37
— Куда мы? — спросила Люси, когда я свернул с шоссе.
Мы просто без всякого плана колесили по Хьюстону. Выяснив, что дневник, безусловно, принадлежит Дженни, мы оба нуждались в передышке. Потому и сели в машину. Прокатились в переулок, где был убит таксист, наведались в клуб, где Сара выскочила из такси и была сфотографирована. Стиллер говорил, что в подвале клуба торговали наркотой и занимались проституцией. Мы ничего такого не заметили. Когда зашли, клуб только что открылся. Подвал переоборудовали в бар и ресторан. Метрдотель сообщил, что несколько лет назад клуб сменил владельца и с тех пор многое изменилось.
Ни малейшего желания задержаться там у нас не возникло, и вскоре мы опять сидели в машине. Сперва я сказал, что хочу вернуться в гостиницу, но по дороге передумал.
— Проедем мимо дома, где жил мой отец, — сказал я. — Ты, кажется, говорил, что даже приближаться к этому месту не хочешь…
— Я передумал. Теперь хочу.
Я никогда не знал, как мне его называть. Маму я зову Марианна, но отца всегда называю просто отцом. Те разы, когда мы с ним встречались и разговаривали, мы не упоминали ни имен, ни званий. Просто обменивались короткими фразами.
Люси взяла меня за плечо, когда я затормозил перед домом, где жил человек, который был моим отцом. Не знаю, что привело меня туда. Мне словно надо было отвлечься от погони за призраком Сары Техас и сделать что-то другое. Что-то, что виделось мне на расстоянии и принадлежало прошлому, а не настоящему.
— Жена твоего отца переехала или так и живет здесь? — спросила Люси.
— Думаю, она по-прежнему живет здесь. Но я ее не знаю.
Я едва помнил, как она выглядит. Мы встречались один-единственный раз, когда я жил в Техасе. Встреча была неприятная. Весьма неприятная.
Я отвел взгляд от дома и улыбнулся Люси.
— Поэтому заходить и пить кофе не будем.
Люси улыбнулась в ответ:
— Жаль. Вдруг получилось бы нечто незабываемое.
Мы уже отъезжали, когда на подъездную дорожку зарулил автомобиль. Я машинально сбросил скорость — интересно, кто это приехал.
Из машины вылез высокий темнокожий парень лет тридцати. Лица за темными очками не разглядеть, но одет он был элегантно, в джинсы и белую рубашку с закатанными рукавами. В руке — синий пиджак. На запястье — браслет из какого-то металла. Как многие американцы, он носил слишком просторную одежду. Почему — для меня загадка.
— Ты его узнаёшь? — спросила Люси.
Я покачал головой. Он был темнее меня, но я невольно отметил, что походка у нас одинаковая. Однажды в начале нашего романа Люси мне ее изобразила.
«Ты ходишь, как ковбой. — Она показала как. — Будто центр тяжести у тебя ненормально низко. Ты на волосок от того, чтобы выглядеть так, будто наложил в штаны».
Последнее она сказала, просто чтобы позлить меня, но с того дня я старался ходить, более-менее выпрямив ноги. Но получается плохо.
Под ложечкой засвербело. Парень, скрывшийся в доме, вероятно, мой сводный брат. Так странно — не узнавать его.
— Ты встречался со своими американскими братьями-сестрами? — спросила Люси.
— Нет, никогда. Мне совершенно неинтересно.
Как бы в подтверждение сказанного я дал газу и поехал прочь. Мы не говорили ни слова, пока не вернулись в гостиницу.
— Завтра двинем в Галвестон? — спросила Люси.
Я потянулся к ней, хотел, чтобы она была совсем рядом. Не мог думать о следующем шаге, о следующей поездке.
Люси увернулась.
— Извини за занудство, но я ужасно устала.
Ей извиняться не за что. Извиняться надо мне. Ведь я только и знай требовал и требовал, ничего не давая взамен. Когда-нибудь, когда эта хренотень закончится, я щедро вознагражу Люси за все тяготы, какие взваливал на нее в жизни.
