Глава 4. Великий современник

Влияние «Мальборо» на мировоззрение Черчилля трудно переоценить. Но помимо развития своих взглядов приходилось также думать и о решении насущных проблем. Гонорары за четыре тома не могли покрыть текущие расходы. В очередной раз выручали статьи, давая хороший и быстрый доход. В марте 1935 года Черчилль договорился с Артуром Лесли Крэнфилдом (1892–1957), главным редактором Daily Mail в период с 1935 по 1938 год, о написании серии статей, посвященных злободневным проблемам современности. По его словам, «эти статьи составляют определяющую часть моих литературных планов на этот год».

В итоге будут подготовлены тринадцать статей, которые выйдут в 1935 году: «Актуальные проблемы внутри страны и за рубежом» (номер от 27 марта), «Чреватая серьезными последствиями слабость британской обороноспособности» (номер от 4 апреля), «Чудеса наших сбалансированных бюджетов» (номер от 10 апреля), «Действительно ли парламент „говорильня“?» (номер от 17 апреля), «Рузвельт и будущее Нового курса» (номер от 24 апреля), «Какое будущее у Ирландии?» (номер от 1 мая), «Мораль юбилея» (номер от 15 мая), «Выборы впереди — и прежняя избирательная система?» (номер от 29 мая), «Конституция Великобритании и Соединенных Штатов» (номер от 6 июня), «Великая книга Лоуренса» (номер от 29 июля), «Хейг — человек, которому доверяли» (номер от 3 октября), «Выборы в Эппинге» (номер от 8 ноября) и «Безопасность Британии — первостепенная тема» (номер от 12 ноября).

Несмотря на плотный график подготовки статей для Daily Mail, а также непрекращающуюся работу над «Мальборо», Черчилль находился в активном поиске новых контрактов. Не все из них удалось осуществить. Например, летом 1935 года он вступил в переговоры с главой агентства British General Press Джейкобом Эйдиновым (1891–1956) относительно серии из десяти статей о трех периодах правления Рамсея Макдональда: в 1924, 1929–1931 и 1931–1935 годах, объемом полторы тысячи слов каждая. Черчилля устроил гонорар — сто фунтов за статью, да и сама тема ему казалась «плодородной». К тому же ему было интересно проследить «переплетение» личностей Макдональда и Болдуина.

В процессе обсуждения этого проекта выяснилось, однако, что издателям не интересно первое социалистическое правительство 1924 года, основное внимание они хотели бы сосредоточить на последних шести годах пребывания Макдональда у власти. Сам Черчилль считал, что приход к власти социалистов в 1924 году — впервые в истории Британии — представляет собой «историческое событие, имеющее огромные последствия». Кроме того, у него были свои предложения по формату статей, которые диссонировали с пониманием издателей. Описывая ту или иную персоналию, он всегда старался строить изложение не на прямой похвале или критике главного героя, а акцентируя внимание на развитии личности, на анализе ее поведения в различных ситуациях. Но исследовать характер Макдональда и его министров («маленьких людей, хотя и призванных иметь дела с имеющими большое значение вопросами и играть значительные роли») ему было не интересно, и в итоге он отказался от проекта.

Помимо статей, Черчилль собирался попробовать себя в качестве сценариста. Кино было для него достаточно сильным увлечением. Друзья вспоминали, что Уинстон «любил все жанры, но предпочтение отдавал историческим сюжетам, полным сантиментов». Самой любимой картиной политика была «Леди Гамильтон» с супружеской парой Вивьен Ли (1913–1967) и Лоуренсом Керром Оливье (1907–1989) в главных ролях. По разным данным, он смотрел фильм Александра Корды (1893–1956) о трагической истории любви Эммы Гамильтон (1765–1815) и адмирала Горацио Нельсона (1758–1805) от десяти до семнадцати раз, и каждый раз не мог сдержать слез в момент гибели легендарного флотоводца.

«Леди Гамильтон» вышла на экраны в 1941 году. Примерно в это же время просмотр кино в загородной резиденции премьер-министра Чекере, куда Черчилль обычно выезжал на выходные, превратился в ритуал. Дворецкий Норман Макгован вспоминал, что его босс любил комедии, особенно с участием братьев Маркс. Черчилль и сам признается в этом в своих мемуарах. Упоминание комического квинтета встречается, к примеру, в его реакции на новость о том, что в Шотландии приземлился второй человек в НСДАП Рудольф Гесс (1894–1987): «Гесс или не Гесс, а я пойду смотреть братьев Маркс».

Среди других исторических картин Черчиллю нравилась «Железная маска» (1929 год) с Дугласом Фэрнбексом (1883–1939). Еще он любил вестерны, такие как «Дестри снова в седле» (1939 год) по одноименному роману Макса Брэнда (1892–1944). Также он с удовольствием смотрел мультфильмы Уолтера Диснея (1901–1966) про антропоморфного мышонка Микки Мауса. Из других картин он отдавал предпочтение «Голубому ангелу» (1930 год) с Марлен Дитрих (1901–1992), мелодраме «За горизонтом» (1942 год) и мюзиклу «Поющие под дождем» (1952 год).

Кино оказывало на Черчилля не только расслабляющее воздействие. Наслаждаясь просмотром, он нередко размышлял над накопившимися проблемами, приходя по завершении киносеанса к новому и неожиданному решению.

С некоторыми из режиссеров своих любимых картин Черчилль встречался лично. Так, например, автор исторической драмы «Знак креста» (1932 год) Сесил Блаунт Демилль (1881–1959) подарил Черчиллю экран и проекторы. Когда режиссер был лично представлен политику, то он признался, что на создание одного из своих шедевров — «Десять заповедей» — его вдохновило эссе Черчилля про Моисея. Учитывая, что первая публикация упомянутого эссе состоялась в ноябре 1931 года, а фильм вышел в декабре 1923 года, это была явная лесть. Черчилль с иронией отнесся к словам Демилля, сделав вид, что не помнит, в какой из его книг был опубликован материал о еврейском пророке. Об этом он спросил своего секретаря. Тот ответит: «В „Великих современниках“». — «Черт бы тебя побрал, не смешно», — улыбнувшись, произнес Черчилль. Смешного действительно в этой истории мало. В 1956 году Демилль решит переснять «Десять заповедей». Во время съемок в Египте у него произойдет сердечный приступ, от которого он так и не оправится.

Черчилль не только наслаждался кино, но и пытался понять феномен этого нового вида искусства, а также оценить его влияние на общество. В одной из своих статьей для Collier’s, опубликованной в конце декабря 1935 года, он выделил две разновидности влияния киноиндустрии. Первая связана с непрямым воздействием на зрителей. Через воссозданную в фильмах атмосферу, фабулу и главных героев выражается то, что добродетельно, справедливо, полезно, благородно и правильно. Аналогично изображаются пороки и недостатки. Относящиеся к подобной категории картины нередко носят описательный характер: рассказывают историю отдельного индивидуума или страны.

Второй вид влияния сводится к пропаганде, которая создается в «интересах политической системы и партии». Подобные фильмы снимать легче, но эффект воздействия от них ниже. По мнению Черчилля, успешность пропагандистского кино возможна либо в том случае, если картина, вне зависимости от идеологического посыла, представляет собой произведение искусства либо если зрителями являются «примитивные люди, привыкшие верить в то, что видят». В этом отношении, считал автор, пропагандистские фильмы нацистов, несмотря на все используемые ими техники, оказались бессильны для «образованной немецкой публики». У иностранцев же такие фильмы вызывают в лучшем случае «скуку», а то и «отвращение». Степень влияния пропаганды, заключал Черчилль, находится в обратной зависимости от утонченности, образованности, независимости и развитости зрителей.

