15. Спи, ни в чем себе не отказывая

Наташа

Я ТАК ДОЛГО МЕТАЛАСЬ перед сном, не зная, на чем сосредоточиться. Мозг кипел, события вчерашнего дня не отпускали, воспоминания крутились вертолетами, душили, изматывали.

О Крисе я думаю! Скажите пожалуйста! Как можно быть таким слепым? Впервые за целый день я о нем даже не вспомнила. Лия, Лия, бедная Лия… Да она бы и пальцем не пошевелила, если бы контракт с Мицкевич подписала я! А ее все почему-то должны жалеть. Взрослая девочка, нет? Решила – подписала. Мы с Мурадом сделали все что могли. Мы с Мурадом… Плевать. Он все равно не понимает, что я чувствую. Ему нет дела ни до кого, кроме себя самого. И Лии, конечно, как я могла забыть про Лию.

И что, мне теперь опять рисковать? Проникать в лабораторию, пусть даже во сне, чтобы Мицкевич вышвырнула меня отсюда пинком под зад? Хотя кого я обманываю? Анне Федоровне все равно нет до остальных никакого дела. Я пыталась сосредоточиться, представляла себе чертов аппарат. Но подсознание не обманешь. Не хочу я сейчас туда. Не хо-чу. В результате я в пустой, темной столовой.

Усталость. Это все, что осталось во мне. Тягучая и тяжелая, как расплавленная свинцовая гиря. Уже не пытаюсь понять, что происходит. Другие сомнары ходят, занятые своими делами, Мицкевич и Мурад суетятся с Лией, каждый по-своему. Я же предоставлена сама себе. Но что с этим делать, когда под руками ни компа, ни работы, ни банального интернета?

Отец волновался, звонил, пришлось долго доказывать, что я могу позволить себе небольшое путешествие. Пожалуй, я скоро вернусь. Мне жаль Мицкевич с ее трагедией, и мне понятна ее миссия, но при чем тут я? Да и какой во мне толк? Прежде я просыпалась каждый день с мыслью, что вечером засну снова и увижу Криса, сейчас у меня не выходит даже это. Да и не особо хочется, если честно. К чему это все?..

Беззвучно иду по лакированному деревянному полу босиком. За большими окнами белеет снег. Касаюсь кончиками пальцев холодного стекла: так зябко, так хочется согреться. А ведь были ночи, когда я гладила теплую, упругую грудь Криса, вдыхала его запах, запускала руку в дурацкие мохнатые подушки на его диване. Черт меня дернул согласиться на авантюру Мурада!

Так долго всматриваюсь в ночную черноту за окном, что мне уже мерещится, будто рядом с моим отражением появляется другой силуэт. Мурашки ползут между лопатками, я моргаю, стараюсь рассеять игру воображения. Откуда ему здесь взяться? Я ведь не слышала шагов. Да нет, мне только кажется, что это Крис. Или?..

Оборачиваюсь, и сердце бьется так болезненно, так тесно в груди…

– Крис, – шепчу и сама не верю.

Он стоит, озираясь по сторонам, потом видит меня и улыбается.

– Наташа… Я даже не думал, что получится…

Никакого языкового барьера. Снова этот особый ментальный язык, который делает нас ближе. Стоп! Если нам не нужен перевод, значит, Крис…

– Ты снова в коме?

– Нет. – От его улыбки в животе что-то ухает. Не может обычный человек быть таким красивым! – Я просто очень хотел снова тебя увидеть. Ты исчезла тогда, и я думал: если ты можешь приходить ко мне, то почему я не могу к тебе?

А уж мне-то ты как сейчас нужен… Крис, милый! Помоги мне забыть обо всем, что здесь происходит! О Мицкевич, о Лие, а главное – о Мураде…

– Значит, ты тоже сомнар? – спрашиваю я вслух.

– Понятия не имею, что это, но, видимо, да. – Он подходит ближе, и во мне все сжимается от смеси волнения с дикой потребностью снова втянуть запах его парфюма. – Где ты сейчас?

– Это дом, где живут такие, как мы. Нас тут исследуют… Точнее, не меня, других. Но это только пока. – С каждым его шагом мне все тяжелее собираться с мыслями. – В смысле я не знаю… Может, уеду… Я вроде как не имею права ничего рассказывать…

– Ты чего так нервничаешь? – Его низкий голос отдается во мне вибрациями. – Не собираюсь я выспрашивать. Я здесь потому, что хотел тебя увидеть…

Он подносит руку к моему лицу и на мгновение замирает, видимо мучаясь вопросом, сможет ли он прикоснуться ко мне. Щеку обжигает теплом, я закрываю глаза, прерывисто вздыхаю, не в силах уместить эмоции в себе.

