Книга: Кровь. Меч. Корона.
Назад: Геннадий Борчанинов Кровь. Меч. Корона
Дальше: Глава 2

Глава 1

«Гибнут стада,
Родня умирает,
И смертен ты сам.
Но смерти не ведает
Громкая слава
Деяний достойных.»
— «Речи Высокого».

 

Я пристально вглядывался в горизонт, подёрнутый туманной дымкой. Холмы, поросшие вереском и диким луком, соприкасались с низким серым небом. А где-то за холмами ждали враги. Я прикоснулся к рукояти меча.
— Боишься гаэлов, Ламберт? — спросил меня Родерик, наш старшина.
В ту пору мне едва исполнилось шестнадцать, в настоящем бою побывать я не успел, и да, тогда я боялся гаэлов.
— Они же все колдуны. Появляются из ниоткуда, — ответил я.
Старшина подёргал себя за седую бороду и кивнул.
— Гаэлы вечно бузят, — хмуро произнёс Кутберт. Он был воином всю свою жизнь, но не нажил ничего, кроме шрамов, хромоты и дурного характера.
Мы втроём патрулировали границу: старик, безусый юнец и калека, на крестьянских лошадках, не приученных к бою, но выбора не было. Дикари опять повадились угонять скот, а мы должны были при первых признаках опасности предупреждать наших. У нас даже доспехов не было, лишь куртки из грубой кожи. Шлем был только у Родерика.
Теперь я понимаю, каким жалким воинством мы были. Тогда же мне казалось, что настоящему витязю хватит меча и храбрости, чтоб одолеть любого врага. Я был молод, наивен и глуп.
Мы высматривали дикарей в холмах, но проклятые язычники всегда умели хорошо прятаться. В тот день они проскользнули мимо нас. Мы спустились в лощину между холмами, в заросли можжевельника.
Кутберт жевал пресные лепёшки, склонившись в седле и не обращая на нас внимания. Он и стал первым.
Стрела вонзилась ему в шею с чавкающим звуком, Кутберт качнулся вперёд, а его лошадь испугалась запаха крови и понесла. Гаэлы с дикими воплями вскочили из укрытий, потрясая оружием.
— Бежим! — заорал Родерик, выхватывая меч.
На мгновение я оцепенел. Но моя кобыла, умное создание, сама развернулась и поскакала за старшиной. Я вытащил меч, которым так гордился, и ударил пятками в бока лошади.
Гаэлы были куда хитрее, чем мы думали. Нам пришлось подниматься на холм, и нас там уже ждали враги. Дикари поднялись из травы, словно призраки, с жуткими чёрными лицами, с длинными копьями в руках. Мне показалось, что их человек двадцать, но на самом деле их было всего шестеро.
Мимо меня прошелестела стрела, я заметил только мелькнувшее оперение. Родерик пошёл на прорыв, размахивая мечом, и я рванул следом за ним.
Старшина рубанул дикаря по голове, тот упал замертво, но его сосед попал копьём Родерику в брюхо. Я ударил мечом, гаэл увернулся, хищно скалясь. Я заорал и начал отчаянно размахивать мечом, сзади подбежали дикари и стянули меня с лошади, но я выкрутился, перекатился и вскочил на ноги.
Родерик обернулся, держась за рану, и молча послал лошадь в галоп. Он меня бросил. А я остался один против банды крайне озлобленных дикарей. Я почувствовал, как от страха переворачиваются кишки и крутанул мечом, чтоб прибавить себе храбрости.
Дикари ухмылялись, и на лицах, раскрашенных углём, их гримасы выглядели ещё более устрашающими. Я снова заорал и кинулся на ближайшего гаэла, пытаясь ткнуть его мечом в глотку. Язычник отскочил на полшага назад, ровно настолько, чтоб мой удар не достиг цели, и ударил копьём в ответ. Железный наконечник скользнул по кожаной куртке, а я схватил древко левой рукой и пнул гаэла в живот. Тот отлетел, оставшись без оружия, я попытался ударить его вдогонку мечом, но слева на меня обрушилась дубинка другого язычника. Я отбил удар трофейным копьём, но не сумел удержать древко, быстро развернулся, полоснул мечом вдоль и отскочил назад. С клинка на траву упало несколько капель крови.
Гаэлы, окружившие меня, смеялись. Для них это было развлечением, поэтому меня не убили сразу, навалившись со всех сторон. Дикари нападали по одному, проверяя свою доблесть. Один-два удара, с разных направлений, но я начинал уставать.
Моя лошадь убежала вслед за Родериком, лошадь Кутберта увели дикари, а на своих двоих мне не убежать. Меня накрыло отчаяние и осознание скорой смерти. Впервые за всю жизнь.
Я отбил ещё один удар гаэльского копья, полоснул по ноге дикаря, краем глаза увидел летящую сверху дубинку, подставил меч под удар, но тот сломался. В руке у меня остался обломок, длиной с ладонь, ни на что не годный. Я выругался, а дикари гадко засмеялись. Я бросил обломок в атакующего язычника, упал на землю, пытаясь схватить лежащее в траве копьё, но получил сапогом по руке, а затем меня стукнули дубинкой по голове и я отключился.

