Глава 35
Подол оказался небольшой деревенькой на два десятка дворов, с прилепившейся к ним церквушкой и покосившейся корчмой у дороги.
— Стоило тащиться за семь верст киселя хлебать, — пробормотал Евстафьев, прикрывая козырьком ладони глаза от солнца.
Они стояли на холме, с которого открывался вид на раскинувшееся перед ними поселение. За покатыми крышами изб виднелся изгиб реки, сверкавшей в солнечных лучах.
— И что мы здесь забыли? — в голосе Ирины звучало плохо скрываемое раздражение. — Я все ноги сбила, таскаясь ночью по бурелому, по милости той размалеванной мартышки, чтобы любоваться пасторальными пейзажами? Мне нужна горячая ванна, и нормальная еда, не говоря уже о комфортном способе передвижения, в светлое время суток!
— А по мне, царевна, — Беззубцев словно выплюнул последнее слово, — тебе потребен кляп добрый, чтобы заткнуть тебя, да плеть, чтоб дурь выбить из головушки твоей распрекрасной.
— Прибереги свои садомазохистские фантазии для своей подружки, — яростно огрызнулась Ирина. — Я, между прочим, меня похищать не просила!
— А я тебе прежде говорил и паки повторю, что можешь хоть сей же час ступать на все четыре стороны, — ощетинился Беззубцев. — Осточертела ты мне, хуже горькой редьки!
— Уймитесь уже, — подал голос Муха. Он взболтал флягу, и разочарованно вздохнул. — Бранитесь, ровно суженые.
— Что?! — хором воскликнули Ирина с Беззубцевым, и тут же обменялись испепеляющими взглядами.
— Разведать бы надобно, что в посаде творится, прежде чем всем туда идти, — не обращая внимания на возмущенные реплики, продолжил Муха. — Большак недалече, коли царевну все еще ищут, могут и сюда заехать…
Беззубцев, еще не успевший остыть, снова взбеленился при упоминании царевны:
— Я эту стерву проклятую здесь караулить не намерен! Оставайся сам с нею, коли так о ее сохранности печешься!
— А оружие, коней, харч — ты покупать будешь? — невозмутимо поинтересовался Муха.
— Стерву?!
— А хоть бы и так! Вона, хахаряшки ейные продам — хоть какую пользу с неё поимеем!
— Это вообще-то мои драгоценности, алё!
Муха вздохнул.
— И кому ж ты их тут продавать собрался? Пастухам, иль бабам местным? Может, жемчуг на яйца сменяешь?
Беззубцев катнул желваками.
— Значит, вместе пойдем! — распорядился он. — Нечего тень на плетень наводить! Места тут глухие, стрельцов царских отродясь не бывало. А ежели и нагрянет кто — разве признает в этаком пугале царевну?
Ярослав предусмотрительно потянул Ирину за рукав, увлекая за собой, прежде чем та успела разразиться очередной гневной тирадой.
— Ира! — прошипел он. — Уймись!
— Он назвал меня пугалом!
— Слушай, — Ярослав заглянул ей в глаза, — ты понимаешь, что ты не настоящая царевна? И здесь не дворец?
Ирина глянула на него с вызовом.
— Ты так обо мне, или о себе беспокоишься?
— В смысле? — Ярослав опешил.
— В прямом! — Ирина высвободила рукав. — Ты со своей зацикленностью на этой бабке и её кресте, по ходу, сам уже кукухой едешь! Смотришь этому Беззубцеву своему в рот и готов на цирлах перед ним скакать! Зачем я только, дура, согласилась его из тюрьмы вытаскивать! Сидела бы сейчас во дворце, по крайней мере, в нормальном обществе!
— Ира, — начал ошеломленный Ярослав, но девушка, не дослушав его, резко отвернулась и направилась к Евстафьеву, неловко топтавшемуся в стороне.
— Всё, хватит лясы точить! — Беззубцев повысил голос. — Идем в посад!
* * *
Деревенька казалась безлюдной — на всем пути к ней им не встретилось ни души, за исключением пастушка на пригорке, присматривавшего за двумя тощими коровенками, пощипывающих редкую зеленую поросль вместе с пожухшими пучками прошлогодней травы.
