Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
ЕГО НЕ УЗНАТЬ. Бледный, глаза запали. Трубка во рту, капельницы, аппаратура. Реанимация. Господи, Крис, как же так? Что ты выпил?
Чернокожая медсестра подходит к здоровенной серой койке, сверяется с записями. Вкалывает что-то, исчезает за дверью. Мы снова одни, Крис. Я так волновалась! В интернете пишут, ты в коме, траванулся какой-то дрянью. Зачем тебе это? Ты же сам Крис Фарадэй, гений, звезда, кумир миллионов. Мой кумир. Ты не имел права.
Что говорят врачи? На спинке кровати висят бумаги, но я и в русских-то медицинских каракулях не разберусь. А тут английский. Термины к тому же. А вот ты бы наверняка что-то понял: третий сезон играешь доктора. Сколько раз я слышала в твоем исполнении эти словечки: субарахноидальный, васкулит, гранулематоз. Что из этого теперь у тебя, Крис? И как долго ждать?
Не могу удержаться, склоняюсь над неподвижным телом, касаюсь волос, лба. Слезы жгут глаза. Слишком больно, невыносимо видеть тебя таким. Только живи, ради бога, только живи! Я буду рядом, я защищу тебя, только не умирай. И все эти страшные трубки… Даже не подобраться, даже не поцеловать толком. Хоть так, в висок…
– Кто ты, черт подери?!
Отскакиваю, как застуканная школота, оборачиваюсь.
– Крис?..
Он стоит прямо напротив меня. В голубой больничной сорочке. Босой, растрепанный и испуганный до смерти.
– Ты смерть, да? Ты ведь не по-настоящему здесь? – Он трет лицо, хлопает себя по щекам, словно старается протрезветь. – Или ты… типа ангел какой-то?
– Ты говоришь по-русски? – Это все, что я могу выдавить.
И самой не по себе. Вот он, Крис, лежит в коме. И вот он же – стоит и пялится на меня, как на святого Петра. Крестится на католический манер.
– Какой русский? При чем тут русский?.. – Мотает головой, пятится к стене. – Ты хочешь забрать меня? Не надо, пожалуйста. Не сейчас… Знаю, я тот еще грешник, и я никто, чтобы просить тебя. Но уходи. Я не готов, я… я не хочу умирать, ангел! Мама приедет только завтра, дай ей увидеть меня. Она ни при чем.
Интересно. В моих снах он всегда говорил по-английски, я к этому привыкла. Странно сейчас слышать его и не переводить мысленно каждую фразу. Или для душ не существует языка?
– Я не ангел, Крис. И я тоже не хочу, чтобы ты умирал.
– Тогда кто? Откуда ты взялась?
– Я просто твоя фанатка.
Он смотрит недоверчиво, но уже хотя бы без прежнего ужаса. Не крестится больше, теперь его взгляд пропитан любопытством.
– Фанаты не появляются из воздуха.
Он видит меня! Говорит со мной. Первый раз так случилось, и от осознания у меня тело вибрирует дрожью. Я будто мерзну, и одновременно мне жарко, дыхание перехватывает. С ума сойти! Крис Фарадэй знает о моем существовании! Пусть так, пусть все это просто марево фантазий… Спасибо, подсознание, это твой лучший подарок!
– Я не знаю, почему так происходит. Просто ты мне снишься.
Вру, конечно. Все я знаю. Я хочу его видеть, я адски этого желаю. Он единственный, кто мне нужен, единственный, с кем я хочу быть рядом. Он – моя таблетка от реальности, мое спасение. Моя любовь. Но даже сейчас – в точке пересечения моего сна и его коматозного бреда – у меня не хватит духу об этом сказать.
– Значит, это была ты… все это время… – Привычным жестом он запускает в волосы пятерню и вздыхает, оглядывая свою телесную оболочку.
– В смысле?
– Знаешь это чувство, как будто кто-то наблюдает за тобой? Черт, я думал, что рехнулся! Как в детстве – не хотел оставаться один. Я проверял снова и снова. Объяснял себе, что это обычная паранойя. Но ложился спать – и чувствовал чье-то присутствие. Делал все, чтобы поменьше бывать дома, пил, но ничего не помогало. Прорву денег отдал психоаналитику. А это была спящая фанатка…
Он усаживается на собственные ноги – на ноги своего тела, если быть точной. Сутулится, а я даже не могу найти слов. Выходит, все это моя вина? Из-за одной влюбленной фанатки он стал таким? Все эти клубы, выпивка, дурь… И наконец, кома? Господи, ну почему я не могла просто писать письма в общий ящик и уклеивать стены плакатами?