По своей натуре Черчилль был деятельным человеком, привыкшим не только наслаждаться произведениями искусства — он стремился лично приложить руку к их созданию. Так было с литературой, так было с живописью. Так будет и с кино. Первое предложение сказать свое слово в киноиндустрии поступило Черчиллю в сентябре 1927 года от Бивербрука. Он сообщил политику, что «крупнейшая корпорация» American Telephone and Telegraph Co. достигла потрясающих успехов в синхронизации звука и изображения. Американцы собирались продемонстрировать свои достижения в Лондоне, устроив в середине октябре показ отснятых новинок. Были готовы документальные записи президента США Джона Калвина Кулиджа (1872–1933), дуче Бенито Муссолини и премьер-министра Франции Раймона Пуанкаре (1860–1934). Планировалось также отснять и кого-нибудь из британских политиков. Бивербрук предложил кандидатуру Черчилля. Он не скупился на аргументы, заявив, что появление звукового кино «является величайшим развитием кинематографа с момента его появления». Попытки объединения изображения и звукового ряда применялись и ранее, но, как правило, имели посредственный успех. Инженерам AT&T удалось разработать новый метод, позволивший приблизиться к долгожданной цели. Учитывая, что премьера первого полнометражного звукового фильма «Певец джаза» состоится спустя чуть более двух недель после презентации американцев, Черчилль вполне мог бы войти в историю кино.

Но не вошел. Осознавая всю важность и срочность поступившего предложения, наш герой ответил Бивербруку в тот же день. В своем ответе он акцентировал внимание не на инновационном характере проекта, а на его «актерском» составе. Он счел, что не соответствует уровню упомянутых личностей и «не имеет права на подобную известность». Дэвид Ллойд Джордж, по его мнению, был гораздо более подходящей кандидатурой. Кроме того, у Черчилля были и другие резоны: он сомневался, что у него получится, также он опасался, что его участие в съемке добавит ему не только новых друзей, но и врагов. С учетом всех этих «немного несвязанных» причин, он отказался от «лестного предложения».

В завершение своего послания, Черчилль пригласил друга в Чартвелл. На следующей неделе Клементина уезжает в Венецию, и он остается один. Почему бы Бивербруку не остановиться у него на ночь, чтобы обсудить за «бутылочкой 1906 года» последние новости в национальной и внешней политике?

Через семь лет, в сентябре 1934 года, начался новый этап творческих отношений Черчилля с киноиндустрией. Через своего друга Александра Корду, управляющего директора London Film Productions, Черчилль подписал контракт со студией. Он должен был принять участие в написании сценариев к фильмам на актуальные темы: возвращение монархии, подъем Японии, безработица, обычай и законы брака. Студия, в свою очередь, обязалась задействовать в проекте «специальный штат технических экспертов, которые обеспечат наиболее яркое и живое воплощение идей мистера Черчилля». Съемки планировалось начать в январе-феврале 1935 года, с выходом первых серий в июне. В середине сентября Черчилль направил Корде первые предложения по названным темам. Осознавая, что он не представляет до конца всех технических трудностей, с которыми будет связана реализация его замыслов, Черчилль уточнил, что в дальнейшем во многом полагается на профессионализм своего друга и его специалистов.

В конце месяца Черчилль решает заняться новой темой, которая окажется единственной из всех перечисленных, получившей дальнейшее развитие. Речь идет о сценарии фильма под рабочим названием «Правление Георга V». В мае 1935 года внук королевы Виктории должен был отметить серебряный юбилей своего восшествия на престол. У Черчилля отношения с сувереном не были безоблачными, но при этом он очень высоко оценивал его деятельность, называя правление Георга «самым важным и самым памятным во всей английской истории и истории Британской империи». «Георг V принял страну, охваченную яростными межпартийными схватками, а оставил спокойной и, в целом, единой». В «мире распада и хаоса» он осуществил «блистательное возрождение той великой роли, которая ему досталась». Благодаря успешному правлению Георг V смог «возродить дух нации, а себя выдвинуть на такое место, где, как истинному слуге государства, ему достались не только верность, но и любовь всех категорий и любого достатка».

В отличие от фильмов по другим темам, которые планировалось снимать в формате короткометражек, картина о венценосной особе должна была изначально готовиться в полнометражном формате с получением «высочайшего качества» конечного результата. Озвучив свои коммерческие притязания (двадцать пять процентов от чистой прибыли плюс десять тысяч фунтов авансом), Черчилль заявил Корде, что готов начать работу над сценарием немедленно. Финансовые перспективы манили нашего героя. Ради столь значительного предприятия он был готов даже приостановить текущие проекты. Не привыкший откладывать выгодные для него работы в долгий ящик, он планировал предоставить первый набросок к началу октября 1934 года. Также он счел полезным провести в ближайшее время дополнительную встречу с Кордой, чтобы узнать о технических особенностях создания фильмов: что снимать легко, что невозможно, а что слишком дорого.

Третьего октября Черчилль направил Корде предварительный план сценария объемом в семь тысяч слов, где были «изложены первые мысли о предмете», и стал ждать реакции от студии, объяснив, что «не может продолжать работу, пока не станет лучше информирован». В частности его интересовало, следует ли добавить в фильм еще материала, или, наоборот, необходимо сконцентрироваться на больших эпизодах. Корде работа Черчилля понравилась. Более того, он нашел ее «восхитительной». Единственным замечанием было недостаточное отражение технического, промышленного и социального роста, наблюдавшегося в четверть века правления Георга V: слишком много места заняла политика, не оставившая места другим существенным подробностям.

Верный себе, Черчилль не только активно взялся за новый проект, но и не забыл об отдыхе. На следующий день после того, как он озвучил Корде свои условия и подтвердил готовность скорейшего начала работы над сценарием, они с супругой отправились в месячный вояж по восточному Средиземноморью на яхте Rosaura, принадлежавшей бывшему финансовому секретарю Казначейства Уолтеру Эдварду Гиннесу, 1-му барону Мойну (1880–1944). Свое путешествие пара начала с переезда в Марсель через Париж. В Марселе они сели на борт Rosaura, и отправились в шестидневное плавание в сторону Афин.

Во время путешествия к греческой столице Черчилль продолжал активно работать над сценарием. Он предложил взять хорошего качества фотографии трех-четырех довоенных министров, а затем, наподобие Микки Мауса, привести статические изображения в движение. Также Черчилль интересовался, можно ли аналогичным образом оживить групповую фотографию короля с членами правительства, которая была сделана в Букингемском дворце после подписания Англо-Ирландского договора. Черчилль, был, кстати, одним из тех, кто подписал этот документ с английской стороны. Его подпись стоит сразу после подписи Ф. Э. Смита.

Другие предложения касались музыкального сопровождения картины. Где-то, например в патриотических эпизодах, музыка должна была выступать на передний план и доминировать, выражая «поднимающуюся бурю и напряжение событий». А в других случаях, наоборот, оставаться приглушенной. Также Черчилль предлагал использовать популярные песни и мелодии для лучшей передачи атмосферы текущих дней. Относительно диктора он считал целесообразным не вводить особых правил, а действовать по обстоятельствам. Какие-то эпизоды он мог бы озвучить лично, как «греческий хор», расставив тем самым важные акценты. Где-то герои должны были общаться друг с другом, и здесь Черчилль не исключал возможности использования субтитров.

Своими предложениями он поделился в письме от 3 октября, которое вместе с предварительным планом сценария отправил Корде из Афин. Далее яхта Rosaura последовала на восток в сторону Кипра, затем — к ливанскому побережью с остановкой 6 октября в Бейруте, откуда Черчилли продолжили путешествие по суше. Сначала они отправились осматривать достопримечательности Пальмиры, потом в Дамаск, а из него — в Назарет. Из Назарета они доехали до Иерусалима, где в отеле King David присоединились к компании Уолтера Гиннеса.

В Иерусалиме за развлечение именитых гостей отвечал главный секретарь правительства Палестины Джон Хэзорн Холл (1894–1979). Основательно подготовившись к встрече, он организовал доставку из Каира старого бренди и множества бутылок шампанского. Обслуживающему Черчилля официанту он дал четкое указание следить за бокалом политика, чтобы тот всегда был наполнен. Сначала Черчилль был мрачен, замкнут и немногословен. Когда женщины оставили компанию, он пропустил несколько бокалов бренди и «заблистал». Холл стал провоцировать его, поднимая самые спорные политические темы и выдвигая дикие теории, но Черчилль разбивал их в пух и прах своим неиссякающим потоком красноречия. По словам Холла, Черчилль «сверкал до конца вечера». Когда встреча подошла к концу, Черчилль сказал Холлу: «Я знаю, что ты не веришь в то, что я сегодня говорил. Я догадался, дружище, что ты сделал».