Крис… То ли слово, то ли всхлип. Господи, не ужели это происходит со мной? Пусть во сне, пусть не по-настоящему… Хотя кому нужны рамки реальности, если за их пределами есть нечто столь прекрасное? Невероятное, безумное, ломающее твои представления о счастье? Вся моя жизнь была жалкой тенью этого момента. Его дыхание на моих губах стирает самые страшные воспоминания, уничтожает боль, которая не позволяла идти дальше.

Он целует меня, а я боюсь даже пошевелиться, чтобы не разорвать тонкий саван восторга.

– Тебе не нравится? – Он удивленно отстраняется.

Еще спрашивает! Неужели нашлась бы хоть одна девушка, которой бы не понравилось? Только бы не догадался, что он первый, кто целует меня вот так, по-настоящему. И до теракта ко мне не выстраивалась очередь из ухажеров, а уж последние года два романтику я видела только на мониторе.

– Что ты… – Внутри все дрожит, не верю, что осмелюсь, но если не сейчас, то когда? Прижимаюсь к его губам, как будто от этого зависит моя жизнь.

Если не переживу – а сейчас мне кажется, так и будет, – то умру самой счастливой на свете. Я впитываю каждую частичку Криса, каждую секунду настоящего, чтобы во мне осталось хоть что-то от него. Прошлое отступает, растворяется в сизой дымке.

Он все настойчивее, его руки прижимают сильнее, лепят из меня какую-то другую девушку.

– Давай… увидимся… – Его дыхание щекочет, вызывая одновременно озноб и жар. – Выйди утром в сеть…

От этих слов страх плещет мне в лицо брызгами ледяной воды, и я отстраняюсь.

– Крис, ты… ты должен кое-что знать.

– На самом деле ты русская шпионка? – Он даже не пытается сосредоточиться.

– Это важно. – Я хватаюсь за его плечи. – Пожалуйста…

Он опускает голову, проводит пятерней по волосам, потом снова смотрит на меня. Вижу, что готов слушать.

– Я… я на самом деле не совсем такая… ну, как выгляжу сейчас…

– Меня тоже слегка полируют на съемках. – Он снова тянет руки ко мне, но я мотаю головой: еще немного, и я перестану соображать.

Я не знаю, как сказать ему. Не могу подобрать слова. Только если…

– Пойдем.

Я решительно иду к дверям. Это мой последний шанс. Да, я могла бы не рушить сладкую иллюзию. Но иначе меня бы вечно мучило чувство вины за то, что я лгу. Будь это просто фантазия – плевать, но Крис хочет реальности. Пусть видит сам.

Мы поднимаемся по лестнице на второй этаж, в полном молчании двигаемся по коридору, как два призрака. Передо мной последний рубеж: дверь. В любой другой ситуации я бы сомневалась, что у меня не получится опустить дверную ручку, но сейчас все иначе. Я знаю, что по-другому нельзя. Я чувствую, что должна, и верю, что смогу. Потому что за этой дверью – главный ответ. Та самая реальность, которой хочет Крис. Беру его за руку, возможно в последний раз, крепко сжимаю ладонь и, зажмурившись, открываю.

Там на узкой белой кровати лежит мое тело. Я щелкаю выключателем – что мне какая-то клавиша, если я справилась с дверью? И отступаю в сторону.

– Вот.

Объяснять ничего не надо: правая культя лежит поверх одеяла, сегодня отдыхает она. Левый протез виднеется из-под подушки.

– Господи, что это?! – Глаза Криса расширяются от ужаса.

«Что это». Не «что с тобой», не «что у тебя с руками»… Это. Оно. Господи, дай только сил дышать!

– Был взрыв в торговом центре. Террористы, – как можно спокойнее произношу я.

– Боже… – Крис не может оторвать взгляд от меня спящей. – Как так… но почему ты… сейчас…

– Я не знаю. Я не пыталась тебя обмануть, если ты об этом. Они просто есть во сне. – Я сжимаю и разжимаю фантомные пальцы.

– Слушай, извини, я… – Крис пятится к стене. – Черт, как сказать-то, чтоб не обидеть…

– Говори как есть.

