По дороге обратно в гостиницу, вместо того чтобы спорить с Мадлен по поводу ее встречи с Хэммондом, Гурни пытался понять, почему его это так беспокоит.

Возможно, он почувствовал в ней перемену. Или хуже того – сама Мадлен не менялась, а он лишь сейчас увидел ее настоящую, а не образ, сложившийся у него в голове. Он всегда считал ее воплощением силы и здравого смысла. А сейчас она казалась напуганной и непредсказуемой, пожелавшей довериться психотерапевту, который вполне мог оказаться убийцей.

Пока он парковал “аутбек” под навесом, его мрачные размышления были прерваны телефонным звонком.

Джек Хардвик заговорил, как только Гурни ответил на звонок.

– У меня для тебя свеженькая наводка – нужно встретиться с одним человеком завтра с утра. Это неподалеку, в Оттервиле.

Гурни не сразу сориентировался.

– Оттервиль, конечно, “неподалеку”, в добрых трех часах езды отсюда. Что за человек и зачем мне с ним встречаться?

– Его зовут Мо Блумберг. Он владелец и руководитель уже несуществующего лагеря “Брайтуотер”. Он перестроил его в дачный поселок под названием “Брайтуотер кэбинс”. Но во времена, когда “Брайтуотер” был еще лагерем, именно туда ездил Стивен Пардоза. Завтра днем Мо улетает в Израиль, где он обычно проводит зиму, и если ты не хочешь выслеживать его в Тель-Авиве, нужно увидеться с ним завтра утром.

– А ты не хочешь сам к нему съездить?

– Я бы с радостью, но завтра утром я буду в Тинеке, Нью-Джерси. Друг моего друга связал меня с детективом, который ведет дело о самоубийстве Лео Бальзака. Он отказался говорить по телефону, поэтому придется ехать. Ну, я и подумал: я поговорю с ним, а ты с Мо. Все по-честному. Что скажешь, Шерлок?

Не успев ответить, Гурни отвлекся на Мадлен, которая вылезала из машины.

– Я замерзла, – объяснила она, – пойду в дом.

Через открытую дверь в машину рвался морозный воздух.

Захлопнув ее, Мадлен быстрым шагом ушла в гостиницу.

То, как она сказала это, напомнило Гурни о дурных мыслях, изводивших его перед тем, как позвонил Хардвик. Сделав усилие, он вернулся к разговору.

– А ты вообще говорил с этим Блумбергом?

– Очень недолго. Но сначала я пообщался с родственниками Пардозы. Встретился с ними во Флорал-Парке. Они скорбят. И воображают всякое. Сами себя убедили, что их Стиви только взялся за ум. Начал новую жизнь. Впереди было столько возможностей. Никак не могут осознать, что он покончил с собой. Столько всего впереди. И так далее и тому подобное. Мне кажется, рассказывая об этом мне, они сами в это поверили. Если много раз повторять одно и то же, это становится похожим на правду. И вот они все говорили, а я кивал, грустно качал головой и улыбался в нужные моменты, ну знаешь – вся эта эмпатическая херня.

– Господи, Джек…

– Так вот, чем больше я кивал, тем больше они болтали. Но случилось нечто странное, когда я спросил, не бывал ли Стивен в летнем лагере. Они напряглись. Явно не их любимая тема. В общем, похоже, что он ездил в лагерь только один раз. Тринадцать лет назад. Там что-то произошло, но они отказались это обсуждать. Но маленько поднажав на них, я таки раздобыл номер Мо Блумберга и его адрес, который оказался адресом дачного поселка, где раньше и был лагерь. Ты еще со мной?

– Да. Продолжай.

– В общем, я позвонил Блумбергу; по телефону он показался мне довольно пожилым. Я рассказал ему, что мы расследуем убийство одного из ребят, когда-то приезжавших к нему в лагерь, и что нам нужно узнать про то лето, что он провел в лагере. Он сказал, что вся написанная от руки картотека, хранившаяся в коробках из-под обуви, сгорела во время пожара в офисе. Но, когда я назвал конкретный год, когда Стив ездил в лагерь, он довольно странно отреагировал, как и родители Стиви. Отказался говорить о чем-либо, связанном с тем летом, – во всяком случае по телефону. Но согласился встретиться. Ну, я и назначил тебе свидание. На завтра, в одиннадцать утра. Ровно в два он выезжает в аэропорт.

– Что ты ему про меня рассказал?

– Что ты нью-йоркский детектив, расследующий это дело.

– Частный детектив?

– Кажется, этого я не уточнил.

– Ты сказал, что я из департамента полиции Нью-Йорка?

– Да, кажется, я так сказал.

– В прошедшем времени, я надеюсь?

– Это сложный вопрос. Во временах глаголов легко запутаться. Как говорил Билл Клинтон, все зависит от того, какой смысл вкладывать в слово “быть”.

– Если он спросит меня об этом, врать я не буду.

– Само собой. Правда – наше все.

Гурни вздохнул.