Из Иерусалима чета Черчиллей отправилась на машине в Иерихон, затем на самолете в столицу Иордании Амман, а оттуда — в бывшую столицу Идумеи Петру, где они провели ночь. На следующий день они перелетели в единственный порт Иордании Акабу, пересекли Синайскую пустыню и приехали в Каир. В столице Египта Черчилли провели пару дней, оттуда отправились в Александрию, вновь сели на борт Rosaura и поплыли в Неаполь, далее — поездом до Парижа. Из Парижа — на самолете в Кройдон и уже из Кройдона добрались до родного Чартвелла.

Участие Черчилля в проекте Корды не осталось незамеченным. В конце октября 1934 года управляющий директор British National Films Джон Корфилд (1893–1953) предложил ему написать сценарий фильма о колониальном администраторе Сесиле Джоне Родсе (1853–1902). Однако активная работа над пока еще не оконченным сценарием о Георге V не позволила распылять силы.

Четвертого ноября в Чартвелле состоялась встреча, на которой присутствовали хозяин поместья, его сын, журналист и драматург Эрик Зипман (1903–1970), а также романист, драматург и сценарист Лайош Биро (1880–1948). В ходе встречи были приняты следующие решения. Во-первых, сценарий должен представлять собой рассказ от имени Черчилля. При этом эпизоды с использованием голоса Черчилля должны быть сведены к минимуму — не больше двадцати минут на полуторачасовой фильм. С учетом принятого формата от Черчилля требовалось подготовить текст в восторженно-эпическом стиле. Во-вторых, принимая во внимание большое количество материала, нужно было отобрать «самые выдающиеся фрагменты» и как можно скорее вставить их в общую канву. В-третьих, особое внимание следовало уделить музыкальному сопровождению, которое должно «передавать основное настроение» и отличаться «величественной оркестровкой». В-четвертых, надо было разработать детальный план-график создания фильма, предусмотрев работу над наиболее важными и трудоемкими кусками в первую очередь.

Немногие проекты реализуются без сучка без задоринки. То же случилось и с упомянутым фильмом. В конце ноября Черчилль получил информацию, что правительство Его Величества собирается запретить London Film Productions продолжать работу. На следующий день после празднования своего шестидесятилетнего юбилея Черчилль связался со старым коллегой, министром торговли Вальтером Ранкиманом (1870–1949), и озвучил ему свою озабоченность последними новостями. И студия, и сам Черчилль вложили значительные средства в создание будущего фильма. Кроме того, если правительство возжелало снять собственную официальную версию о правлении Георга V, следовало бы объявить об этом заранее. В сложившихся условиях, когда до торжественной даты осталось чуть более полгода, Черчилль считал вторжение государства в творческий процесс крайне нежелательным. С технической точки зрения на создание качественного фильма, посвященного правлению короля, практически не оставалось времени.

В тот же день — 1 декабря 1934 года, когда Черчилль поделился своими соображениями с Ранкиманом, — ему пришло письмо из Букингемского дворца от казначея Его Величества Фредерика Эдварда Грея Понсонби (1867–1935). Ранее Черчилль попросил его уточнить позицию короля в отношении готовящегося фильма. Понсонби сообщил, что Георг V не планировал предоставить монополию ни одной кинокомпании, как, впрочем, не собирался выделять и давать преимущества какой-либо частной студии или группе студий в этом начинании. Но мнение короля могло не разделять правительство, которое вправе было выступить в поддержку создания «комбинированного фильма».

Черчилль ответил Понсонби в тот же день. Его зацепила фраза — «комбинированный фильм». Что под этим понимается? Участие всех компаний или избранного меньшинства? Учитывая, что London Film Productions заявила о работе над фильмом два месяца назад и компания уже понесла существенные затраты, вмешательство правительства, как и поощрение того или иного исполнителя было нежелательным. Нежелательным было и вовлечение короля с его «патронажем» определенной стороны в коммерческом споре. В целом Черчилль оценивал ситуацию как негативную. «Фильм является произведением искусства, которое требует целостности в концепции и режиссуре, — объяснил он Понсонби. — Маловероятно, что успешный результат может быть достигнут сообществом с противоположными интересами и взглядами».

Черчилль был не единственным, у кого сложившаяся ситуация вызывала беспокойство. Корда тоже начал волноваться из-за усиливавшегося внимания к проекту со стороны конкурентов. Его беспокоило многократное увеличение рисков создания картины в декабре 1934 года по сравнению с ситуацией в конце сентября, когда Черчилль только начал работу над сценарием. Стараясь подавить панические настроения, Черчилль заверил Корду, что поводов для негативных прогнозов пока нет. По его оценкам, вероятность вмешательства «двора и правительства» «практически полностью исчезла», а весь шум, который наблюдается вокруг проекта, демонстрирует лишь его актуальность и важность. Не время сомневаться и бояться. «Все, что нам остается, это устремиться в сторону успеха», — убеждал политик.

Черчилля волновала не столько конкуренция со стороны других студий, сколько возможный срыв сроков реализации. Прошло уже больше месяца с момента знаковой встречи в Чартвелле с Лайошом Биро, который должен был прочитать предварительный план и дать свои замечания через неделю, максимум через десять дней, но Биро молчал. В течение следующего месяца Черчилль планировал решить срочные дела, после чего, освободившись, всецело заняться доработкой сценария во второй половине января.

Активность в работе над сценарием возобновилась в конце декабря 1934 года. У Черчилля были некоторые предложения относительно ключевых эпизодов: Агадирского кризиса, гражданской войны в Ирландии, ну и, конечно, Первой мировой войны. Сын экс-премьера, режиссер и глава Британского института фильмографии Энтони Асквит (1902–1968) предложил дать перечень мест, где проходили сражения и битвы. Черчилль ухватился за эту идею, сочтя более эффектным приводить названия мест без комментариев со стороны рассказчика. Кроме того, он считал необходимым отметить деятельность женщин, боровшихся и после начала боевых действий за предоставление им избирательного права. Для демонстрации активности суфражисток он считал более предпочтительным использовать сцены на военных заводах, чем в госпиталях. «Снаряды впечатляют сильнее, чем подкладное судно», — прокомментировал политик.

В последний день 1934 года Черчилль признался супруге, которая в этот момент путешествовала на яхте барона Мойна в голландской Ост-Индии, что большую часть своего времени тратит на чтение писем Мальборо, а также на диктовку эпизодов для сценария. Длительное отсутствие жены навевало меланхоличное настроение. «Мне тебя очень не хватает, и я чувствую себя незащищенным», — писал он ей из Чартвелла. Клементина времени зря не теряла. Наслаждаясь экзотическими видами Цейлона и Андаманских островов, в свободное время она читала биографию В. И. Ленина (1870–1924), написанную в 1932 году лидером Независимой лейбористской партии шотландским социалистом Джеймсом Макстоном (1885–1946). Сама книга ей не понравилось, но личность вождя мирового пролетариата, этого «одновременно сверх- и недочеловека», произвела на нее сильное впечатление. «Возможно, если бы он прожил дольше, было бы лучше, — делилась она своими соображениями. — Создается впечатление, что он был способен отказаться от своих методов, если видел их неэффективность». В чем-то Черчилль был согласен с супругой, заметив в «Мировом кризисе»: «Ленин единственный, кто смог околдовать Россию, заведя в болото, и он единственный, кто мог ее вывести обратно по мощеной дороге. Он увидел. Он развернулся. Он скончался».

Пока его супруга наслаждалась красотами и знакомилась с жизнью иностранных государственных деятелей, Черчилль посвятил себя новому начинанию и освоению нового вида искусства. В один из выходных ему привезли технику для просмотра звуковых фильмов. В киносеансе приняли участие вся прислуга, а также некоторые соседи. Показывали фильмы про Генриха VIII («Частная жизнь Генриха VIII», 1933 год) и про Екатерину II («Восхождение Екатерины Великой», 1934). «Это было изумительно», — восхищался Черчилль, как раз накануне прочитавший книгу про российскую императрицу. По его мнению, в некоторых деталях создатели картины погрешили против истины, но в целом фильм получился вполне «правдивым».

Касательно своего сценария Черчилль не сомневался в коммерческом успехе проекта, считая, что с легкостью получит за свою работу десять тысяч фунтов. Гораздо больше его беспокоило, будет ли созданный фильм вполне соответствовать теме, а также «знаменитому автору». Работа над сценарием «оказалась очень трудным предприятием». Но Черчилль не отчаивался. Он был доволен командой, а также своей способностью снабдить ее «потоком идей». К середине января он планировал завершить работу над первой законченной версией. Как раз к моменту возвращения Корды с новогодних каникул.