– Прости… Я… я постараюсь не приходить больше. Врач дал мне таблетки, которые гасят сны, и…
– Да ладно, – отмахивается Крис. – Теперь уже все равно. Так я хотя бы не один…
Поднимает на меня взгляд, и в моей груди все сжимается от восторга. Эта улыбка, этот веселый прищур… За них я бы отдала все. Ах, если бы сны можно было записывать! Момент, когда хочется весь мир поставить на паузу.
– А вчера ты тоже была? Когда это случилось?
– Да, грязный мальчишка, была.
– То есть ты вообще не отворачиваешься? – Он тоже улыбается. Актер, который снимался в обнаженке, – что с него взять. Таким неведомо чувство стыда.
– Мои сны, смотрю на что хочу.
– И кто из нас двоих грязный?
Отлично! Со мной флиртует коматозный парень. Наверное, у меня лажа с самооценкой, но, черт возьми, это дико приятно.
– Знаешь, я плохо помню, что было дальше… – Крис становится серьезным. – Но отрубился сидя, это точно. А потом как-то съехал набок… И этот синяк на щеке… Врачи говорят, если бы я захлебнулся рвотой, было бы слишком поздно.
– Какой синяк? – На его идеальном лице нет никаких следов.
– Вон тот, – указывает он на свое лежащее тело.
Действительно, трубка и пластырь отчасти скрывают приличный такой фингал. Так неужели, когда я пыталась с разбегу ударить его, у меня получилось?
– Это ты? – Крис встает, подходит ко мне, лишая возможности шевельнуться.
– Не знаю… Я пыталась… Но это ведь невозможно, да? Я на другом континенте, я просто спала…
– Выходит, спасла меня?..
Истошный писк приборов спасает меня от ответа, пульс Криса подскакивает до ста двадцати трех. Вбегают медсестры, суетятся над телом, что-то командует врач, но я не могу разобрать слов. Есть только серые глаза, самые красивые, которые я когда-либо видела. И эти глаза смотрят на меня. Так близко, что от счастья хочется умереть.
Крис протягивает руку, хочет дотронуться. Будь я подключена к аппаратуре, он бы увидел те же сумасшедшие цифры. Мне хочется броситься на него, обнять так, чтобы он без слов понял все, что уже давно зреет у меня внутри. Но прикосновения нет, нет тепла, только легкий ветерок. Как будто на меня дунул котенок. Очертания Криса колеблются, белеют, только глаза все такие же яркие.
– Не уходи, – шепчет он.
– Это ты уходишь, Крис. – Как приятно и вместе с тем больно произносить его имя!
– Меня что-то тянет. – Он удивленно оборачивается на врачей, потом снова на меня. – Постой, как тебя зовут?
Его силуэт уже едва различим, еще чаще пищит аппарат, что-то вскрикивает медсестра.
– Наташа! – Я стараюсь перекрыть весь этот шум. – Наташа Орлова! Крис!..
– Крис! – Крик вышел таким громким, что заболела гортань.
Наташа не сразу осознала, что стены американской больницы сменились ее привычными обоями. Пульс и правда зашкаливал, но подобные пустяки не имели значения.
Трудно поверить в реальность собственных снов, да Наташа никогда и не увлекалась расшифровкой символов. Не верила в сонники и истории о ясновидцах и прорицателях, в астрологию и прочую собачью чушь. Фрейд – еще куда ни шло, научный подход оспорить трудно. Впрочем, Наташу не волновало, что именно она видит по ночам и почему. Главное, что ее это не беспокоило. И – что уж греха таить – приносило удовольствие. А с прошлым это связано, с травмами или с отношениями с отцом – по барабану.
Да, Фомин выдвигал какие-то теории. Но Наташа сводила разговоры о снах к минимуму. В конце концов, не за этим она обратилась к врачу. Посттравматический синдром, фобии – вот проблемы понасущнее. Однако теперь отбросить Криса, как девичью фантазию, не могла.