 

Я проснулся от того, что мы остановились. Я лежал, связанный по рукам и ногам, на крупе лошади Кутберта, рядом с мёртвым гаэлом. Из седельной сумки пахло лепёшками, а от мертвеца пахло кровью и потом.
Дикари остановились возле одного из каменных столбов, что иногда встречались в холмах. Кто-то говорил, что это столбы дьявола, кто-то говорил, что их поставили древние люди, но никто не мог объяснить, зачем они стояли посреди вересковых пустошей.
Я притворился спящим, когда один из гаэлов, старый воин, исполосованный шрамами, подошёл к лошади. На мгновение я подумал, что меня хотят принести в жертву или использовать в нечестивых ритуалах у подножия столба, но дикарь достал из сумки пару лепёшек и оставил их как подношение.
Гаэлы расселись у подножия, негромко переговариваясь на своём языке, достали из сумок свои нехитрые припасы и принялись за еду. Я же наблюдал, выжидая подходящего момента. Теперь дикари выглядели как обычные люди, пусть и непохожие на меня. Они заплетали волосы, я был коротко подстрижен. Они отращивали бороды, у нас было принято бриться. Они красили лица углём перед битвой, а мы боялись, что Господь не узнает наши лица после смерти. С другой стороны, это всё обычаи, а если их отбросить — оказывалось, что у нас одинаково светлые волосы и глаза, прямые носы и тонкие губы, и если гаэла подстричь, или южанина заставить отрастить шевелюру — становилось трудно отличить одного от другого.
Положение моё было хуже некуда. Руки-ноги связаны, достаточно крепко, чтобы я не смог порвать путы, но и не слишком сильно, чтоб кровь не застаивалась. Гаэлы часто угоняли рабов, и дело знали. Вокруг — никого, кроме этих дикарей, и даже направление, куда мы двигались, я точно определить не мог. На помощь мне никто не придёт, да и Родерик наверняка думает, что я уже мёртв. Ещё бы, драться против десятка язычников. Оружия нет, даже самого захудалого ножика, обыскали меня с головы до ног.
Но, как говорил мой отец, если провалился в дерьмо по горло, держи голову выше. И я судорожно перебирал варианты побега. Я на коне, гаэлы сели обедать, и ещё не заметили, что я проснулся.
Я решил рискнуть. В конце концов, что мне оставалось?
Лошадь Кутберта, хоть и была дурного характера (как и хозяин), но человеческий язык понимала. Поэтому один шанс у меня был.
— Домой! — скомандовал я. — Пошла домой, скорее!
Лошадь фыркнула, не желая мне подчиняться, но больше ничего сделать я не мог. Я попытался толкнуть её коленом в бок, но лишь скатился вниз и упал на траву. Дикари расхохотались. К тому же, лошадь оказалась стреножена. Все мои шансы растаяли, как дымка на ветру, и я едва не заплакал от отчаяния.
— Глупый южак, — произнёс один из гаэлов.
Ещё один взрыв хохота.
А они, стало быть, умные северяне. Я перевернулся на спину и сел, увернувшись от лошадиного хвоста. Вот теперь я влип по полной.
Я сидел, хмуро наблюдая за ними. Молодой дикарь, высокий и тощий, подошёл ко мне с ножом в руке. Кишки опять скрутило от страха.
— Дрался хорошо, — сказал гаэл. Я едва понял его акцент, но смысл уловил.
Он перерезал верёвку на моих лодыжках, и я почувствовал, как ступни колет тысячей иголок.
— Ходить, — сказал гаэл, и я понял, что теперь мне придётся идти пешком.
Я встал на ноги, немного пошатываясь. Почему-то болело колено и рёбра, похоже, после того, как я отключился, меня немного побили.
— Проклятые язычники, — пробурчал я себе под нос, и дикарь внимательно посмотрел на меня, будто бы понял мои слова.
Мы двинулись дальше на север какими-то едва заметными тропками. Гаэлы шли не таясь, чувствуя себя хозяевами на этой земле, и в какой-то степени так и было.