Благодаря настойчивости и трудолюбию Черчиллю удалось осуществить задуманное. В середине января первая полноценная рабочая версия объемом двадцать тысяч слов была подготовлена для передачи в студию.

Автор разбил сюжет на три части: «Разногласия», «Война», «Долговечность». Первая должна была занять по хронометражу тридцать минут, вторая — сорок, последняя — двадцать. Каждую часть предполагалось отделить двух-трехминутным перерывом-интерлюдией, чтобы у зрителей была возможность «восстановиться после водопада впечатлений и эмоций».

В предложенном варианте Черчилль подробно разработал первые две темы. Начинаться фильм должен был у главного входа в Сент-Джеймский дворец. На переднем плане под барабанную дробь появляется герольд. Барабанная дробь замолкает, и герольд торжественно провозглашает: «Его Величество король Георг Пятый». В комментариях к этой сцене Черчилль указывал, что детали церемонии, включая форму глашатая и трубный глас, необходимо дополнительно уточнить в колледже герольдов. В следующих сценах предполагалось кратко показать, как о вступлении нового суверена на престол узнают в разных уголках огромной империи. Черчилль считал очень важным отметить разнообразие, масштаб и единение империи в столь торжественный момент. После представления короля следовало краткое описание церемонии коронации.

Следующая группа сцен была посвящена основным проблемам, с которыми столкнулся новый монарх в первые годы правления: борьба за гомруль в Ирландии; противостояние министра финансов Ллойд Джорджа с палатой лордов в части принятия нового бюджета, утяжелявшего налоговое бремя для землевладельцев; движение женщин за предоставление им избирательных прав. Прежде чем перейти к детальному рассмотрению этих знаковых событий, в небольшом трехминутном монологе о них должен был рассказать сам Черчилль. В сцене обсуждения ирландского вопроса автор сценария нашел возможность вставить выступление своего отца.

Во всех областях, о которых предполагалось рассказать в фильме, Черчилль принимал самое активное участие. Он поддерживал Ллойд Джорджа в борьбе за «народный бюджет», он занимал активную позицию в обсуждении гомруля, он стал рьяным противником суфражисток. Последнее особенно примечательно, поскольку по прошествии четверти века он не только признал справедливость требований женщин, но и процитировал в сценарии в их поддержку Платона и Джона Стюарта Милля. Также он предложил показать образ суфражистки — «важного персонажа в нашей истории». По его мнению, она должна быть «высокой, стройной, почти застенчивой, но при этом красивой и немного истеричной незамужней девушкой в возрасте двадцати трех лет». Выражение лица должно передавать «тревогу, вызванную внутренним напряжением», но в своем «неистовстве» она «должна вызывать симпатию у зрителей» (выделено в оригинале. — Д. М.).

Описав основные трудности, с которыми пришлось столкнуться Георгу V на внутриполитическом фронте, Черчилль меняет ракурс и показывает напряженность международной обстановки: нарастающая военная мощь Германии, конфликт в Агадире, военно-морская новелла немцев и активное строительство флота Открытого моря, а как следствие — увеличении расходов на флот в самой Британии. Последнее было предложено показать через диалог обывателей, которые читают в газетах о новой военно-морской программе и выделении на ее реализацию порядка шестидесяти миллионов фунтов. «Не является ли это страшной тратой денег?» — интересуется женщина у своего мужа. «Нет, отвечает он. — Англия не сможет существовать без сильного флота, гарантирующего целостность империи и безопасность доставки на остров продовольствия и прочих жизненно важных товаров». «Будет ли война с Германией?» — спрашивает отца сын. «Нет, до этого не дойдет — по крайней мере, пока флот достаточно силен». Через этот диалог Черчилль хотел не только отметить важность укрепления флота, но и показать основные ментальные штампы того времени. Считалось, что вероятность нарушения мира мала, но даже если война и состоится, то принимать участие в боевых действиях будут в основном профессиональные военные, а сражения продлятся недолго.

После небольшой интерлюдии про первые попытки людей подняться в воздух Черчилль переходит к описанию событий лета 1914 года. В июне по случаю завершения строительства Кильского канала, связавшего Балтийское и Северное моря, состоялась знаменитая регата. Немецкие и британские офицеры вместе дружно празднуют за одним столом. «Я пью за наших британских гостей. Правь, Британия!» — произносит на хорошем английском, хотя и не без акцента, один из немецких офицеров. «Герр лейтенант, вы определенно устроили нам восхитительную неделю. Все наши парни восхищены вашим гостеприимством», — звучит в ответ со стороны офицеров флота Его Величества. Далее следует веселый диалог, прерываемый сообщением вошедшего немецкого офицера: в Сараево убили эрцгерцога Фердинанда. Веселье закончилось. Началась война.

Продолжая военную тематику, Черчилль рассказывает в своем сценарии о тестовой мобилизации Третьего флота метрополии, проведенной накануне по его личному распоряжению; о направленной всем судам телеграмме о начале противостояния с Германией; об экстренном заседании в Адмиралтействе; об успешной деятельности созданной им группы шифровальщиков, которая разместилась в знаменитой комнате № 40; об инициируемых им же первых испытаниях нового вида оружия — прообраза танка, которые прошли в Хэтфилде в 1915 году и на которых он присутствовал с Ллойд Джорджем.

Черчилль говорит об ужасах окопной войны, когда на протяжении всего фронта, от побережья Северного моря до Альп, солдаты противоборствующих армий безжалостно истребляли друг друга. Он говорит о первых газовых атаках, поражающих не только солдат, но и мирное население. Он говорит о героизме и трудовых подвигах в тылу, на военных заводах. Он говорит о бесконечных составах, уходящих с солдатами на фронт с вокзала Виктории. Но все когда-то заканчивается. Великая война, опустошив чашу гнева, подошла к концу. Началась мирная жизнь, которая принесла свои проблемы.

Описывая супруге первую версию сценария, Черчилль хвастался написанием «большого количества сцен и диалогов». Но в целом он был не слишком доволен тем, что получилось. Он считал, что им с Кордой так и не удалось найти «метод обращения с объектом повествования». Глава студии успокоил его, отметив, что все картины проходили через подобный пик отчаяния. В качестве примера был приведен фильм «Генрих VIII», сценарий к которому переписывался двенадцать раз. Сошлись на том, что в ближайшие дни Корда направит Черчиллю версию сценария, основанную на текущей редакции, для дальнейшей доработки. Трудно сказать, насколько эта договоренность успокоила автора. Своей супруге он признался, что работа над фильмом представляет для него «чрезвычайную трудность»: «чем больше борешься с этой проблемой, тем более неразрешимой она становится». Но при этом он все равно продолжал верить в успех, считая, что опыт и профессионализм Корды, а также его собственные «знания, воображение и компетенция» позволят им совместными усилиями преодолеть возникшие несуразицы.

Помимо творческих проблем, проект столкнулся и с другими сложностями. Задолго до того, как London Film Productions приступила к работе над сценарием, другая студия начала активно собирать видеоматериалы о правлении Георга и готовить свою версию фильма. По имеющейся информации, автором сценария был один из основателей британской гильдии сценаристов Джеймс Б. Уильямс. Он смог подготовить неплохой материал, во многом повторявший черновую версию Черчилля (подготовленную во время круиза на яхте Rosaura). Корда рассчитывал переманить Уильямса к себе, чтобы объединить труд двух авторов. По мнению Черчилля, это было бы «лучшим решением».

Конкуренция со стороны Уильямса была неприятным, но, как показало дальнейшее развитие событий, не самым критичным фактором. Возникли препятствия иного, более серьезного рода. Согласно действующему законодательству, фильмы такой продолжительности, как «Правление Георга V», должны были за полгода перед публичным показом проходить процедуру предварительного выпуска. Таким образом, если, как планировалось, работа над картиной завершится к маю, то на экраны ее можно было выпустить только в ноябре. Черчилль считал, что пусть и в ноябре, но фильм все равно должен выйти. Однако руководство студии, озадаченное соблюдением коммерческих интересов, признало, что перенос даты выпуска фильма на полгода после освещаемого в нем события — двадцатипятилетнего юбилея правления — является крайне негативным обстоятельством и непременно сократит кассовые сборы. Вскоре Черчилль получил от Корды сообщение, что после дополнительных обсуждений принято окончательное решение о сворачивании проекта.