Что-то подсказывало: Наташа действительно была там, рядом с ним. И это рушило все прежние представления о реальности. Законы физики, о которых нудно талдычили в школе, теперь казались детскими сказками. Наташа верила, что переместилась на другой континент. Нет, не верила – знала. И просто так оставить это в себе не могла. Там, в больнице Лос-Анджелеса, умирает Крис Фарадэй. Или уже умер… Нет-нет-нет! Эту мысль Наташа была допустить не готова. Он балансирует на грани жизни и смерти, и если она однажды сумела его спасти, значит, сможет сделать это снова. Попытаться хотя бы. Втолкнуть астральное тело в физическое, поделиться силой – хоть что-то! Почему нет? Раз возможно через сны путешествовать в пространстве, то почему бы не попробовать и другие невероятные вещи?
Наташа должна была поговорить с кем-то. Немедленно! И вариантов особо не было – кроме Фомина. Пусть он и психиатр, но ведь у него большой опыт! Может, встречал такие случаи, может, хотя бы слышал о них и знает того, кто встречал.
Не заботясь о времени и о том, что забыла надеть левый протез, Наташа взялась за телефон.
– Позвонить. Владимир Степанович, – выдохнула она в микрофон.
Гудок. Гудок. Еще гудок. Да что ж такое? Фомин не подошел ни на седьмой, ни на десятый раз. Наташа нервно пометалась по комнате, позвонила снова, уже в скайпе, и, так ничего и не добившись, включила компьютер.
Ладно, допустим, Фомин куда-то уехал. В прошлый раз он предупреждал. Возможно, просто не взял с собой телефон. Он молчал в скайпе, в почте, во всех мессенджерах, которые только бывают. Как современный человек может настолько оторваться от мира!
Бесило все: от гудков и непрочитанных сообщений до слишком медленного компьютера. Наташу разрывало изнутри от переизбытка вопросов и новой информации.
Первым делом полезла в новости, в американские «желтые» порталы. Последние статьи были датированы вчерашним днем. Потом в блог Криса – ну а вдруг? Нет, пусто. Слабо успокаивало только одно: если бы он умер, об этом уже трезвонили бы повсюду. Просмотрела аккаунты близких друзей, родственников – и там ничего. Да что же там происходит, в этой больнице? Даже если бы Наташа поднатужилась и вспомнила, что за больница – кажется, на истории болезни был круглый логотип, – по телефону ей бы не ответили. Крис ведь не рядовой пациент, за ним наверняка следят журналисты, и врачи будут осторожны.
И как быть? Снова лечь спать, попытаться попасть в больницу во сне? Нет. Снотворных нет, от алкоголя сны плоские и обрывочные. Ну где же Владимир Степанович, когда он так нужен?!
Наташа хотела уже набрать профессора в бог-знает-дцатый раз, как вдруг будто снова услышала его голос: «Мицкевич – хороший специалист с большим опытом работы с расстройствами сна». Может, спросить этого Мицкевича? Вряд ли он прямо так, по скайпу, признает ее невменяемой и особо опасной.
Лия нашла сообщение Фомина с контактом Мицкевича и сразу отправила запрос. Если не ответит… придется просто лечь на кровать и считать овец.
Однако Мицкевич оказался расторопнее Фомина. Не успела Наташа как следует застегнуть левый протез, как компьютер благосклонно пикнул: «Ваш запрос принят». Наспех закончив с рукой и для разминки пару раз сжав искусственные пальцы, Наташа начала печатать. Но то ли слишком нервничала, то ли ее пара киборгов была не в духе с утра, но пара строк вежливых расшаркиваний окончательно лишили ее самообладания.
– К черту.
Она ткнула в значок видеокамеры, натянула гарнитуру с микрофоном и быстро оглядела футболку на предмет пятен. Та была, конечно, не первой свежести, в районе живота красовалось пятно от кетчупа, но живота под столом видно не было, а потому проверку одежда прошла. Остальные мелочи смогло бы отлично скрасить плохое разрешение.
– Да?
Экран потемнел на мгновение, пошел квадратиками, и Наташа увидела приятную женщину лет пятидесяти в очках со строгим рыжим каре. Секретарша? Медсестра? Спрятав протезы, Наташа вежливо улыбнулась.
– Добрый день. – Она посмотрела в камеру, стараясь выглядеть чуть более адекватной, чем была на самом деле. – Я бы хотела поговорить с профессором Мицкевичем.
– Здравствуй, Наташа, – последовал ответ. – Это я. Меня зовут Анна Федоровна Мицкевич. Но я не профессор. Просто доктор.