Паренек вытаращил на них светлые глаза, а когда Муха окликнул его, пытаясь завязать разговор, дал стрекача.
— Дикий какой-то, — пробормотал Ярослав.
— Одичаешь тут, — вздохнул Евстафьев, оглядывая окрестности. — Скотина, вон, совсем ледащая… Да и хозяевам, небось, тоже жрать нечего, особенно сейчас.
— Голодный год был, много народу померло, — согласился подошедший Афоня. Он сощурил единственный глаз, выглядывая что-то вдали. — Никак, пасека…
Действительно, поодаль от домов виднелось несколько десятков грубо сколоченных ульев, среди которых бродил одинокий старик, разбрасывая пучки соломы вокруг.
— Эй, дед! — обратился к нему Беззубцев. — Где тут у вас лошадей купить можно?
Старик поднял взгляд и бессмысленно уставился на него.
— Лошадей, говорю! — Беззубцев приставил ладонь ко рту рупором.
— Пчела, она уход ценит… — пробормотал дед, отворачиваясь и любовно поглаживая стенку улья. — Перезимовали, вот, и слава Богу…
— Э, да они все тут малахольные! — с досадой сплюнул Беззубцев.
— Не рано, дед, ульи на улицу вынес? — вмешался Евстафьев. — Ночи-то холодные еще!
Старик растерянно заморгал, потом стащил с головы драную шапку и прижал её к груди.
— Пчела — она ить уход любит, — пролепетал он, потупившись.
— Оставьте его, Василий Михайлович, — вздохнула Ирина. — Видите — он и так запуган…
— Неладное тут что-то творится, — проговорил Муха, когда они двинулись дальше.
— А ведь раньше народа здесь поболе жило, — заметил Афоня. — Доводилось мне бывать в здешних краях — борть тут знатная была…
— Михалыч, — негромко сказал Ярослав Евстафьеву. — Как думаешь, где мы примерно сейчас находимся?
— А чего тут думать, — отозвался тот. — Из Москвы мы по той же дороге ехали, которой нас туда везли, значит, по Серпуховскому тракту. По лесу шли тоже на юг — считай, километров сорок отмахали. Вот и выходит, что должны быть сейчас где-то в районе Щербинки, а может, и Подольска…
— Подол! — пробормотал Ярослав. — То есть, мы — в Подольске?
— Вполне может быть, — согласился Михалыч. — А что?
— Да так, — Ярослав усмехнулся и покачал головой. — Родной, можно сказать, город… Мать у меня там живет.
— Ну, значит, у тебя есть возможность увидеть родные пенаты в семнадцатом веке, — бросила Ирина.
Ярослав промолчал. У него было странное чувство, словно он действительно вернулся в родные места, вот только ощущения эти были не связаны с жизнью в двадцать первом веке.
Что-то накатывало на него, какие-то разрозненные обрывки воспоминаний крутились в голове, но стоило сосредоточить на них внимание, как они ускользали.
— Кузня! — подал голос шедший впереди Муха.
Приземистая бревенчатая постройка, казалось, вросла в землю давным-давно. Из трубы на крыше валил густой дым, дверь в кузню была распахнута настежь, оттуда доносились звуки ударов молота по железу.
Кузнец, обнаженный до пояса, стоял у наковальни, спиной к дверям. Под мокрой от пота спине с каждым взмахом руки перекатывались мускулы; длинные седые волосы, перехваченные кожаной лентой рассыпались по плечам.
— Отец! — окликнул его Беззубцев. — Бог в помощь!
Кузнец опустил молот и обернулся. Ярослав с удивлением понял, что он был стар, возможно — очень стар.
— Кто здесь? — голос, глухой и слегка надтреснутый, гулко отдавался под закопченным сводом кузни.
— Свои, отец, — ухмыльнулся Афоня. Он крутил головой, разглядывая развешенные на стенах подковы, топоры и лезвия кос.
— Путники мы, — Беззубцев вглядывался в покрытое морщинами лицо старика. — Вот, ищем, у кого бы коней купить можно.