Границы не охранялись совсем, либо охранялись мелкими дозорными отрядами вроде нашего, которые никак не могли сдержать иноземцев. Времена, когда императоры правили мудро и справедливо, одновременно сдерживая внешние угрозы и внутренние распри, а их полководцы захватывали новые земли во славу имперского льва, давно прошли. Теперь императоров сменили жадные и продажные наместники, полководцев сменили трусливые чиновники, а варвары и язычники терзали границы Теурийской империи, словно стервятники, кружащие вокруг подыхающего льва.
Мы шли, а пейзаж почти не менялся. Холмы, лощины, низкорослые кустарники. Скудная земля, годная лишь на то, чтоб пасти коз.
Гаэлы разговаривали между собой на своём языке, который казался мне искажённой копией теурийского. Их язык был похож на наш, настолько же, как мелкая дворовая шавка похожа на стройного охотничьего пса. Сходство есть, но различий куда больше.
Я почти не понимал их, но уловил общую суть. Варвары решали, что делать со мной. Старый предлагал оставить меня рабом в их деревне, тощий, что разрезал мои путы, предлагал запросить за меня выкуп, а варвар, которого я порезал в драке, предлагал меня прикончить.
— Доннел, за него можно выручить пригоршню серебра. Зачем его убивать? — спросил тощий.
Доннел затаил на меня обиду, но я всего лишь защищался. Он баюкал порезанную руку, стараясь шевелить ей как можно меньше. Рана явно была нехорошая, да и сам язычник выглядел препогано.
— Ублюдок меня порезал, — хмуро произнёс он. — Сбежит при первой возможности. Я же вижу. Ждёт, поганец. Выжидает.
— И ты бы делал так же на его месте, — ответил старик. — Придём в деревню, перережем сухожилия на пятках, и пусть убирает навоз. Рабы лишними не бывают.
Я понял не все слова, но всё равно ужаснулся. Мне не хотелось провести остаток жизни в рабских оковах.
— Нибель, ты же знаешь, что из него не получится хороший раб, — в разговор включился другой язычник, усатый мужик с коротким луком в руках. — Сбежит, ещё и постарается прирезать кого-нибудь. Он уже крови попробовал, хоть и малец ещё.
А усатый меня раскусил, именно так я и хотел поступить. Я брёл по тропинке вслед за ними, опустив голову и вслушиваясь в каждое слово. Я отчаянно надеялся, что гаэлы сейчас поссорятся и поубивают друг друга, но с тем же успехом можно было надеяться, что небо опустится на землю. Никто не станет ссориться из-за какого-то раба.
На горизонте показались хижины, крытые соломой и дёрном, низкие заборчики из жердей, загоны для скота. Тогда мне это всё показалось уродливым и варварским, но теперь я понимаю, что мы сами жили точно так же и в тех же условиях.
Гаэлы заметно приободрились, а я наоборот, полностью осознал своё положение.
Навстречу нам побежали дети, и я вспомнил, как сам точно так же встречал отца из дозоров, военные отряды, проходящие через нашу деревню, купеческие караваны. Дети везде ведут себя одинаково.
Я шёл, не обращая внимания на оскорбления и насмешки, но услышал женский плач, повернулся, и чуть не остался без глаз. Какая-то баба, видимо, жена или подруга убитого язычника, попыталась расцарапать мне лицо, выкрикивая непонятные для меня вопли. Я попытался оттолкнуть её плечом, но разъярённая женщина не отступала.
— Не он его убил, успокойся, — сказал Нибель, и только тогда женщина оставила попытки выцарапать мои глаза.
Женщина села на землю и горько зарыдала, окружённая детьми и подругами, которые бросились её утешать. Лошадь с мертвецом флегматично шагала за нами. Мы вошли в деревню.

 

Назад: Геннадий Борчанинов Кровь. Меч. Корона
Дальше: Глава 2