– Очень приятно. Я… Владимир Степанович не предупреждал насчет меня?.. – Наташа осеклась, осознав, что сморозила глупость: ведь если Фомин не предупреждал, то откуда бы доктор знала ее имя? – В смысле…
– Конечно, предупреждал. И я рада помочь. Что-то случилось?
– Да не то чтобы…
Вся решимость куда-то пропала, Наташа так сосредоточилась на необходимости с кем-то поделиться, что совершенно не продумала, с чего начать. А ведь это не так уж легко: «Здрасьте, я тут во сне бываю в Америке… Нет, по-настоящему…»
– Давай сразу договоримся, – мягко перехватила инициативу Анна Федоровна. – То, что ты мне рассказываешь, остается между нами. И я буду верить всему: без ярлыков, без диагнозов. Без таблеток. Просто беседа. Не стоит бояться и думать: «А что она скажет? А она меня не упечет?..» Нет, Наташа. Не упеку. Ты можешь говорить все, даже то, что кажется совсем безумным и невероятным. Ясно?
– Да.
– Отлично. – Мицкевич поправила модные прямоугольные очки в черной оправе. – Это как-то связано со снами?
– Откуда вы?..
– Я не только психиатр. Я прежде всего сомнолог. Владимир Степанович не обратился бы ко мне без веской причины. Плюс я к снам отношусь немного иначе, чем он. У меня есть твоя история, и признаюсь, ты очень меня заинтересовала.
– Почему?
– Все это я объясню потом. А сначала расскажи мне, почему ты только проснулась и уже звонишь мне?
– Очень видно, да? – Наташа пригладила перья растрепанных со сна волос, запоздало вспомнила, что не хотела светить протезы, но Мицкевич никак не отреагировала. Специалист, сразу понятно. Да и Фомин наверняка проинструктировал. – Ладно, я… Дело в моих снах. Знаете, я фанатею от одного актера. Крис Фарадэй… Ну не то чтобы прям фанатею, хотя… он офигенный, чего уж. И он мне снился все время. Нет, не в том смысле… без эротики и там всякого. Просто как будто он у себя в квартире, а я нахожусь рядом. А он меня не замечает. Я думала, это просто сны, ну, как бы прикольно – и пофиг. А тут вдруг была такая футболка, про которую я не могла знать. И потом она появилась у него в инсте. То есть сначала сон – а потом фотка в инсте, понимаете? И мне снилось, что он траванулся, и это действительно произошло, а сегодня я была у него в больнице, и он там в коме. И вот из него вышла душа… ну, или астральное тело или как там оно называется. Короче, он был как бы отдельно от туловища. И он говорил со мной, видел меня. Рассказал, что чувствовал мое присутствие, когда я приходила к нему в своих снах… Я… я не знаю, как это объяснить, но я уверена, что это происходит реально. Не просто во сне. Может, у меня тоже астральное тело выходит… или типа того… Думаете, бред?
– Наташ, давай пока не будем делать никаких выводов. Ответь мне лучше на один вопрос: когда ты находишься там, рядом с Крисом, ты осознаешь, что это сон?
– Ну конечно! Я как бы… позволяю себе реализовать мечту, понимаете? Вот я хочу быть там, с ним, – и я это вижу.
– Понимаешь, в чем дело. Обычно во сне люди не осознают, что спят. Существуют специальные техники осознанных сновидений, пробуждения себя из кошмара. Особая концентрация, особые навыки и упражнения. И даже если человек будет тренироваться, он сможет включать сознание во сне в лучшем случае восемь-десять раз в месяц.
– Но ведь я не тренировалась и никаких техник не знаю… – Наташа растерянно моргнула. – А эти сны у меня каждую ночь. Как так?
– Это отличный вопрос! – улыбнулась Мицкевич. – Но сразу я ответить на него не могу. Нужно дополнительное исследование, и если бы ты согласилась приехать ко мне, в Калининград…
– Нет-нет, – торопливо перебила Наташа. – Я никуда не поеду в любом случае. Да и не так важно, почему именно так происходит.
– Тогда что же для тебя важно?
– Реальность. Это действительно возможно? Не верю, что вообще говорю это, но есть хоть крохотный шанс, что я правда перемещалась к Крису? И если да, то могу я что-то сделать, чтобы ему помочь?
– Я могу сколько угодно рассуждать о том, что возможно, а что нет. Размышлять над тем, существуют ли пространственно-временные тоннели, астральные тела, душа и так далее. – Мицкевич пожала плечами. – И в таком случае я встану в длинную очередь тех, кто размышлял об этом до меня. Максимум, что я могу тебе дать, – гипотеза. Предположение, в которое можно верить или нет.