Я зевнул. Тоже устал. Причем адски.
— Я до того вымотан, что даже возбудиться не способен, — сказал я тоном сухой констатации.
Люси прыснула:
— Зато ты невероятно искренен.
Она скинула туфли и исчезла в туалете. Сам я присел на край кровати. За окном стемнело, шум уличного движения стал тише.
— Здесь, в Хьюстоне, нам осталось выяснить только одно. Завтра с утра, по крайней мере до полудня, этим и займемся. А потом мчимся в Галвестон.
— Чем займемся завтра? — спросила Люси из туалета.
Я достал дневник, который мы спрятали под матрасом.
— Навестим мужа Дженни Вудс.
Вечер сменился ночью, а я все еще лежал без сна в прохладном номере отеля. Со стороны мы пока что выглядели как двое юнцов на каникулах. Ловили акулу на обычную удочку. Любому дураку понятно, что, как только добыча клюнет, мостки, на которых мы стоим, рухнут, а удочка разлетится в щепки.
По дыханию Люси я слышал, что она уснула, и ждал, когда и меня сморит. Ждать пришлось долго. Заснул я не раньше трех. И не стану врать, будто к семи, когда зазвонил будильник, я вполне выспался. Мы собрали вещи, пихнули сумки в машину. А в восемь уже ехали на работу к мужу Дженни Вудс.
Я разыскал его с помощью Эйвор, которая была на удивление любезна, хотя я позвонил ей среди ночи.
«У вас, случайно, нет хьюстонского адреса Сариной подруги Дженни?» — спросил я.
Ткнул, так сказать, пальцем в небо, но, поскольку знал, что Эйвор и Дженни порой контактировали, шанс был. И, как выяснилось, позвонил я не зря. Эйвор сообщила и название фирмы, где работала Дженни, и номер телефона.
«Я знаю, она работает там же, где и ее муж, — сказала Эйвор. — Вдруг вы захотите поговорить и с ним тоже».
Я отметил, что она сказала «работает», а не «работала». Эйвор не знала, что Дженни умерла. Я не стал рассказывать ей о последних событиях, ведь это лишь вызовет массу вопросов. Но был признателен ей за информацию. Заявиться к мужу Дженни Вудс, когда я сам у полиции главный подозреваемый в убийстве, даже для меня чересчур. Но факт остается фактом: я не совершал этого преступления и должен иметь возможность оправдаться.
Фирма располагалась меньше чем в двадцати минутах езды от центра. Еще до половины девятого мы были на месте. Сотрудница, сидевшая за стойкой у входа, сообщила, что Деннис Вудс на месте.
— У вас договоренность на определенное время?
— Нет, — ответил я. — Но я совершенно уверен, что он захочет встретиться с нами. Мы знали его жену.
Конечно, преувеличение говорить, что мы ее знали, но сотрудницы это не касается.
По выражению ее лица я понял, что она в курсе случившегося с Деннисом Вудсом. Когда я упомянул о его жене, она побледнела.
— Будьте добры, присядьте, а я позвоню ему.
Мы сели на самый уродливый и самый неудобный диван в истории и стали ждать. В других обстоятельствах я бы, наверно, рассмеялся, но сейчас без труда сдержался. Взял Люси за руку и ждал. Раньше я никогда так не делал. Даже когда мы были парой. Коротко посовещавшись с самим собой, я решил руку не убирать. За последние дни мы вместе нарушили множество границ. И эта, пожалуй, была наименее опасная из всех.
Лифт тренькнул, двери открылись. Мужчина с проседью в волосах и в небрежно завязанном галстуке шагнул в холл. Судя по его виду, он как минимум неделю глаз не смыкал. К моему удивлению, было ему лет пятьдесят. Дженни Вудс умерла в двадцать семь.
Он остановился примерно в метре от дивана, и мы встали.
— Мне сказали, вы знали мою жену, — сказал он. — Но я не припомню, чтобы встречался с вами раньше.
