произнёс, весело щурясь:
— Не дрейфь, это только на словах страшно, а на деле… ещё страшней, — после чего рассмеялся, но, опять-таки, как-то не обидно, по-доброму.
Дальнейшее я запомнил смутно. Сначала были попытки в наклоне дотянуться кончиками пальцев до земли. Безуспешные. Затем попытки сесть на шпагат, если, конечно, можно так назвать прямой угол, на который смогли раздвинуться мои ноги. Потом были наклоны, махи рук и ног, приседы и прочее, и прочее…
Уже через пять минут я дышал как загнанный волк, вывалив язык наружу. Но если двадцатиминутную зарядку я ещё как-то пережил, то лёгкая пробежка убила меня окончательно. Когда всё такой же бодрый Сергей бросил, что мы пробежали километр, я думал, что моё сердце пробьёт грудную клетку и со скоростью снаряда улетит вперёд.
Бежать я уже не мог и, перейдя на шаг, пошатываясь, продолжил плестись вперёд, на остатках гордости удерживая себя от падения. Пот заливал глаза, в голову стучало словно в колокол, а дыхание вырывалось из горящих лёгких с тяжёлым хрипом.
Потом воспоминания и вовсе пошли урывками. Я видел встревоженное лицо Глушакова, затем, вроде бы, Элеоноры, мелькнула на периферии белая борода ректора… и всё. Дальше — темнота.
Очнулся я в какой-то палате, на койке и под белым покрывалом. Хорошо хоть накрытый не с головой, да и морг палата всё же не напоминала. Не совру, если скажу, что мысль о том, что я двину кони, под конец, перед самой отключкой, меня таки посетила.
Осмотревшись более внимательно, я понял, что это не совсем палата, скорее часть большей комнаты, отгороженная ширмами или занавесками. А затем моё внимание привлёк яростный шепоток из-за шторки, и, прислушавшись, я внезапно понял, что слышу голос моей завкафедры.
— Да вы совсем рехнулись, Сергей Юрьевич! Это же уникальный экземпляр! Такой скачкообразный рост дара, такие перспективы, а вы его, извиняюсь, как какого-то сапога-рекрута из имперской пехоты загонять принялись!
— Элеонора Сигизмундовна, — донёсся до меня следом и спокойный голос Глушакова, — какие на этого студента вы возлагаете перспективы, мне подсказал лёгкий флёр ваших духов на чердаке.
— Это не то, о чём вы подумали, — чуть уязвлённо ответила ведьма. — Я хотела проведать своего студента, попавшего в сложную жизненную ситуацию, а заодно провести один эксперимент… Неудачно, к сожалению.
— Неудачно? — я прямо-таки увидел, как Глушаков скептически приподнимает одну бровь. — Судя по тому, что на нём не было ни единого предмета одежды, основного вы добились.
— Ах ты!..
— Коллеги, успокойтесь, — прорезался голос ректора. — Не в больнице. Павлу после всего пережитого нужны покой и время на выздоровление. Пара дней вдали от ваших экспериментов… Ваших, ваших. Сергей Юрьевич, я и вас тоже имею в виду. Пожалуйста, воздержитесь.
— Отправлять его на курс проклятий — вот от чего изначально нужно было воздержаться.
— Сергей Юрьевич, во-первых, он сам сделал выбор, а во-вторых, я здесь ректор, а не вы, и не вам требовать от меня отчё…
— Кстати, мастер Иквус как раз обещался ко мне в обед заглянуть…
После сказанных нарочито безразличным тоном слов Глушакова Кхан резко замолк на полуслове, пару раз кашлянул, произнёс:
— В общем, коллеги, я надеюсь на ваше благоразумие, — после чего, судя по шороху одежд, быстро ретировался восвояси.
Наступила тишина. Правда, продлилась она не долго, и вновь первым её прервал голос моей завкаф. Вот только интонации в нём были уже совсем другие.
— Серёж, почему ты так со мной?
— Как? — спросил в ответ Глушаков. А я… У меня вдруг кольнуло где-то в груди. Чуть стеснило. Потому что я вдруг без всяких слов понял причину столь странного поведения этих двоих.
— Так жестоко, — тихо, почти на грани слышимости произнесла Элеонора.
— Может быть, потому, что ты сначала хотела испортить жизнь мне, а теперь решила взяться за этого парня?
— Я не сделала тебе ничего плохого…
— Всего лишь попыталась наложить смертельное проклятье на мою жену? — язвительно поинтересовался Сергей.
— Но не на тебя, — возразила девушка. — Просто я любила тебя. И сейчас люблю…
— Не начинай, — Глушаков вздохнул. — Ты же знаешь.
— Знаю, — упавшим голосом ответила она. — Знаю, что ты любишь её. Вот только… мы же обе были там. Так почему она, а не я? Потому что я всего лишь отвратительная ведьма, а она — прекрасный белый целитель?
— Я уже говорил тебе, что нет.
— Тогда почему?
— Не знаю, — он снова вздохнул. — Это не объяснить. Да и зачем? Всё давно уже сказано. Тем более, как я понял, сейчас тебя заинтересовал Павел.
— Как эксперимент. Не более того.
От жёстких и в чём-то даже жестоких слов Элеоноры мне стало чуточку больно. Я, наверное, пусть и подсознательно, но всё же хотел считать её ночной визит чем-то большим, чем просто научным интересом. Когда девушка ночью заявляется к тебе домой, чтобы заняться с тобой сексом, это же не просто так, да? Хотя действительно, кто я для неё? Не толковый маг, не благородный, не красавчик со стройным телом, и орган у меня отнюдь не двадцать один сантиметр. Никто я, в общем.
— Он хороший парень…
— Он — не ты. И никогда таким не станет.
Сглотнув, я отвернулся, постаравшись больше не слушать, но её слова вбивались мне в мозг словно гвозди молотком.
— Он не сможет переломить ход сражения, в одиночку повернув вспять наступающих, как ты когда-то. Не сможет десять минут держать щит, принимая на себя всю мощь магов противника и спасая нас, беспомощных после диверсии врага. Не убьёт в поединке того, кого считали непобедимым.
— Ты этого не знаешь, — сухо произнёс Сергей.
Но Элеонора Баум ин Филрион ничего ему не ответила.