– И что делать? – окончательно запуталась Наташа.
– Ну, ответить на этот вопрос ты должна сама себе. Пока ты стоишь перед стеной сомнений. Ты вроде бы и видишь сквозь нее другой мир, но одновременно пытаешься убедить себя, что это только изображение на плоском экране. Единственный путь разрушить стену – найти доказательства. Нечто, что позволило бы уложить на лопатки твоего внутреннего скептика.
– Но я же видела ту футболку…
– Даже по твоему голосу понятно, что ты в этом сама не уверена. Нужно объективное доказательство, которое никто бы не оспорил. Давай так: сейчас ты подробно расскажешь, что видела в больнице. Все детали, которые сможешь вспомнить и которых нет в открытых источниках. А потом мы попробуем вместе выяснить, правда это или нет. Я сохраню запись.
Наташа не сразу смогла ответить. В голове все искрило и висло, как в сломанном компьютере. Звонила ведь врачу, ждала долгого спора, как с Фоминым, который считал, что она сама себя убеждает не пойми в чем. А получила не доктора – гуру. Философа, что ли. Какую-то фантазерку. Если уж начистоту, Наташа сама не готова была принять правду так быстро, как сделала это Мицкевич. В разговоре с ней понятие адекватности сильно размывалось. И все же… и все же Наташа слишком хотела верить в то, что Крис говорил с ней. Слишком хотелось знать, что произошло с ним на самом деле. Поэтому Наташа зажмурилась покрепче и попыталась вспомнить сон в мельчайших подробностях. Круглый логотип на карте. Госпиталь Святого Георгия, кажется. Медсестра… Кэрол. Да, та чернокожая. Кэрол. Больше, как Наташа ни пыталась, ничего выцепить из омута памяти не смогла.
– Этого вполне достаточно, – кивнула Анна Федоровна. – Я посмотрю, что смогу узнать. И ты тоже. Интернет – штука, которая переносит нас в любой уголок земного шара быстрее, чем сон. Ощущения, конечно, не те, но тоже неплохо.
– А как же Крис? Вдруг он умирает?..
– Знаешь, мне приходилось читать труды, которые описывают выход астрального тела из физического. – Мицкевич сняла очки и потерла маленькие вмятины от них на переносице. – Разумеется, научными их не назовешь, но… Так вот, там говорилось, что эти два тела человека похожи на сообщающиеся сосуды. Чем меньше жизни в теле физическом, тем больше в астральном. И наоборот. В момент смерти дух – это все силы, которые были в человеке. Таким образом, перед переходом в иной мир то, что мы называем астральным телом, становится невероятно ярким и в конце концов сливается с окружающим белым светом.
– Значит, если астральное тело слабеет, то… тогда ведь должно крепнуть физическое? В смысле он мог уже выйти из комы?!
– Именно. – В уголках глаз Анны Федоровны появились добрые морщинки. – Так что вспомни, что ты видела, и сделай выводы. И все же подумай насчет того, чтобы приехать ко мне, у тебя уникальный случай, Наташа. Я готова оплатить дорогу, предоставить проживание, если ты согласишься на исследование…
Нет, Наташа не согласилась. Чем реже ты выходишь из квартиры, тем меньше хочется от нее удаляться. Особенно из Подмосковья в Калининград. Есть люди, которых завораживают мысли о путешествиях, новых городах, людях, пейзажах. Но Наташа к этой категории не относилась. Тем более после теракта. Все миры, которые она хотела открыть, отлично помещались на мониторе.
А вот идея Мицкевич о поиске доказательств Наташе приглянулась, и теперь, разведя кипятком кофейный порошок, она вдохновенно уселась за комп, чтобы разыскать больницу Святого Георгия и сестру Кэрол. Однако не успел поисковик толком разогнаться, как телефон завибрировал звонком от Фомина.
– Ответить, – велела Наташа гаджету. – Владимир Степанович? Извините за беспокойство, но уже неактуально.
– Наталья, здравствуйте, это старший следователь Михеев Роман Сергеевич.
– Сле… – Она поперхнулась кофе и закашлялась. Потом выдавила с трудом: – Следователь?..
– Ваш номер записан в контактах у Фомина. Орлова Наталья, правильно я понимаю?