Согласно условиям контракта, Черчилль должен был получить компенсацию в пять тысяч фунтов. Но в качестве альтернативы он предложил заключение нового контракта на тех же условиях, что и к фильму про Георга V, а также возобновление контракта на короткометражные картины с оплатой четыре тысячи фунтов в год.

В итоге договорились, что Черчиллю, к тому времени уже получившему 1250 фунтов, будет передан окончательный платеж в размере 2750 фунтов. Также Корда согласился выплатить автору две тысячи фунтов за сценарии к короткометражным фильмам.

Срыв работ по сценарию оказался для Черчилля хлестким ударом, но не настолько серьезным, чтобы выбить его из седла. В тот же день, когда была получена неприятная новость от Корды, он, не растерявшись, предложил новый план использования имеющихся наработок для получения финансовой компенсации. Черчилль рассчитывал оперативно подготовить серию статей, продав ее за две тысячи фунтов американским изданиям и Evening Standard. В начале апреля он направит главному редактору газеты Перси Кудлип-пу (1905–1962) серию из семи статей общим объемом почти одиннадцать тысяч слов. Статьи выйдут в номерах со 2 по 9 мая 1935 года под общим заголовком: «Двадцать пять лет короля».

Всеми этими новостями Черчилль делился с Клементиной, отдыхавшей на другой стороне земного шара. Произошедшие за последние несколько недель перемены вызвали у нее некоторые сомнения в надежности Корды. «Он кажется мне честным, но во всем этом предприятии, о котором ты мне рассказываешь, есть что-то коварное», — писала она из Новой Зеландии. «Надеюсь, Корда достоин твоего доверия», — предупредила она супруга. Черчилль не разуверится в Корде и продолжит с ним сотрудничество в дальнейшем. Правда, больших достижений на ниве киноиндустрии он так и не достигнет, хотя созданные им сцены отличала глубина и оригинальность. По мнению профессора Питера Кларка, если на базе написанных Черчиллем сценариев были бы сняты фильмы, они наверняка могли бы претендовать на «Оскар».

Гораздо успешнее сложилось сотрудничество в известном и хорошо зарекомендовавшем себя формате с газетами и журналами. В 1936 году в Daily Mail вышли две статьи, одна посвященная впечатлениям от отдыха в Марокко, другая — о необходимости строительства туннеля под Ла-Маншем. На следующий год Черчилль опубликовал в News of the World тринадцать статей в серии «Великие события нашего времени». Серия включала следующие еженедельные материалы: «Ужасное преступление, которое потрясло цивилизацию — Сараево» (номер от 30 мая), «Трагедия торпедированной „Лузитании“» (номер от 6 июня), «Решающий фактор в победе союзников» (номер от 13 июня), «Когда в Соединенных Штатах произошел экономический крах» (номер от 20 июня), «Доминионы — партнеры империи» (номер от 27 июня), «Главные факторы в нашей социальной революции» (номер от 4 июля), «Эпоха правления великих диктаторов» (номер от 10 октября), «Быстрый подъем Японии в поиске ее места под солнцем» (номер от 17 октября), «Решится ли Япония принять оливковую ветвь?» (номер от 24 октября), «Изображение будущего глазами науки» (номер от 31 октября), «Жизнь в мире, контролируемом учеными» (номер от 7 ноября), «Человечество столкнулось с проблемой первостепенной важности» (номер от 14 ноября), «Союз для мира — надежда всего человечества» (номер от 21 ноября).

Среди других литературных проектов второй половины 1930-х годов Черчилль серьезно рассматривал возможность возвращения к биографическому жанру. Консуэла Бальзан считала, что после «Мальборо» ее другу следовало взяться за подробное описание собственной жизни. «С твоими талантами, воображением и способностями представлять действительность ты смог бы создать книгу, которая вызвала бы чрезвычайный интерес у будущих поколений», — подталкивала она его после получения очередного тома монументального сочинения.

Но как можно наверняка утверждать, что вызовет «чрезвычайный интерес» у следующих поколений? Да и какое мнение о знаменитости у них сформируется? На эти вопросы вряд ли кто-то способен дать точный ответ. Однако каждая выдающаяся личность стремится не только сохранить свой образ в истории, но и представить себя в выгодном свете. Для создания собственного портрета и наилучшего представления собственных достижений каждый использует только ему присущие художественные приемы. Кто-то высекает гранитные монументы, кто-то пишет картины или обеспечивает себе бессмертие записями на нотном стане. Для Черчилля главным средством выражения индивидуальности, помимо действия, было слово. Именно в этот период в одной из статей для News of the World у него прозвучит мысль о долговечности слов, которые, даже будучи «произнесенные две или три тысячи лет назад, остаются с нами и поныне».

Одним из самых распространенных жанров самопиара являются мемуары. И предложение Бальзан в этом отношении воспринимается органично. Тем более что в своих мемуарах «Мои ранние годы» Черчилль, хотя и позаботился о восприятии своей личности в будущем, вряд ли сполна удовлетворил читателей рассказом о событиях, в которых ему довелось принять участие и масштаб которых изменил историю человечества.

Скромность Черчилля, пожелавшего ограничить свои воспоминания 1900 годом, может показаться несколько странной. Но она имела свои причины. Тем более что и скромностью это в строгом смысле слова не назовешь. Черчилль многое рассказал о своей деятельности в «Мировом кризисе», а также в «Размышлениях и приключениях». О многом он поведает и в своем будущем произведении о Второй мировой войне. Но если все-таки коснуться причин, объясняющих, почему он не оставил мемуаров именно о своей политической деятельности, то наиболее подходящим объяснением (не считая отказа издателей принять к публикации рассказ о политических баталиях против протекционизма в начале XX века) являются амбиции автора. Одних мемуаров ему было мало. Поэтому и «Мировой кризис», и «Вторая мировая война», и уж тем более упомянутый сборник «Размышления и приключения» трудно отнести исключительно к реминисценциям. Черчилль видел себя еще и писателем. Отсюда его стремление познакомить читателей не только с повествованием о своей жизни, но и со своим мировоззрением. А учитывая, что после неудачи с «Савролой» художественный жанр ему был чужд, он сосредоточился на истории и публицистике.

Амбиции Черчилля оказались настолько обширны, что подтолкнули его выйти за рамки историка современности и погрузиться в прошлые века, написав фундаментальный труд о своем далеком предке. «Мальборо» был несомненной победой Черчилля-историка. А победа, как водится, окрыляет и подталкивает к новым свершениям. Не прошло и месяца после выхода последнего тома тетралогии, как в октябре 1938 года политик устремился к новым манящим далям. Двенадцатого числа он подписал договор с издательством Messers George Newnes об изложении истории Европы со времени Великой Октябрьской (или «Русской», как значилось в документах британцев) революции. Черчилль даже получил аванс в размере пятисот фунтов. Однако эта книга так и не будет написана. Автор планировал начать работу в 1940 году, но его планам не суждено было сбыться по понятным причинам. В октябре 1944 года Черчилль вернет выплаченный аванс и расторгнет договор.

Новым пастбищем, которое в конце 1930-х годов Черчилль засеет своим литературным талантом, станет другая тема. Появление этой темы не было неожиданностью ни для автора, ни для издателей. В периодических изданиях постоянно выходили его сочинения, посвященные какой-нибудь выдающейся личности. Только в одной серии для Daily Mail 1935 года встречаются три таких опуса. Именно великим современникам Черчилль и решил посвятить новую книгу, собрав и переработав имеющийся материал.

Первая идея издать подобный сборник появилась еще в сентябре 1931 года в процессе работы над «Размышлениями и приключениями». На тот момент у Черчилля уже были опубликованы статьи про Дугласа Хейга (1928 год), Герберта Генри Асквита (1928 год), графа Арчибальда Розбери (1929 год), Джорджа Натаниэла Керзона (1929 год), Джорджа Бернарда Шоу (1929 год), Джона Морли (1929), Бориса Викторовича Савинкова (1929 год), маршала Фердинанда Фоша (1929 год), Льва Давидовича Троцкого (1929 год), экс-кайзера Вильгельма II (1930 год), Джозефа Чемберлена (1930 год), Джона Френча (1930 год), Жоржа Клемансо (1930 год), Артура Джеймса Бальфура (1931 год), экс-короля Альфонса XIII (1931 год), Роберта Баден-Пауэлла (1931 год), Филипа Сноудена (1931 год) и Герберта Джорджа Уэллса (1931 год).