– Я… это не так просто, ясно? Мне надо подумать. Хочу побыть один и… Вот зачем ты вывалила это так сразу, без предупреждения? – Он выглядит словно его заперли в клетке. – В общем, я хочу проснуться… Как? Как вы это делаете?

Что ж, тут я могу помочь. Подхожу к Крису, собираю в кучу остатки своего достоинства и что есть мочи бью его по щеке. Он даже не успевает удивиться: исчезает моментально, как кролик фокусника. Мне и самой нет смысла спать дальше.

Наташа медленно открыла глаза. Она не находила в себе сил пошевелиться, не говоря о том, чтобы встать. Все произошло именно так, как она себе и представляла. Вот только облегчения от собственной правоты не ощутила. Такому, как Крис Фарадэй, не нужен инвалид. Разве что в рамках благотворительности. Кого Наташа пыталась обмануть? Если только себя.

Пустота – вот единственная истина, вот настоящая основа всего. Пустота. Зияющая, ноющая и черная, как потухшие угли. Наташа пыталась заполнить ее фантазиями, мечтами девочки-подростка. Какая наивность! Реальность отхлестала Наташу по щекам ее же собственными руками.

Не надо было выходить из дома. Вот она, главная ошибка – соваться в мир, не готовый тебя принять. Жалко, что для понимания понадобилась такая боль. Но учиться на ошибках Наташа умела и теперь точно знала: больше с ней такого не случится. И пусть Мицкевич несет свою мутную философию о высшем предназначении сомнаров и о помощи людям. С этой самой минуты Наташа будет помогать только себе.

Она не брала с собой лишнего барахла и теперь была рада, что сборы не займут много времени. Покопавшись с правым протезом, вытащила из шкафа рюкзак и принялась запихивать туда вещи. Еще одно преимущество одиночества: не надо париться, что одежда помнется.

За окном только начинало светать. Наташе хотелось есть, но дожидаться завтрака она не собиралась. Не то состояние, чтобы с кем-то разговаривать. Отойти на достаточное расстояние, поймать сигнал – и вызвать такси до города. А там в первом попавшемся кафе заказать огромный кусок шоколадного торта. Потому что сладости не лгут и предавать не умеют. Потом билет на ближайший поезд в Москву, снова такси – и дом, милый дом, из которого больше ни шагу. Позвонить Мише из «Фростфильма», отказаться от озвучки «Излечи меня», чтобы никогда не видеть и не слышать Криса Фарадэя. И вскрыть наконец упаковку таблеток, которые назначал Фомин. Время цветных снов закончилось.

Стук в дверь застал Наташу за одеванием. Рюкзак был застегнут, шкаф пуст, всего-то и осталось, что натянуть кофту и свалить, но нет же. Принесло кого-то. Наташа замерла, стараясь не шуметь. Понадеялась, что уйдут сами. Но стук повторился.

– Эй! Я знаю, ты там! – раздался приглушенный голос Мурада.

Наташа закатила глаза и вздохнула.

– Я сплю! – крикнула она, помедлив.

– Но ведь уже нет! Считаю до трех и вхожу.

Джентльмен выискался! С чего бы он вдруг начал стучаться да еще и предупреждать о том, что войдет? Издевается? Как будто она здесь может прятать любовников! Наташа села на кровать, обреченно дожидаясь, пока Мурад закончит хвастаться своими скромными познаниями в устном счете.

– Ну? Чего хотел? – спросила она, когда кучерявая голова появилась в дверном проеме.

– Ты уже закончила… – Мурад осекся и уставился на собранный рюкзак. – Что это?

– Мои вещи. Больше вопросов нет?

– Ты… куда собралась? Что-то случилось? У вас же все нормально было…

– У кого это «у вас»?

Мурад не ответил, но по его лицу все стало понятно без слов. Шпионил. Опять торчал в ее сне! Так вот зачем он стучался! Думал, фантазия с Крисом перекочевала в эту комнату? Наташа хотела накричать на Мурада, запретить ему лезть в чужие дела, но вдруг передумала его учить. Люди не меняются.

– Все, с меня хватит. – Она встала. – Лие привет.

– Да погоди ты! Что не так? Вчера же нормальная была! Это все Крис, да? Этот урод тебя обидел? Что он сказал? Он ведь так смотрел на тебя там, в столовой…

– А кто тебя просил подглядывать, а? – Наташа ткнула Мурада протезом в грудь. – Прятался под столом? За занавеской?