— Точно не у меня, — кузнец повернул голову в сторону Беззубцева, и Ярослав увидел, что он слепой — глаза были затянуты мутными белесыми пленками. — Подковать — могу, а продать — не обессудь.
— А знаешь кого, кто продает? — спросил Муха.
Кузнец пожал плечами и снова взялся за молот. — Какие уж нынче кони, — промолвил он. — Последнюю, почитай, скотину, под нож извели — собак, и тех не осталось. Вон, в Добрятино, разве что…
Он осёкся.
— Добрятино? — переспросил Беззубцев. — Далеко это отсель?
— Версты три по Пахре будет, — неохотно отвечал кузнец. — Посад там.
— А посадник кто? — поинтересовался Муха.
Кузнец насупился. — Дьяк царский. Вы уж извиняйте, люди добрые, у меня железо стынет…
— Погоди, отец! — Беззубцев снял со стены кованый нож и крутил в руках. — Нам бы прикупить кой-чего у тебя…
Кузнец насторожился.
— Саблю бы добрую, — продолжал Беззубцев, — да ножей крепких.
Старик затряс головой. — Нет у меня оружия! И на продажу — ничего!
— Да ты что, дед? — удивился Беззубцев. — Сам же говоришь — жрать нечего, а от деньги отказываешься?
— Уж не обессудь, служивый, — промолвил кузнец, — а токмо ничем тебя выручить не могу.
— Да что за деревня у вас тут! — раздраженно воскликнул Беззубцев. — Ни людей, ни коней, ни торга!
— Деда! — звонкий голос, раздавшийся с порога, заставил Ярослава обернуться.
В дверях застыла девушка, уставившись на гостей широко раскрытыми глазами, в которых плескался ужас. В руках она держала глиняный кувшин.
— Марья! — голос кузнеца дрогнул. — Ты зачем здесь?
— Воды… принесла, — едва слышно пролепетала девушка, переводя взгляд с одного мужчины на другого.
Беззубцев криво усмехнулся и положил нож на место. — Не бойся, девка, — сказал он. — Мы тебе зла не сотворим.
Девушка заморгала. Взгляд ее остановился на Ирине и глаза удивленно расширились.
— Я и не боюсь, — робко промолвила она. — Я то напугалась, что подумала — псы…
— Марья! — на этот раз в голосе кузнеца отчетливо прозвучали нотки страха. — Ступай к себе!
— Псы? — настороженно переспросил Муха. — Что за псы такие?
— Да то собаки у нас бродячие стаями бегают, — торопливо сказал кузнец. — Боится она их дюже.
— А говорил — даже псов не осталось, — напомнил Беззубцев.
— Знаете что, — не выдержала Ирина, — пойдемте уже отсюда, а? Что вы пристали к человеку?
Беззубцев кинул на неё тяжелый взгляд, но Муха, кашлянув, подхватил его под руку. — И то верно, Юшка, — сказал он негромко. — Пошли, что нам здесь время терять.
— Ярик! — окликнул его Евстафьев. — Ты чего там застрял?
Ярослав вздрогнул. — Иду! — отозвался он.
При звуке его голоса, кузнец повернул голову и уставился на Ярослава незрячими глазами.
— Ярик? — пробормотал он.
У Ярослава перехватило дыхание.
— Дядька Булат? — вырвалось у него неожиданно для самого себя.
Теперь уже явственно вздрогнул кузнец. — Свят, свят, свят! — проговорил он, осеняя себя размашистым крестом. — Свят, свят…
Лицо старика побледнело, он отступил к наковальне и выронил молот из руки.
За спиной Ярослава испуганно вскрикнула Марья.
Ярослав попятился, волоски на его шее встали дыбом, на секунду у него перехватило дыхание, в висках вспыхнула боль.
Развернувшись, он бросился к выходу, и выскочил во двор, налетев на Евстафьева и чуть не сбив того с ног.
— Что с тобой? — удивился тот.