Учитывая, что все книги Черчилля издавались одновременно в Британии и США, для американской публики он собирался написать о каком-нибудь выдающемся представителе Нового Света. Обсуждалось имя адмирала Уильяма Соудена Симса (1858–1936), рьяного сторонника англо-американского сотрудничества, последователя близкой Черчиллю идеи защиты гражданских судов в военные годы посредством использования системы конвоев, в 1915–1917 годы главы Атлантической флотилии эсминцев. Среди других имен Черчилль предложил своего дальнего родственника, адвоката Уильяма Траверса Джерома (1859–1934), запомнившегося больше всего неудачной попыткой участия в выборах президента США от Демократической партии. Ни о Симсе, ни о Джероме Черчилль так и не напишет: впоследствии для книги будет выбран другой, хотя и более дальний, чем Джером, родственник Черчилля, но гораздо более значимая историческая фигура — Франклин Делано Рузвельт (1882–1945).

В качестве рабочего названия нового литературного проекта Черчилль предложил «Великие современники». Впоследствии это название будет еще не раз обсуждаться. Прилагательное «великие» казалось Черчиллю слишком «банальным». Как вариант, он рассматривал «Известные современники». Баттерворте предложил «Мои современники», что совершенно не устроило автора. В итоге он все-таки остановился на первоначальном варианте.

В 1932–1935 годы Черчилль неоднократно мысленно возвращался к этому сборнику. Но завершение работы над ним состоится только в 1937 году. Подобная задержка в почти пять лет, вызванная в первую очередь написанием «Мальборо», пошла работе только на пользу. Во-первых, появились дополненные и переработанные редакции опубликованных ранее эссе. А Черчилль относился к тем художникам, для которых более поздняя версия произведений являлась более глубокой и интересной как в концептуальном, так и в стилистическом плане. Во-вторых, за эти пять лет появились очерки про новых персоналий.

В 1936 году в News of the World вышла новая серия статей «Великие люди нашего времени», работа над которыми началась во второй половине 1935 года. Черчилль поручил своему помощнику Маршалу Ди стону собрать материал из уже опубликованных произведений. Вначале речь шла о Клемансо, Френче, Бальфуре и Керзоне. Затем началась работа над статьями о Морли, Чемберлене, Асквите и адмирале Джоне Арбетноте Фишере (1841–1920). Относительно Фишера Черчилль просил Дистона опираться на первый том «Мирового кризиса», относительно Чемберлена — в дополнение к уже опубликованному очерку 1930 года — на его (Черчилля) рецензии о двух томах биографии, написанной Гарвином.

В 1920 году в Illustrates Sunday Herald Черчиллем были опубликованы статьи про Китченера и Ленина. Теперь, спустя пятнадцать лет, он связался с лордом Бивербруком и попросил помочь ему отыскать владельца этого издания, чтобы использовать материалы в новой серии.

В октябре Черчилль через своего секретаря Вайолет Пирман поручил Дистону после завершения работы над очерком про Морли взяться за подготовку эссе про Дэвида Ллойд Джорджа.

Среди других личностей редакция News ofthe World хотела увидеть материал про Эндрю Бонар Лоу. Но Черчилль, по его собственному признанию, «не был с ним близко знаком», да и сама личность «неизвестного премьера» была ему «несимпатична». Поэтому вначале предпочтение было отдано Эдварду Грею, а затем Герберту Генри Асквиту. Следующими стали 1-й граф Биркенхед и фельдмаршал Дуглас Хейг. В дополнение к уже имеющимся материалам про Хейга от 1928 года Черчилль добавил свою рецензию от октября 1935 года на первый том биографии полководца авторства Альфреда Даффа Купера.

Из новых персоналий в серии News of the World появилась личность Георга V, скончавшегося 20 января 1936 года. В тот момент Черчилль находился на отдыхе в Марокко. Редакция тут же связалась с ним, предложив за одну тысячу долларов написать очерк о почившем монархе. Политик согласился. Новая статья под названием «Король Георг V, любимый своим народом» вышла в номере News of the World от 26 января 1936 года.

Этот небольшой очерк вызвал восхищение у современников. Сын экс-премьера Гарри Примроуз, 6-й граф Розбери (1882–1974), которого Черчилль называл «бесстрастным и эрудированным критиком», считал эссе «лучшим из написанного по этому случаю». Аналогичное мнение выразили журналисты ведущих изданий — The Times, Morning Post и Daily Telegraph. С незначительными правками статья о Георге V войдет целиком в новый сборник и также будет встречена благожелательными отзывами. Личный секретарь покойного короля в 1931–1935 годах барон Клайв Виграм нашел этот фрагмент сборника «очаровательным», заметив, что автор продемонстрировал свои «выдающиеся интеллектуальные способности». Высокие оценки характерны и для последующих исследователей. Рой Дженкинс сказал, что в эссе про Георга V представлено «замечательное шествие истории».

Высокие оценки, которые получила работа Черчилля, а также исключительное качество самого текста примечательны в двух отношениях. Во-первых, условия создания эссе. Черчилль написал его очень быстро, за несколько дней, не имея под рукой никакой специальной литературы и материалов. Во-вторых, из всех пяти монархов, под началом которых прошла политическая деятельность нашего героя, с Георгом V у Черчилля были самые натянутые отношения. Эта особенность обусловила и стиль изложения, который, как заметил Дженкинс, отличает «отчужденность» и «строгость».

Свое влияние на качество эссе оказало и то, что, несмотря на сдержанные отношения с королем, Черчилль видел в нем гаранта стабильности, играющего важную социальную роль в период послевоенного хаоса и набирающих силу перемен. Хозяин Букингемского дворца, распорядившийся поместить на стене своего рабочего кабинета надпись «Вразуми меня следовать установленным правилам», отвечал консервативным тенденциям, все больше набирающим силу в мировоззрении самого политика.

В январе 1936 года Черчилль предложил главе News of the World Эмсли Карру (1867–1941) продолжить очерки о знаменитостях в виде новой серии «Великие люди на все времена». Вначале эта идея Карру понравилась. Он счел, что в проекте есть «привкус драмы» и он несет в себе «огромные возможности». Однако после дополнительных размышлений редакция отказалась от публикации, полагая, что статьи не будут пользоваться популярностью у читателей. Вместо этого была предложена серия «Великие события нашего времени», которая упоминалась выше.

Публикуя статьи о великих, с которыми ему посчастливилось соприкоснуться, Черчилль не оставлял надежды издать свои лучшие очерки в виде отдельной книги. Правда, дата издания постоянно переносилась. В апреле 1936 года, после завершения серии для News of the World, Черчилль предложил Торнтону Баттервортсу выпустить книгу осенью. Затем он увлекся исполнением обязательств перед газетами и завершением третьего тома «Мальборо», в результате чего срок выпуска был в очередной раз изменен.

Одновременно из-под пера Черчилля продолжали выходить новые очерки о значимых фигурах недавнего прошлого. В мае 1936 года The Strand Magazine обратился с предложением подготовить текст о лидере ирландских националистов, основателе и председателе Ирландской парламентской партии Чарльзе Стюарте Парнелле (1846–1891). Это был человек сложной судьбы, знавший и аромат политической победы, и горечь тюремного заключения. В его жизни все было непросто. Даже свою любовь он обрел в замужней женщине — Кэтрин О’Ши (1846–1921). Их связь не была секретом для супруга Кэтрин, парламентария Уильяма О’Ши (1840–1905), чего нельзя сказать об общественности, которая пребывала в неведении. Когда подробности любовного треугольника получили огласку, разразилась буря, накрывшая Парнелла с головой и стоившая ему вначале места председателя партии, а вскоре и жизни. Именно драматическим перипетиям последних лет жизни ирландца редакция The Strand Magazine и хотела уделить основное внимание в новой статье.