– Откуда мне было знать, что он придет? – Мурад потер ушибленное место на груди. – Я вообще настраивался на Лию, но там как будто блок… Был на пляже – и меня тут же вышибло. Попал к тебе, а там такое…

– Мог бы проснуться…

– Ну я и проснулся, когда вы ушли… Я думал, ты его в более удобное место, а ты, значит, показала…

– Да. – Наташа подняла руки. – И это ему не понравилось.

– Значит, он тебя не стоит!

– И что, мне от этого должно стать легче? – горько усмехнулась она. – Хватит, Мур. Я устала. Поеду домой, разбирайтесь как хотите…

– Из-за одного козла все бросишь? – Мурад взял ее за плечи и тряхнул. – Да ты что?! Лия там с этой Мицкевич! Оставишь ее одну?!

– Справишься как-нибудь сам. Можешь радоваться: я не помогла Лие и получила за это. Больше никаких Крисов. Доволен? Провожать не надо. – Наташа подошла к кровати, присела, продела руки в лямки рюкзака и поднялась. Так протезы не нагружались лишней тяжестью.

Окинув комнату взглядом на предмет забытых вещей, Наташа двинулась к выходу. Мурад шел следом и что-то нес про общие цели, но она уже не слушала. Отсекла лишнее, чтобы не наступить на те же грабли.

И возможно, Мурад бы отстал сам, позволив ей спокойно уйти, но внизу, в холле, собрались сомнары и о чем-то спорили на повышенных тонах. Даже теперь, когда мир подставил Наташе подножку, совесть не позволяла с каменным лицом протиснуться мимо людей к шкафу за курткой и уехать.

– Куда-то торопитесь? – Андрей смерил Наташу и Мурада ледяным взглядом.

– Я чувствовала от них негативные вибрации, – замогильным голосом выдала Татьяна, прикладывая ладонь тыльной стороной ко лбу.

– Подождите, давайте сначала во всем разберемся, – миролюбиво вмешалась Лариса Тимофеевна.

– В чем тут разбираться? – Блондинка вперила воинственный взгляд в Мурада. – Кто взломал кабинет Анны Федоровны и решил поиграть с ее утратой?

– Подождите, что происходит? – не стерпела Наташа. Нет, уезжать она не передумала, но и вот так бросить Мурада на съедение кучке двинутых сом наров тоже не могла. Да, только разберется – и сразу же домой.

– Будете делать вид, что не понимаете? – сухо спросил Андрей. – Если вам не нравится, чем занимается Анна Федоровна, никто тут никого не держит. Нашли фотоальбом ее сына, чтобы настроить своего сомнара и выторговать условия получше?

– По себе судим? – Мурад брезгливо скривился. – Пойдем, Наташ. Если ты собиралась ехать, то сейчас самое время.

– Нет, погоди. – Наташа тряхнула головой. – Вы можете объяснить, что мы такого сделали?

– Из-за вас Анна Федоровна теперь не в себе. – Блондинка скрестила руки на груди.

Внешне кукольная, эта девушка источала яд. Классическая школьная интриганка, именно такой была самая популярная девочка в Наташином классе: смотрела на толстушку Орлову, как на грязное пятно.

– Самоконтроль – ее личная проблема! – Бритоголовый Вячеслав ударил по перилам.

– А как же мы? – возмутилась Барби. – Ни медитации, ни группового сеанса… Нормально, по-вашему?

– Ася, ну они же не виноваты. – Лариса Тимофеевна говорила тихо, но отчего-то никто не пытался ее перекричать: стоило ей взять слово, как все замолкали. – Мы все понимаем, что Анна сама их пригласила. К тому же та девочка не выбирала сон со смертью бедного Паши.

– Могли ведь как-то поделикатнее! Хотя бы выбрать момент, подготовить… – Андрей сбавил обороты, видимо из-за Ларисы Тимофеевны. – Или вообще промолчать.

– Она имела право знать. – Мурад, кажется, никогда не сомневался в своей правоте. – Или что, надо было скрывать? Да она все равно бы выяснила рано или поздно. После первой же записи Лии.

– Манипулировать чувствами матери, убитой горем… – Татьяна трагично всхлипнула. – Как это подло!..

– Уймите уже кто-нибудь эту истеричку, – пробурчал Мурад негромко. Впрочем, расслышали его все, и холл огласился возмущенным гомоном.