Я объяснил ему, что привело нас сюда. В принципе рассказал всю историю, опустив только тягостный момент, а именно точку зрения полиции на мое в ней участие. Когда я закончил, муж Дженни некоторое время обдумывал услышанное. Потом протянул руку: — Деннис Вудс. Прошу вас, пройдемте в мою контору. Но ненадолго.
Думаю, в конечном счете мы пробыли там минут десять. Да больше и не требовалось.
Контора Денниса Вудса наводила на мысль об аквариуме.
— Дженни говорила, вы познакомились в Сан-Антонио, — сказал я.
— Это допрос? — спросил Деннис.
— Нет-нет, что вы.
— В таком случае оставим мою частную жизнь в стороне.
Для нас с Люси подобное начало выглядело весьма проблематично. Мы ведь не собирались обсуждать его бизнес.
Я попытался объяснить, почему спросил, где познакомились Деннис и Дженни.
— Когда Дженни приходила ко мне в контору, она сообщила очень ценные сведения по делу Сары Телль, — сказал я. — Но, чтобы продолжить работу с этими данными, я бы хотел, чтобы вы, по возможности, их подтвердили.
Поскольку она явно кое в чем солгала, мог бы добавить я. Но не добавил.
Деннис Вудс отвел взгляд в сторону, посмотрел в окно. Его контора располагалась на тридцать четвертом этаже. Видно было на многие мили вокруг. От зноя воздух у горизонта дрожал.
— Дженни постоянно говорила о Саре, — тихо сказал Деннис.
— И что же она говорила? — спросила Люси.
— Что Саре пришлось очень тяжко и что ей хватило духу попытаться порвать с прошлым. Что она была невероятно надежным другом, лучшим, какого можно себе представить.
— Каковы были их отношения после того, как Сара уехала из Техаса? — спросил я.
— Контакты становились все реже и в конце концов оборвались. Но через несколько лет Сара угодила в неприятности и тогда позвонила Дженни, попросила помочь. Сперва я не понимал, о чем идет речь, однако потом об этом начали писать газеты. Я умолял Дженни не встревать в эту историю, твердил, что ее это не касается. Но она меня не слушала.
Что ж, по крайней мере, эта часть истории Дженни правдива. Сара действительно звонила ей и просила помочь.
— Дженни что-нибудь говорила о виновности Сары? — спросил я. — Она считала Сару невиновной в убийствах, в которых ее обвиняли?
Деннис Вудс наконец оторвал взгляд от окна. Вид у него был совершенно измученный.
— Именно этого я никогда не понимал. По всей видимости, для Дженни важным был не сам вопрос виновности. Она снова и снова повторяла только одно: что Саре нужна ее помощь и что она ее заслуживает. Говорила, что есть вещи, которых я вообще никогда не пойму, и мне нужно просто-напросто примириться с тем, что Сара для нее очень много значит. Не скрою, меня угнетало, что она ничего подробнее не говорила. Но сам я не имел ни малейшего желания ввязываться в судебный процесс об убийстве, и мне не нравилось, что Дженни намерена в него вмешаться.
— Но ведь она и не вмешивалась, — сказал я. — И не вмешалась бы, даже если бы процесс состоялся. Сара отказалась принять ее помощь. Вы знали, что Дженни переправила в Швецию дневник и железнодорожный билет?
Деннис сел за свой стол. Я еще раньше приметил две фотографии, стоявшие на подоконнике. На одной — Дженни, на другой — маленький мальчик.
— Мой мальчуган, — сказал Деннис, кивнув на фото. — Мы усыновили его полгода назад. Как ему объяснить, что у него больше нет мамы?
Меня бы не удивило, если бы он прослезился, но нет, до слез не дошло. Вопрос был скорее риторический, нежели эмоциональный.
— У меня тоже есть приемный ребенок, — сказал я. — У них куда больше сил, чем мы воображаем.
Деннис как-то странно посмотрел на меня:
— Вы так считаете?
Люси присмотрелась к фотографии мальчика.
— Почему вы предпочли усыновить ребенка?
Деннис Вудс густо покраснел.
— Это уж слишком, — сказал он. — Какого черта вы позволяете себе такие вопросы?
Люси мигом пошла на попятный и извинилась за неловкость. Сам я долго смотрел на портрет мальчика, стараясь запомнить, как он выглядит. Потому что догадывался, чем вызван вопрос Люси.
Возвращаясь к прежнему разговору, я напомнил Деннису, что он пока не ответил на мой вопрос. Он знал о железнодорожном билете и о дневнике? — Нет, — сказал он. — Я не знал, что она захватила с собой эти вещи, когда в тот раз ездила в Швецию.
Я оцепенел на своем неудобном посетительском стуле.
— Эти вещи она переслала, — сказал я. — Что вы имеете в виду, говоря, что она ездила в Швецию?
Деннис удивился:
— Вероятно, она переслала эти вещи, а потом поехала, но она вправду ездила. Ведь Сара никак не могла принять решение. Сперва ей позарез требовалась помощь Дженни, а потом она ее отвергла.
— Когда именно Дженни ездила к Саре? — спросил я, думая о том, что рассказывала мне сама Дженни. — До того, как Сару отправили в СИЗО?
— После, — ответил Деннис. — Прямо перед началом слушаний. Как я понял, они так и не встретились. А когда Сара ухитрилась сбежать и покончила с собой, Дженни вернулась в Штаты. Совершенно подавленная, могу добавить.
Эту информацию Дженни от меня утаила. И Бобби с Эйвор тоже. Или, может быть, они с ней не виделись?
— Простите, у меня туго со временем, — сказал Деннис. — Так что если у вас больше нет вопросов…
— Только два, — быстро сказал я. — Или три. У Дженни были татуировки?
Деннис скривился. Татуировки его явно не интересовали.
— Одна. Сзади на шее.
Сердце у меня встрепенулось, в крови зашумел адреналин.
— Что она изображала?
— Это был не рисунок, а слово. Венера.
Венера и Лотос. Я начал угадывать систему, которой до сих пор не замечал. И вспомнил, как ее назвал полицейский Ларри: шлюха.
— Дженни когда-нибудь упоминала человека по имени Люцифер?
— Нет.
Ну конечно.
Становилось все очевиднее, что, работая нянями, обе девушки, Сара и Дженни, совершили ошибку и попали в лапы Люцифера. И все последующие годы пытались освободиться от своего прошлого.
Ни та, ни другая в этом особо не преуспела.
— Последний вопрос, — напомнил Деннис.
Собственно, вопросов было два, но я не стал уточнять.
— По какому делу Дженни неделю назад отправилась в Швецию?
— Полагаю, хотела встретиться с вами. Она поддерживала связь с помощницей адвоката Сары и хотела получить назад свои вещи. Не спрашивайте меня почему, быть может, просто хотела поставить точку. Но неожиданно узнала, что дело возобновлено, на сей раз вами. И ее прежняя одержимость словно вмиг ожила. Она слушать ничего не желала. И хотя Сара была мертва, Дженни решила поехать в Швецию, сделать последнюю попытку оправдать ее.
Впервые за все время разговора взгляд у него помрачнел.
— Надеюсь, это было не зря, — тихо сказал он. — Ведь теперь ее нет в живых. У меня только одна надежда: что полиция найдет мерзавца, хоть это и маловероятно. Так ведь?
Я счел за благо промолчать. Мы с Люси поблагодарили его и собрались уходить. Но я был не готов так сразу сдаться. Хотел получить ответ на вопрос, который задал в самом начале.
— При всем уважении к вашей частной жизни, — осторожно сказал я. — Может быть, ответите, правда ли, что вы с Дженни познакомились в Сан-Антонио в те самые выходные, когда Сара якобы совершила убийство в Галвестоне?
Деннис Вудс даже бровью не повел.
— Мы с женой познакомились здесь, в Хьюстоне, — сказал он. — В этой фирме. Она была стажеркой в моем отделе. Где она находилась в те выходные, когда в галвестонском отеле произошло убийство, я не знаю. Но сам я не бывал в Сан-Антонио с тех пор, как десять лет назад похоронил там свою мать.