Черчилль с удовольствием написал очерк о Парнелле. Он нашел «парадоксы искренней и честной жизни» знаменитого ирландца «поразительными»: «протестант, возглавивший католиков; лендлорд, вдохновляющий кампанию за отмену земельной ренты; знаток права, побуждающий к бунту; гуманист и противник террора, поощрявший террористов». В представлении Черчилля, жизнь Парнелла «вместила в себя все элементы греческой трагедии». По его мнению, Софокл и Еврипид наверняка «нашли бы в ней сюжет, который удовлетворил бы их мрачный вкус».

Статья «Трагическая история Парнелла» выйдет в 1936 году в октябрьском номере The Strand Magazine. Когда будет готовиться сборник «Великие современники», Черчилль не станет включать этот материал в новую книгу по двум причинам. Первая связана с годами жизни ирландца. Хотя Черчиллю и было почти семнадцать лет, когда скончался глава ирландских националистов, Парнелла с натяжкой можно было отнести к современникам автора (или, наоборот, автора к современникам Парнелла). Второй резон определялся стилистическими особенностями. Черчилль считал, что этот очерк написан в более непринужденно-разговорном стиле, чем остальные. В 1938 году, переработав текст, он включил очерк о Парнелле во второе издание «Великих современников».

Время, благотворно влиявшее на материал сборника, способствовало не только написанию эссе о новых личностях, но и переработке уже готовых опусов. Наиболее значительные изменения коснулись очерка про Джорджа Натаниэла Керзона. И хотя, как указывал Черчилль, «величайшими днями» Керзона стал период пребывания на посту вице-короля Индии, ключевой и самый драматичный эпизод в его относительно недолгой жизни приходится на май 1923 года. Измученный неизлечимой болезнью Бонар Лоу решил по собственному желанию оставить кресло премьер-министра. Возникла нетривиальная с точки зрения права ситуация. Кому быть следующим главой правительства, если лидер правящей партии сам сложил с себя полномочия?

Наиболее подходящей кандидатурой на пост премьера был Керзон. Двадцать первого мая его в срочном порядке вызвали в Лондон из поместья Монтакьют-хаус, графство Соммершит, которое он арендовал в последние десять лет своей жизни. Он давно ждал этого момента и был уверен, что станет следующим хозяином резиденции на Даунинг-стрит. По пути в столицу он размышлял, как обустроит свое новое жилище. Но эти планы оказались преждевременными. На вопрос о том, кому быть следующим первым министром короля, отвечать должен был не Керзон, а сам король. Понимая, какая ответственность возложена на него, а также не желая нарушать устоявшийся порядок недопущения прямого влияния монарха на принимаемые политические решения, Георг V решил изъявить свою волю в «соответствии с общественными настроениями». Для этого он стал советоваться с «другими старшими политическими деятелями, занимающими независимую позицию».

Одним из таких «старших политических деятелей» был экс-глава Консервативной партии и экс-премьер Артур Джеймс Бальфур. На тот момент ему шел уже семьдесят пятый год. В момент, когда решалась судьба правительства, он находился в Grand Hotel в Шерингхэм, графство Норфолк, пытаясь справиться с мучившим его тромбофлебитом. После получения от Георга V приглашения приехать в Букингемский дворец для консультаций он, несмотря на категоричные протесты врачей, направился в Лондон, считая своим долгом помочь королю в его нелегком выборе. По мере наведения справок о Керзоне Георг V стал все больше склоняться против его кандидатуры. Бальфур окончательно подтвердил накопившиеся сомнения. Когда пожилой политик вернулся после аудиенции в Ше-рингхэм и один из близких друзей спросил его:

— Ну что, будет избран дорогой Джордж?

Усталый джентльмен ответил:

— Нет, дорогой Джордж избран не будет.

Вскоре об этом узнал и сам Керзон. Когда он прибыл в свою лондонскую резиденцию Карлтон-хаус-террас, то от личного секретаря короля Артура Джона Бигга, барона Стэмфордхема (1849–1931), получил неожиданное для себя известие: в Букингемский дворец вызвали другого претендента на пост премьера — Стэнли Болдуина. «Удар был болезненным, а момент — ошеломляющим», — прокомментирует Черчилль эту сцену.

Когда Черчилль писал свой первый очерк о Керзоне в 1928 году (опубликован в январском номере Nash’s Magazine на следующий год), он еще не знал, какую роль в этой истории сыграл Бальфур. Об этом он узнает только в 1937 году от Бивербрука, а тот в свою очередь от Венеции Стэнли. Так в эссе появились новые абзацы, описывавшие напряженный эпизод в жизни Керзона и всей Британии.

Сборник «Великие современники», включавший в себя эссе про двадцать одну личность, вышел 4 октября 1937 года в издательстве Thornton Butterworth Ltd. Первый тираж составил пять тысяч экземпляров. Однако популярность новой книги, которая, по признанию самого автора, «расходилась, словно горячие пирожки», была настолько велика, что в том же месяце пришлось сделать еще две допечатки по две тысячи экземпляров каждая. До конца года было сделано еще три допечатки, а общий тираж дошел до пятнадцати тысяч экземпляров.

В отличие от других книг Черчилля, на территории США «Великие современники» были изданы G. Р. Putnam’s Sons. Неудовлетворенный продажами предыдущих работ британского автора, Чарльз Скрайбнер отказался принимать участие в новом проекте. И прогадал! Сборник пользовался популярностью. Было сделано три допечатки первого издания. Но, правда, объем продаж в США по-прежнему уступал британскому: 6500 экземпляров против 10 871 экземпляра, проданных в Великобритании. Как Черчиллю ни грустно было это признать, он не был близок американской аудитории. Особенно в межвоенный период, когда читатели в Новом Свете благоволили к авторам протеста, развенчания и бунта. Они зачитывались Хемингуэем и Фитцджеральдом. А из британцев первые места книжного хит-парада занимали сочинения Джона Мейнарда Кейнса, Герберта Джорджа Уэллса, Джорджа Бернарда Шоу, Литтона Стрэйчи (1880–1932) и Лоуренса Аравийского.

Составляя сборник, Черчилль опирался на уже опубликованный материал, замечая витиевато, что им были «сделаны существенные добавления, но почти в каждом случае текст остался в том виде, в каком был написан изначально». Во введении, датированным знаковой для автора датой — 13 августа, Черчилль указывал, что предлагаемые очерки, хотя и объединены под одной обложкой, представляют собой «самостоятельные сочинения, с разных сторон показывающие ход событий». «Собранные вместе, они рассказывают не только об актерах, но и о том, что происходило на сцене». Он считал, что «изложенные в исторической ретроспективе» его очерки «могут стать своего рода вехами в летописи эпохи».

Указывая на «самостоятельность каждого сочинения», автор был прав, но чего он не сказал и о чем в принципе говорить и не должен был, так это о целостности произведения. Это очень редкое качество для сборников, добиться целостности может не каждый. Тому же Черчиллю в «Размышлениях и приключениях», несмотря на все правки, так и не удалось объединить разнонаправленные тексты в единую цельнометаллическую оболочку. Читая эту книгу, нельзя избавиться от ощущения разрозненности, вызванной как стилем представления материала, так и описываемыми проблемами. Что же касается «Великих современников», то здесь единство неоспоримо. Свою роль в этом сыграли и жанр биографии, и способ подачи, и мировоззрение автора. В этой связи интересно отметить следующее: несмотря на огромное значение, которое Черчилль придавал представленным в его книге персоналиям, он не мог не понимать, что после сокрушительных бурь и нечеловеческих потрясений последней четверти века «для подавляющего большинства читателей эти великие люди — лишь ничего не значащие имена». И все же — благодаря волшебной силе искусства — он надеялся найти для них место в современном сознании британцев, «дать возможность познакомиться с ними поближе».

Многие творческие личности, вне зависимости от их гениальности и таланта, нуждаются в поощрении и оправдании. Черчилль был не из их числа. Тем не менее в относительно небольшом введении (одна страница) он не только признает, что масштаб личностей, которые ему самому казались «великими», на самом деле не являются таковым для «большинства читателей», но и пытается объяснить, зачем он знакомит с ними свою аудиторию. Одной из причин этой странной апологии является тот факт, что на момент издания сборника автор приближался к своему шестьдесят третьему дню рождения. Прошло восемь лет, как он оставил последнюю министерскую должность — самую значимую в его карьере на тот момент. Что, если и его золотой век позади? Что, если и о нем в скором времени потомкам будет известно не больше, чем о когда-то влиятельных, но теперь подзабытых фигурах? Конечно, со своим прирожденным оптимизмом он старался гнать от себя эти грустные мысли. Но избавиться от них было гораздо труднее, чем воскресить ушедших героев.