– Тише, ребята, не ссорьтесь. – Тоном детсадовской воспитательницы Лариса Тимофеевна поставила скандал на паузу. – Сейчас от этого никому пользы не будет. Надо понять, как помочь нашей Анне, отговорить ее от этой затеи… Давайте все успокоимся, сядем вместе за стол.

Удивительно, но притихшие взрослые люди послушно побрели в столовую. Казалось бы, вот он путь к свободе. Но Наташа, вздохнув, стряхнула рюкзак на пол и отправилась туда, где еще вчера во сне ее впервые поцеловал Крис.

– Анна не выходит из лаборатории вот уже вторые сутки. – Лариса Тимофеевна заняла место во главе стола. – Андрюша переживает за нее, а потому любезно переместился в сон Лии. Будь добр, расскажи еще раз всем спокойно и внятно, что ты видел.

– Анна Федоровна сама не своя, – начал Андрей, не сводя неодобрительного взгляда с Мурада. – Она уже дважды погружала Лию в этот сон…

– В каком смысле «погружала»?! – вспылил Мурад. – Она же говорила, что без лекарств!

– Не перебивай, пожалуйста, – строго пресекла бунт Лариса Тимофеевна. – Для того чтобы погрузить человека в сон, Анне Федоровне не нужны препараты. С ее-то навыками гипноза. Извини, Андрюша. Продолжай.

– Так вот, действительно, мальчик погибает под грузовиком. Просто несчастный случай, никакого суицида.

– Разве Анне Федоровне не должно стать от этого легче? – неуверенно спросила Наташа. – Ну, если она винила себя, то теперь, когда выяснилась правда…

– Как может стать легче, если ее сын погиб? Бездушное поколение! – Татьяна театрально закрыла лицо ладонями.

– Лия говорит, что Анна Федоровна велела спасти ее сына, – нехотя пояснил Андрей.

– Но ведь это невозможно!.. – Наташа ошарашенно округлила глаза. – Он умер восемнадцать лет назад…

– И Лия не может во сне перемещать предметы. – Мурад облокотился на стол. – Я был с ней, точно говорю! Бред какой-то… Надо, наоборот, как-то отвлечь ее от этой истории. Переключить…

– Экстрасомния – не телевизор, к ней нет пульта. – Ася пренебрежительно покосилась на Мурада. – Но в целом соглашусь, что идея безумная. И этого бы не случилось, если бы кто-то думал, прежде чем говорил.

– Ну чисто теоретически… – подал голос Дмитрий, поправляя бледными пальцами ворот клетчатой рубашки. – Во сне время течет иначе, искривляется. Это не прямая линия, и, возможно, для Лии точка аварии находится в зоне досягаемости. Если рассуждать в рамках геометрии Лобачевского…

– Девочку надо оттуда забрать. Сейчас же. – Вячеслав с угрозой посмотрел на физика. – И не забивать голову бредом неподготовленному сомнару и доктору Мицкевич.

– При всем уважении, – Дмитрий неловко кашлянул, – Анна Федоровна – человек образованный и о теории Лобачевского имеет представление. Иначе бы она не задумалась о возможности повлиять на прошлое. Другое дело, что следует учитывать так называемый эффект бабочки. И нецелесообразно предпринимать подобные попытки без расчета всех вероятных последствий…

– Ха! – Мурад фыркнул. – Это Мицкевич вы собрались говорить о последствиях?! Ее ж вообще ничего не парит, кроме ее собственных целей! А Лия? О ней вы подумали? Это что ей нужно такое сотворить, чтобы вытолкнуть мальчика из-под грузовика восемнадцать лет назад?

– Это потребует много сил. Концентрации… такой сильной, что, вероятно, астральное тело отделится от физического… – задумчиво произнесла Лариса Тимофеевна. – Особенно если девочка еще не умеет полностью включать сознание во сне.

– Нулевая подготовка! – рявкнул Вячеслав и хлопнул по столу. – О чем тут думать? Изолировать – и никакого гипноза! Она не выдержит!

– Славочка, это сейчас не главное, – мягко возразила старушка. – Анна зациклилась, и нам стоит вместе поговорить с ней, чтобы объяснить все возможные последствия. Дима, ты не мог бы заняться расчетами?

– Конечно, Лари…

– Вы что, совсем рехнулись? – Мурад вскочил. – Что значит «не главное»? Если астральное… Короче, фиг знает, как там все это называется, но она же умереть может, я так понял? И всем плевать, лишь бы Мицкевич спасла своего сына! Народ, парня жалко, конечно, но он ведь и так умер! Какая, к черту, машина времени?