Ярослав помотал головой. На воздухе он почувствовал себя намного лучше — тошнота отступила, боль в висках угасала. Но в голове билась мысль, заставлявшая сердце взволнованно колотиться — откуда он мог помнить имя кузнеца?
* * *
Беззубцев и Муха о чем-то вполголоса совещались. Казалось, Беззубцев с чем-то спорил, наконец, они ударили по рукам, Муха полез за пазуху, вытащил кошель, и отсчитал Беззубцеву несколько монет.
— Конюх, — обратился Муха к Евстафьеву, — пойдешь со мной. И ты, Афоня, пожалуй. Ежели и впрямь во всей деревни лошадей не сыщем, наведаемся в посад. А вы ждите нас в корчме, да сидите тихо; коли удастся, то снеди в дорогу какой прикупите.
На лице одноглазого было написано, что он гораздо охотнее наведался бы в корчму, но он лишь пожал плечами и кивнул.
Евстафьев, напротив, казался довольным тем, что его воспринимают, как специалиста.
Беззубцев тоже явно повеселел и на лице его, пожалуй, впервые, появилась довольная улыбка.
— Ну, блаженный, давай, шевелись! — благодушно скомандовал он. — Корчму брать штурмом будем! Царевишна, вишь, по разносолам истосковалась!
— Идиот! — прошипела Ирина.
— Потише, Юшка! — одернул его Муха. — Смотри, не сболтни там лишнего!
— Не суетись, чернильная душа, — беззаботно отмахнулся Беззубцев. — Да не забудь оружие мне какое-никакое найти!
Корчма находилась на самом отшибе, приземистая постройка, к которой примыкали подсобки и конюшня.
— Тут, глядишь, и лошадей сторгуем! — обрадовался Беззубцев.
Однако, двор пустовал и из конюшни также не доносилось ни звука.
Внутри корчмы стояло несколько столов и лавок вдоль них. На скрип двери откуда-то из недр залы вынырнула женщина, лет сорока, окинувшая их недоверчивым хмурым взглядом.
— Чего вам? — нелюбезно осведомилась она, вытирая руки о замызганный передник.
— Гости к тебе, хозяюшка, — подмигнул ей Беззубцев. Он перекинул ноги через лавку и, усевшись, махнул ей рукой.
— Неси, что у тебя пожрать есть! И выпить тоже! Накрывай по-царски!
Он хохотнул.
Хозяйка смерила его презрительным взглядом.
— Платить-то чем будешь? — поинтересовалась она.
— Хошь — деньгой, — Беззубцев вытащил монету и бросил ее на стол. — А хошь — натурой! — он недвусмысленно ухмыльнулся, скользнув сальным взглядом по выдающемуся бюсту хозяйки.
Ирина громко фыркнула, но хозяйка лишь усмехнулась. — Годится, — бросила она, сгребая монету со стола.
Через несколько минут она поставила перед ними дымящийся чугунок с кашей, положила на стол половину черствого каравая, несколько луковиц и пару желтых репок.
В завершение, на столе появился кувшин медовухи с резким запахом.
Беззубцев яростно набросился на кашу. Ирина, глядя на то, как тот остервенело работает ложкой, поджала губы, отломила кусок от краюхи и попробовала грызть репу.
— Извините, — обратился к хозяйке Ярослав. — Извини, — поправился он, наткнувшись на её удивленный взгляд, — а почему у вас тут так мало людей?
Ирина подняла голову, и даже Беззубцев ненадолго оторвался от чугунка.
Женщина махнула рукой. — А откуда же ему, народу, взяться-то? — певуче сказала она. — Кто не помер, те разбежались… Времена-то нынче какие!
— Ты же не убежала вот, — заметил Беззубцев.
— А куда мне бежать-то? — вздохнула женщина. — Тут хоть какой-то угол… Боярин не обижает, и ладно.
— А мужик-то где твой? — поинтересовался Беззубцев, прикладываясь к кувшину.
Ирина закатила глаза.
— Похоронила два года тому как, — отозвалась женщина. — В Пахре утонул.
— Земля пухом, — кивнул Беззубцев.
— Значит, боярин, — торопливо напомнил Ярослав. — А что за боярин-то?
— Шерефединов Андрей Васильевич, дай Бог ему здоровьичка, — отвечала женщина. — Бывший дьяк царский.
— Видать, в опалу царю попал, коли в глухомани такой сидит, — усмехнулся Беззубцев. Он отставил чугунок в сторону и сыто рыгнул.
— То не моего ума дело, — пожала плечами женщина. Она взяла со стола опустевший кувшин.
— Еще, чтоль?
— Неси, хозяюшка! — кивнул Беззубцев.
Однако, стоило хозяйке скрыться, он пружинисто поднялся на ноги, потянулся и потер руки.
— Какова вдовушка, а? — он подмигнул Ярославу. — Что скажешь, блаженный?
Ярослав покачал головой.
— Куда это ты намылился? — поинтересовалась Ирина.
— То, царевна, тебе знать невместно, — ухмыльнулся Беззубцев. — Аль ревновать удумала?
— Да пошел ты! — вспыхнула Ирина.
— Вот и пойду, — Беззубцев пригладил ладонью усы. — А вы сидите здесь — кашу можете доесть — и чтобы тише воды, ниже травы! Уяснили?
Не дожидаясь ответа, он, вихляющей походкой направился следом за хозяйкой.
— Ну, знаешь, с меня хватит! — Ирина хлопнула ладонью по столу. — Я ухожу, немедленно!
— Куда? — опешил Ярослав. — Слушай, Ир, да оставь ты уже его в покое!
— Я?! Я должна оставить его в покое? Да этот альфач всю дорогу ко мне цепляется, я его мерзкую рожу уже видеть не могу! — Ирина почти кричала в голос. — Куда мы с ними идем, зачем нам это вообще? Что нас там ждет в этом Путивле? Ты не забыл, часом, что я в этой реальности — царская дочь, а там — Самозванец, который воюет против моего отца!
— Ир, ну перестань! — взмолился Ярослав. — Ты же знаешь, нам нужно найти крест… Может, он именно в этом самом Путивле — тогда мы завладеем им и перенесемся в свое время…
— Может — там, а может — не там! — Ирина пожала плечами. — Знаешь, Ярик, я не готова играть в рулетку! Я вообще не собиралась никуда идти — меня всё устраивало во дворце, рядом с Давидом Аркадьевичем!
— Но ты же слышала, что они говорили, — Ярослав покачал головой. — В Москве сейчас небезопасно…
— Чушь! — решительно отозвалась Ирина. — А здесь, по-твоему, безопаснее, что ли? В лесу, с этими уголовниками? Короче, Ярик, я ухожу — ты со мной?
— Но куда мы пойдем? — возразил Ярослав. — У нас ни лошадей, ни еды, ни денег… Мы ведь даже не знаем, в какой стороне Москва…
— А нам и не надо! — объявила Ирина. — Ты разве не слышал — тут совсем рядом посад, там — бывший царский дьяк! Да он за счастье почтет меня вернуть царю-батюшке…
Из подсобки донесся заливистый женский смех. Ирина, поморщившись, дернула плечом и уставилась на Ярослава гневным взглядом.
— Ну же, Ярик!
— Ира, — Ярослав предпринял последнюю попытку, — мы ничего не знаем об этом боярине, и где находится посад — тоже. Я уверен, чувствую просто, что в Путивле мы найдем способ вернуться. Я…
Он замялся, пытаясь подобрать нужные слова, чтобы выразить ту странную интуитивную убежденность в ключевом значении Беззубцева и Путивля.
Ирина, однако, истолковала его замешательство по-своему.
— Ясно с тобой всё, — бросила она, тряхнув волосами. — Ладно, доберусь как-нибудь сама! Ты можешь хотя бы подыграть мне, и сказать этому гоблину, когда он вернется, что я вышла на минутку? Просто потяни время, и всё!
С этими словами девушка выскользнула из-за стола и решительно направилась к выходу.
— Да блин, Ира! — Ярослав бросился за ней.
Хлопнула дверь и, одновременно с этим, Ярослав налетел лбом на поперечную балку стропил.
В глазах вспыхнули искры.