Частично результаты этих размышлений нашли свое продолжение не только во введении, но и в самом тексте. Например, в очерке о Филипе Сноудене встречается фрагмент, в котором поднимается тема восприятия публичной фигуры широкими слоями населения, и побочно еще одна — насколько правильным и долговечным окажется формируемый в глазах общественности образ: «Интересно, как выглядят современные политические фигуры в глазах средних мужчин и женщин? Как далека такая картинка от истины? Не формируют ли миллионы мужчин и женщин свое мнение под влиянием газетных карикатур и комментариев? Или они обладают глубоким внутренним инстинктом, который позволяет им видеть реальные характеры и знать реальную цену своим общественным деятелям?». Но если этого инстинкта нет, или он проиграет на фоне «газетных карикатур и комментариев», или в какой-то решающий момент подведет? Тогда придется надеяться на летописца, а если и его не окажется рядом, то на себя. Последнему императиву Черчилль оставался верен на протяжении всей жизни, выступая и Одиссеем и Гомером в одном лице. А пока он исполнял роль славного рассказчика о подвигах других.

Черчилль очень внимательно подошел к выбору личностей, которые попали в оправу его нового произведения. К 1937 году им было написано достаточно эссе, статей и рецензий, чтобы выбирать тех, кто лучше всего подходил для воплощения требуемого замысла. Главным критерием он счел исключение «политических и военных фигур Великобритании, которые и сегодня с нами». «Не потому, что о них мне нечего сказать или у меня нет своего мнения, — объяснял он. — Просто, работая с прошлым, чувствуешь себя намного свободнее».

Это ремарка также из введения. Не много ли пояснений на одну страницу текста, да еще для автора, который редко удостаивал такой чести публику, особенно когда речь шла о святая святых для каждого художника — творчестве? Столь неожиданная щедрость в иллюстрации мотивов может быть связана с тем, что озвученный самим же Черчиллем принцип отбора на самом деле имел исключения. Например, как объяснить появление в книге эссе про Джорджа Бернарда Шоу? Продолжали здравствовать на момент выхода сборника и отрекшийся король Испании Альфонс XIII (1886–1941), и экс-кайзер Германии Вильгельм II (1859–1941).

Не исключено, что Черчилль пустился в объяснения, потому что и сам до конца не был уверен в правильности выбранного критерия. По крайней мере, вдохновленный успехом первого издания, он решил расширить содержание проекта. В архиве политика сохранилось письмо, датированное интересной и знаковой датой — 6 ноября 1937 года. Оно адресовано одному из его помощников, майору Перси Дэвису. В этом письме Черчилль обсуждает возможность написания статей про адмирала Дэвида Битти, южноафриканского генерала Луиса Боту, Марка Твена, с которым он имел счастье пересекаться почти сорок лет назад в Нью-Йорке, Редьярда Киплинга, Эдварда Грея, короля Эдуарда VII, почившего к тому времени сводного брата премьер-министра Остина Чемберлена и основателя скаутского движения генерал-лейтенанта Роберта Стефенсона Смита Баден-Пауэлла (1857–1941).

Не считая текста выступления, прочитанного на банкете Мемориального общества Редьярда Киплинга в ноябре 1937 года, ни об одной из указанных личностей, за исключением Баден-Пауэлла, Черчилль не напишет ни эссе, ни очерка, ни статьи. Да и про основателя скаутского движения, строго говоря, после ноября 1937 года он тоже ничего не напишет. К тому времени у него уже был готов материал о знаменитом генерале, который вышел в одном из августовских номеров Sunday Pictorial в 1931 году. Черчилль даже хотел включить это «хорошее небольшое эссе» в первое издание сборника. Но потом передумал из-за недостаточного объема написанного текста.

В 1938 году Черчилль в очередной раз пересмотрел свое решение, добавив все-таки эссе про Баден-Пауэлла во второе издание сборника, которое выйдет в ноябре того же года. В новое издание также вошли материалы еще о трех личностях — адмирале Фишере, президенте Рузвельте и Парнелле. Ко второму изданию было сделано две допечатки: одна в августе 1939-го, тиражом пять тысяч экземпляров, и вторая в мае 1940 года, тиражом двадцать восемь тысяч экземпляров (наглядный пример, как назначение на должность премьер-министра влияет на тиражи произведений).

В 1941 году Reprint Society Ltd. подготовило новое издание. Внешние события вновь повлияли на содержание. Черчилль решил исключить из нового издания очерки о Троцком и Савинкове, за смертью которых стояла мрачная фигура его нового союзника. Изменения коснулись и другого эссе, посвященного Гитлеру. Оно было переименовано в «Гитлер и его выбор, 1935».

На следующий год вышло новое военное издание «Великих современников», на этот раз в Macmillan & Со. Ltd. Это издание имело дополнительный тираж в 1943 году.

После окончания Второй мировой войны первым, в 1947 году, сборник Черчилля выпустило издательство Odhams & Со. Ltd. В следующие два года было сделано еще три допечатки, включавшие все двадцать пять очерков. В 1959 году «Великие современники» впервые вышли в мягкой обложке. В 1972 и 1974 годах это произведение было переиздано в США Books for Libraries и University of Chicago Press. Следующие издания приходятся на 1990 год (Leo Cooper, Лондон) и 1991 год (W. W Norton & Со., Нью-Йорк и Mandarin Paperbacks, Лондон). В 2012 году Intercollegiate Studies Institute предложил читателям новое издание «Великих современников», дополненное материалами о Герберте Джордже Уэллсе, Чарли Чаплине, фельдмаршале Китченере, короле Эдуарде VIII и Редьярде Киплинге. Предисловие к этому изданию было написано профессором Джеймсом Мюллером. Им же при содействии Поля Кортни и Эрики Ченовет были подготовлены комментарии к авторскому тексту Черчилля.

«Великие современники» пользуется популярность не только в англоязычном мире. Эта книга переведена на голландский, иврит, испанский немецкий, норвежский, португальский, французский и шведский языки. В 2011 году сборник в переводе на русский язык (автор перевода Сергей Струков (1954–2009)) выпустило московское издательстве «Захаров» под названием «Мои великие современники».

Новая книга Черчилля была хорошо встречена читателями и критиками. В своей рецензии, опубликованной 3 октября 1937 года в Observer, Кейт Фейлинг указывал, что, хотя это произведение и посвящено «влиятельным личностям прошлого», оно также представляет интерес для сегодняшнего читателя и не потеряет своей актуальности в будущем. Он признавал, что читать этот текст — «настоящий восторг», и новая работа британского политика нисколько не умаляет ее автора, «историка Мальборо и критика мировой войны». Другой рецензент из Evening Standard, Джордж Малкольм Томсон, умилялся: «Как же замечательно написана эта книга! В ней нашли отражение и любовь к красивым словам, и ободряющие военные метафоры. Талант построения величественных предложений демонстрирует нам великие события в полной достоинства драпировке».

Высокие оценки также прозвучали от поэта, писателя и одного из влиятельных литературных редакторов своего времени Джона Коллингса Сквайра (1884–1958) (Daily Telegraph), назвавшего книгу «значительным достижением» автора; от Дэвида Ллойд Джорджа (Listener), охарактеризовавшего сочинение коллеги, как «возбуждающее, живое, блестящее»; от политического теоретика, издателя и супруга известной писательницы Леонарда Сиднея Вульфа (1880–1969) (New Statesman and Nation), заявившего, что «некоторые эссе просто бесподобны»; от журналиста Герберта Сайдботэма (1872–1940) (Sunday Times), полагавшего, что автор «владеет в гораздо большей степени, чем остальные писатели, искусством создания атмосферы с эмоциями и возбуждением»; от будущего президента Института журналистики Артура Джона Каммингса (1882–1957) (News Chronicle), указавшего, что «мистер Черчилль обладает проницательным взглядом и порой видит гораздо дальше и гораздо яснее других».