– Слушайте, а может, спросить Филиппа? – Ася склонила голову набок, игнорируя вспышку Мурада.

– Категорически нет! – мотнул головой Вячеслав. – Его вообще нельзя выпускать к людям!

– А по-моему, хорошая мысль, – улыбнулась Лариса Тимофеевна. – У него нестандартный подход, Анна говорила, он во сне общался с Юнгом…

– Кем? – переспросил Мурад.

– Подождите, с тем самым? – выпалила Наташа, не веря своим ушам. – Юнгом? Философом?

– Вообще-то он был психиатром, – снисходительно пояснила Ася.

– Карл Густав Юнг. – Дмитрий нервно крутил пуговицу на рукаве. – Основоположник психоанализа, умер в тысяча девятьсот шестьдесят первом году.

– Анна может не пускать нас, – Лариса Тимофеевна поднялась из-за стола, – но Филиппу она отказать не сможет. Я схожу за ним…

– Сидите, я сбегаю, – перебила Ася, и не успела старушка ей ответить, как уже исчезла за дверью.

Всеобщее молчание было долгим и тягостным. Минуты шли, но ни Ася, ни загадочный Филипп не появлялись, и Мурад не выдержал.

– Все, достали! – психанул он. – Я иду и забираю Лию из этой…

– Ты! – раздался вдруг дикий вопль.

Рядом с Асей стоял лысый парень в белой робе до пят. Наташа сразу поняла: это тот самый Филипп, о котором все говорили. Парень производил впечатление человека, который спокойно мог общаться и с Юнгом, и с Фрейдом, и с Александром Македонским, правда не из-за экстрасомнии, а скорее благодаря шизофрении. Его глаза лихорадочно блестели, руки тряслись.

– Ты! – снова крикнул он, указывая дрожащим пальцем на Мурада. – Ты уничтожишь здесь все! Я говорил: уезжай! Ты не послушал? Чтобы убить это все?! Убийца! Черная дыра! Уничтожитель!..

Мурад так растерялся, что ничего не ответил, а Филипп вошел в дикий раж, продолжая выкрикивать всякий бред. Парня колотило, как в припадке, глаза начали закатываться, в уголках рта появилась белая пена.

– Лена! – позвала Лариса Тимофеевна. – Леночка!..

Горничная вбежала в холл с чемоданчиком, в считаные секунды надломила ампулу, наполнила шприц и метким движением воткнула иглу в плечо хрипящего Филиппа.

– Наташ. – Во всей этой суматохе Мурад умудрился незаметно подойти к Наташе и теперь за локоть потянул ее в холл. – Идем, идем…

– Ты чего? – шепотом спросила она, оглядываясь назад: там, в столовой, Андрей и Дмитрий пытались удержать Филиппа, пока над ним суетились горничная и Лариса Тимофеевна.

Мурад тихо прикрыл дверь и отвел Наташу в сторону.

– Собирайся и уходи. – Он вытащил из шкафа куртку и одел Наташу, как ребенка. – Поймаешь связь, вызови машину, приведи сюда и жди нас где-то поблизости. Надо забирать Лию.

– Но как?.. Если они погрузили ее в сон?

– В лабораторию я все равно не попаду. – Мурад поставил перед ней ботинки. – Надо снова попробовать попасть к ней в сон. Думал, они как-то блокировали меня, но если Андрей смог… В общем, сделаю все. Заставлю проснуться, и валим от этих психов.

Наташа кивнула, сунула ноги в ботинки и уже собралась выйти, как вдруг Мурад схватил ее за плечо и притянул к себе.

– Что? – удивленно выдохнула она.

– Он тебя не заслуживает, – шепнул Мурад.

– А?.. – Наташа не сразу сообразила, о чем речь: во всей суете как-то забыла про Криса. – Ах, он… да забей. Просто я думала… И это был мой первый поцелуй. Не важно, я пойду…

– Важно. У тебя должен быть другой первый поцелуй, ясно? Настоящий.

– В смы…

Но Мурад не дал ей договорить. Взял и поцеловал. Неожиданно, крепко – и при этом до странного нежно. И когда Наташа вновь смогла мыслить здраво и придумала, что можно было бы сказать, обнаружила, что уже стоит на крыльце с рюкзаком за спиной.