– Ну ты скажешь мне его адрес?

– Двадцать семь девяносто девять, Брайтуотер Лэйн, Оттервиль.

Он замолчал, дав Гурни возможность записать адрес, а потом вдруг переключился на другую тему.

– Я хотел кое-что спросить. Ты уверен, что сейчас вокруг тебя нет жучков?

– Уверен, ничего кроме геотрекеров. Я сижу в машине, а мой мобильник вроде в порядке, насколько я знаю. Другое дело – дома у Хэммонда.

– Что ты обнаружил?

– Три аудиожучка.

– Ни фига себе! Я так и знал!

Достав детектор, Гурни извлек архив данных проверки из шале и сообщил Хардвику о местонахождении датчиков, частоте и силе сигнала. Потом он подробно передал ему рассказ Джейн о ноябрьских пропажах и возвращениях флерона из кровавой яшмы, в котором был спрятан один из жучков.

– Охренеть! – Хардвик присвистнул и уточнил хронологию событий. – То есть Хэммонда начали прослушивать еще за год до того, как заварилась вся эта каша? Зачем?

– Хороший вопрос. И если мы сумеем ответить на него, мы будем на полпути к цели.

Закончив разговор, Гурни запер машину и направился в гостиницу.

В каминном зале он заметил Мадлен, сидящую на корточках возле огня.

Из своего кабинета вышел Остен Стекл.

– Мистер Гурни, мне нужно с вами переговорить.

Он оглядывался по сторонам, как будто таясь, словно желая подчеркнуть деликатный характер предстоящего разговора. Его лысая голова снова блестела от пота.

– Вас искал Фентон. Признаюсь, он был не в духе. Честно говоря, просто взбешен. Думаю, не стоит доводить человека его положения до такого состояния. Я просто хочу, чтобы вы были в курсе.

– Он не сказал, в чем дело?

– Он разбрасывался всякими юридическими терминами. Один из них – “препятствование следствию”. А еще “вмешательство в расследование тяжкого преступления”. В двух словах, мне показалось, что он ожидал, что вас здесь уже не будет, и очень разозлился, обнаружив, что вы все еще тут. А я просто передаю его слова. Будьте начеку. У этого человека есть власть, он может запросто вам подложить свинью.

Зажмурившись, Гурни представил себе эту картину и еле сдержал смех.

– Спасибо за предупреждение. Кстати, Пейтон рассказал вам про нашу встречу?

– Да, он звонил недавно. Сказал, что все прошло отлично. Без проблем. Это так?

Гурни пожал плечами.

– Наверное, все относительно. Может, вы знаете, кто эта голая женщина с ним?

Стекл ухмыльнулся.

– Которая из них? У него там много голых баб.

– Ну тогда, наверное, это не имеет значения.

Теперь пожал плечами Стекл.

– То есть в целом ваша беседа прошла удачно?

– Думаю, можно сказать и так.

– Так вы не знаете, когда двинетесь дальше? Я бы хотел знать, что говорить Фентону, если он снова приедет.

– Скоро. Скажите ему, что мы скоро уедем.

Какое-то время они смотрели друг другу в глаза. Затем Стекл кивнул, развернулся и отправился в свой кабинет.

Гурни же пошел к Мадлен.

Он сел рядом с ней, поставив стул лицом к камину. Закрыв глаза, он пытался найти правильные слова и поговорить о том, что не давало ему покоя. Но она заговорила первой.

– Ты правда думаешь, что поговорить с Ричардом – неудачная идея?

– Да, думаю, что идея сомнительная.

– В шале мне показалось, что ты взорвешься.

– Если честно, я был в шоке. Твой порыв рассказать что-то столь личное человеку в его положении привел меня в замешательство. Ведь еще вчера ты была так зла на него? И говорила мне, что он лжец, поскольку утверждает, что не может разобраться в самом себе? А еще пытается манипулировать нами, делает из нас идиотов?

Мадлен вздохнула.

– Я разозлилась, потому что он задел меня за живое. Это я не могу разобраться в себе. Я думала, что примирилась с прошлым. Лицемерила я, а не он. – Она тихонько усмехнулась. – Самое опасное относительно прошлого – думать, что ты его пережил.

Вдруг он осознал, что она во многом права. Но все равно не одобрял ее идею обсуждать прошлое с Хэммондом.

Словно в ответ на его молчаливый протест, она умоляюще заглянула ему в глаза.

– Я должна что-то сделать. Сейчас. Наш приезд сюда всколыхнул столько воспоминаний. И я никак не могу выбросить их из головы.

Он хотел знать, о каких именно воспоминаниях она говорит. Но боялся спросить. Он боялся обнаружить, что та сторона Мадлен, которую он никогда не знал, и была настоящей.

Она повернулась к нему, вцепившись руками в пухлую ручку кресла.

– Если я не попытаюсь, я сойду с ума. Я это чувствую. Пожалуйста, пойми меня. У меня нет выбора. Встреча с Хэммондом – моя единственная надежда.