– Да. Да, но почему его телефон у вас?
– Доктор Фомин был найден мертвым у себя в кабинете сегодня утром. Я вижу, вы звонили ему несколько раз, и если вас не затруднит, загляните ко мне в ближайшее время, хотелось бы задать пару вопросов.
– Мертвым?! Господи, как?..
– Официальная причина – удушение. Так когда вы сможете подъехать?
А она-то здесь при чем? Лично она встречалась с Фоминым один раз – и то сто лет назад!
– Зачем я должна куда-то ехать? – Наташа постаралась говорить спокойнее и небрежнее, хотя гортань как будто слиплась. – Я ничего не знаю, в больнице не была, есть же там какие-то камеры наблюдения. И если бы я его убила, то зачем бы тогда звонила ему сегодня?
– Девушка, никто не говорит, что вы его убили, – с легким раздражением отозвался следователь. – И никто вас не обязывает явиться. Не хотите – не надо. Навестим вас сами. Или повесточку пришлем официальную…
Наташа оглядела комнату, и внутри что-то нехорошо екнуло. Левые мужики в кирзачах у нее дома? Ну не в кирзачах, но вот это все… Значит, надо убирать бардак, чтобы не так стыдно. Еще и натопчут, а потом в воздухе долго будет пахнуть чем-то чужим… Ну их на хрен.
– Ладно, буду.
– Записывайте адрес…
До следователя Наташа добралась на такси. Шаг за дверь подъезда дался с трудом, что-то неприятно скреблось, отталкивало, перед глазами мелькали тошнотворные картинки: со всех сторон давит толпа, дым, суматоха… Но тут как с прилипшим пластырем – чем быстрее оторвешь, тем легче.
Обилие камер, забор и охрана вселяли надежду на безопасность. Не на человечность, правда, потому что на проходной мужик в форме долго и беззастенчиво таращился на протезы, но Наташа привыкла натягивать на себя невидимый панцирь и отбивать подобные взгляды, как мячики для пинг-понга.
В коридоре у тридцать четвертого кабинета не было ни души. Наташа опустила пониже длинные рукава свитшота – если повезет, местный Шерлок даже не заметит изъяна – и толкнула дверь плечом.
Следователь был не один: перед ним на стуле, съежившись, как птенчик, сидела напуганная хрупкая девушка.
– Лия Романовна, не пытайтесь казаться глупее, чем вы есть. Из психбольницы так просто не сбегают. Сотрудники говорят, у вас был конфликт с Фоминым…
Лия?.. Наташа замерла на пороге. Такое имя было трудно забыть. Когда у тебя в классе четыре Наташи и каждый раз надо уточнять, какую именно позвали, поневоле начинаешь запоминать редкие имена, любоваться ими. Лия. Это ведь она приходила к Владимиру Степановичу, кажется, и хотела выписаться. Значит, все-таки сбежала?..
– Девушка, вы к кому? – Следователь прервал размышления.
– Орлова Наталья Павловна. Вы просили зайти.
На этих словах Лия Романовна резко обернулась и, недоверчиво прищурившись, уставилась на Наташу. Так, словно уже где-то видела и пыталась вспомнить где. И от этого Наташе стало не по себе, ведь в тот раз она разговаривала с Фоминым по телефону и видеть ее Лия никак не могла. Тогда что за странный интерес?
– Ах да, – кивнул Михеев. – Посидите пока в коридоре. Хотя… подождите, вам знакома гражданка Спивак? – Он указал на Лию.
– Нет…
– Лия Романовна, а вы? Вы знакомы с Орловой? Может быть, видели ее у доктора Фомина?
– Нет, конечно. Это больница, не поликлиника, там нет очередей. – Лия взяла со стола паспорт. – Послушайте, я могу уже идти? Я имела право уйти оттуда, когда захочу. По дедушке, в конце концов, соскучилась. Какие ко мне вопросы?
– Что ж вы все сегодня такие скандальные… – Следователь потер виски. – Орлова, подождите в коридоре. А вам, Лия Романовна, надо будет расписаться вот здесь и здесь…
Наташа прикрыла за собой дверь, прислонилась к стене.
Лия… Странное имя и куда более странная девушка. И ее взгляд никак не шел из головы. Сбежала из дурдома, значит? Интересно, а вдруг она и вправду убила профессора?..
Нет, все-таки лучше было сегодня не выходить из дома.
Войти с помощью соц. сетей: