Глава 17
«Лофт-предатель идёт,
Местью одержим.
С ним армия мертвецов,
Чьи лица мрачны и бледны.
Порваны знамёна, окровавлены флаги,
Ржавые копья и мечи в их руках.»
— Песнь о Лофте-предателе.
По лицу нещадно хлестали капли дождя, но я лежал и не мог пошевелиться. Даже отвернуть голову не получалось, поэтому приходилось терпеть, глядя в свинцово-серое небо.
Я лежал на холодной и мокрой земле, чувствуя, как промозглый ветер и сырость вытягивают из меня остатки тепла. Затем в какой-то момент я увидел себя со стороны.
Поле, заросшее вереском, было усеяно мёртвыми телами, и дождь барабанил по трупам, размывая кровь. Я лежал рядом с незнакомым мне знаменем, которое трепыхалось на ветру обрывками ткани. В руке я держал Призрачного Жнеца, а над моим телом кружило вороньё.
На краю поля появились люди, не воины, крестьяне. Женщины с плачем обходили павших, может, пытаясь узнать или найти кого-то, а старики и дети искали ценности, не гнушаясь заглядывать во рты в поисках золота, отрубать закоченевшие пальцы с перстнями и снимать с мертвых сапоги. Между собой они переговаривались на незнакомом языке, но я улавливал суть, не утруждая себя пониманием отдельных слов.
Один из раненых застонал, когда его потревожили и перевернули. Я не увидел его лица, он был весь в крови, но голос показался знакомым. Мародёры добили его ударом ножа, обыскали тело и двинулись дальше.
Я бессильно наблюдал, как они приближаются ко мне, набивая мешки и карманы чужим добром. Мне оставалось только ждать.
Первым ко мне подошёл беззубый старик, хищно, словно стервятник, осмотрел меня, увидел красный самоцвет на рукояти меча. Меня пробрала злость, на него, на его товарищей, обдирающих трупы, на себя самого, неподвижно лежащего. Но я только и мог, что бессильно наблюдать, как моё тело раздевают мародёры.
Старик попытался вывернуть меч из моей ладони, но окоченевшие пальцы не разжимались. Меч я держал крепко, как и всегда. Старик вынул нож из-за пазухи.
— Скоро будем тебя связывать на ночь, — послышался голос сквозь туманную пелену.
Я пытался открыть глаза, но лишь чувствовал, как мечусь по лежанке, не в силах стряхнуть дурной сон. Кто-то толкнул меня в плечо, а затем поднял в сидячее положение. Я тут же схватился за голову, потёр глаза, виски, проверил, где меч. Призрачный Жнец лежал в изголовье.
— Сразу к оружию тянется, — хохотнул кто-то.
Я обнаружил себя сидящим в походном шатре, среди прочих солдат, которые сновали туда-сюда, собираясь двигаться дальше. Мы по-прежнему находились на пограничных землях, в походе за гаэльской короной.
— Выходим, строимся! — снаружи раздался зычный голос одного из десятников.
Воины спешно начали выбегать, я тоже поднялся и вышел. На востоке, в холмах, широкой розовой полосой загорался рассвет.
Наше маленькое войско медленно сворачивало лагерь и перестраивалось в походные порядки. Дозорные отправились первыми, верхом на низкорослых конягах, и я хмуро глядел им вслед, припоминая собственную участь.
Ко мне подошел Киган, молча встал рядом. Он выглядел так, будто не спал всю ночь — красные глаза с лопнувшими прожилками, осунувшееся лицо, да и в целом он имел усталый и недовольный вид.
— Выглядишь не очень, — сказал я.
— Так и ты тоже не красавчик, — возразил он.
Король на пару мгновений прикрыл глаза рукой.
— Не нравится мне, — вздохнул он. — Всё не так, как надо.
— Вроде всё как всегда. Может, предчувствие у тебя?
— Может, — согласился Киган.
Я хлопнул его по плечу и попытался улыбнуться, сказать что-нибудь ободряющее, но меня на полуслове прервал один из солдат. Он вышел из строя, озираясь по сторонам, и я понял, что не знаю его лица.
— Сдохни, самозванец! — заорал он, выхватывая сулицу из-за спины и мощным броском отправляя его в короля.
Я среагировал быстрее всех — рванул ему навстречу, перехватил дротик на лету, развернул и швырнул обратно. В лагере поднялся шум, крики, все начали доставать оружие, готовиться к бою, но всё уже было кончено, несостоявшийся убийца сидел на земле, холодеющими пальцами держась за торчащее из груди древко. Я посмотрел на короля — тот даже не пошевелился, лишь злым взглядом смотрел на умирающего.
— Зря ты его проткнул, — хмыкнул Киган. — Хотел бы я с ним побеседовать.
Мы подошли к убийце. Вокруг него уже собралась любопытствующая толпа.
— Разойтись! — рявкнул я.
— Стоять. В чьём он был десятке, — спросил король.
Воины переглядывались, не зная, что сказать. Видимо, лазутчик проник незамеченным, причём совсем недавно. К нам подошёл Чеслав, посмотрел на умирающего, посмотрел на нас. Убийца тихо стонал, держась за рану. Его бледное лицо напоминало мне о вчерашнем сне.
— Первая жертва этой войны, — тихо произнёс кто-то в толпе.
— Строиться! Живо! — зарычал Чеслав. — Все!
Солдаты чёткими отработанными движениями выстроились в две шеренги.
— Десятники, ко мне!
Из строя выбежали десятники и встали перед командиром.
— Чей? — спросил Чеслав, указывая на остывающее тело убийцы.
Никто не ответил.
— Ладно, — протянул он. Внешне Чеслав оставался спокойным и рассудительным, но я видел, как он был на самом деле взбешён.
— Кто сегодня был в карауле? — спросил я у десятников. — Все вернулись?
Чёрный Ветер посмотрел на меня так, словно я сказал что-то оскорбительное, но промолчал.
— Проверяйте, живо! — рявкнул он, и десятники разбежались выполнять задание.
— В первом десятке все! Во втором все! Третий — все! — доносились крики из строя.
— Осберта нет, шестой десяток!
— Проклятье, — буркнул я.
— Ещё раз полезешь, когда я работаю — зарежу, — тихо произнёс Чеслав, повернувшись ко мне вполоборота. — Но на этот раз — прощаю.
— Ты же Кетиль, да? Из Форт Одайна? — скучающим голосом спросил король, обращаясь к подбежавшему обратно десятнику.
Тот кивнул. Киган рассеянно хмыкнул.
— Караул ведь уже должен был смениться, так? — спросил он, глядя на встающее солнце.
Кетиль из Форт Одайна снова кивнул. В его глазах читался нескрываемый ужас. Все понимали, к чему эти вопросы.
Король подошёл к мертвецу и потянул за древко сулицы. Железный наконечник вышел из груди с противным хлюпающим звуком.
— Думаю, дело было так, — произнёс король, наконечником копья поворачивая мертвеца лицом к себе. — Осберт проворонил этого поганца в карауле, за что поплатился жизнью. А ты, десятник Кетиль, проворонил то, что в одежде Осберта в лагерь пришёл этот гаэл. Я прав?
— Да, — дрожащим голосом ответил Кетиль.
— Так я и думал.
Сулица мелькнула в воздухе ударом молнии и вонзилась Кетилю в горло. Король отряхнул ладони, развернулся и ушёл в свой шатёр. Мы несколько секунд стояли молча. На мой взгляд, наказание было слишком строгим, но всё равно было уже поздно.
— Шестой десяток, похороните, — произнёс Чеслав. — Остальные готовимся к маршу.
