Там, за океаном…

В Северной Америке Большой Передел колоний начался уже в самом начале XVIII в. – правда, без особого размаха.

Ситуация там выглядела примерно следующим образом. Англичанам принадлежали те тринадцать колоний, что впоследствии стали Соединенными Штатами Америки, довольно узкой полоской протянувшиеся вдоль западного побережья Атлантики. Американские владения Франции были гораздо более обширными. Французам принадлежала почти вся нынешняя Канада, именовавшаяся Новой Францией. Только на побережье Гудзонова залива смогли зацепиться англичане – «Компания Гудзонова залива», занимавшаяся главным образом скупкой пушнины (в основном бобровых шкур, леса Новой Франции были богаты бобрами, чей мех высоко ценился в Европе).

Французы заняли и Луизиану, которую так назвали в честь короля Людовика Четырнадцатого. В те времена это была огромная территория в бассейне реки Миссисипи, в несколько раз превосходившая по размерам нынешний одноименный американский штат. Французы и построили неподалеку от устья Миссисипи знаменитый впоследствии город, в честь герцога Орлеанского названный Новый Орлеан. Вообще-то Луизиану открыли испанцы, но их слабеющая и дряхлеющая империя не смогла освоить новые территории, и их абсолютно мирным образом заняли французы, чему у испанцев просто не было сил противостоять. Ну, а в периоды обострения отношений французы там и сям отнимали у испанцев кусочки прилегающих к их владениям территорий, действуя по принципу: курочка по зернышку клюет.

Иногда это приобретало характер самой настоящей комедии. Когда меж Францией и Испанией в 1719 г. началась очередная война, французы моментально и без особого труда захватили Пенсаколу – примыкавший к Луизиане испанский форт, единственное более-менее крупное поселение испанцев в тех местах. Это была еще не комедия – нормальный хапок. Комедия случилась, когда французы – аппетит приходит во время еды – решили захватить и лежавший южнее небольшой испанский городок Лос Адаес. В один прекрасный день туда явилось грозное французское воинство – аж восемь солдат с офицером во главе, – вступило в городок, водрузило белое французское знамя с тремя золотыми королевскими лилиями и торжественно объявило, что принимает землицу сию под высокую руку французского короля. Гарнизон городка состоял из одного-единственного испанского солдата, а потому капитулировал моментально: служивый прекрасно понимал, что одному с девятерыми не справиться (он не не Джеки Чан, в конце-то концов) и его даже штыком пырять не будут – просто морду набьют быстро и качественно. Испанцы два года пытались собрать добровольцев, чтобы отобрать назад хапаное. В конце концов собрали пятьсот человек, как у них водилось, поручили командование благородному идальго, маркизу Агайо, и он отправился в поход. Однако, когда он наконец добрался до занятых французами мест (дело, кстати, происходило в будущем Техасе, названном так по имени когда-то обитавшего там индейского племени), те, улыбаясь, вышли навстречу с голыми руками и сообщили свежие новости, подкрепив их документами: меж Францией и Испанией уже давно заключен мир, по условиям которого каждый остается «при своих». Французская почта работала гораздо быстрее испанской…

О тамошних делах можно рассказать много интересного, и печального, и забавного, но поскольку главный объект нашего повествования – англичане, ими мы и займемся…

Испанцы, конечно, не ангелы – но после кровавых эксцессов первых десятилетий конкисты (очень уж отмороженный элемент приплыл с первой волной первооткрывателей), после того, как в индейцах официально признали таких же людей, обладающих бессмертной душой, отношение к ним стало не в пример более человечным. Простые индейцы были просто-напросто переведены на то же положение, что и крестьяне в Испании – тогда крепостные. А индейская знать, стоило ей креститься, совершенно свободно вливалась в ряды знати испанской, становилась полноправными «донами» и часто женилась на дочерях весьма знатных испанцев.

Более-менее человечно относились к индейцам и французы, и португальцы. Всем им можно предъявить немало грешных дел, но одного обвинения выдвинуть невозможно: в уничтожении индейцев племенами.

Обосновавшиеся в Америке пуритане, наоборот, видели в индейцах не людей, а неких полузверей, по чистому недоразумению обитающих на богом предназначенных белому человеку землях. На эту тему в колониях даже вышло несколько теоретических работ, рисовавших индейцев как животных, очистить от которых землю – богоугодное дело. И очищали, вооруженные Теорией. В XVI в. вырезали индейцев целыми селениями – от стариков до младенцев. Причем частенько, чтобы самим не пачкать рук, перекладывали грязную работу на индейских «союзников» – разумеется, временных, используемых как одноразовый инструмент (что краснокожие, люди другого менталитета, очень долго не понимали, простодушно полагая себя и впрямь союзниками). Как это было в мае 1676 г., когда в Виргинии молодой помещик-богач Натаниэль Бэкон, один из членов руководившего колонией государственного совета, натравил индейцев племени оканичи на саскеханоков, которые чем-то англичанам не глянулись. Оканичи не подкачали: убили около тридцати воинов саскеханоков, еще с десяток замучили у столба пыток, а человек двадцать в качестве рабов преподнесли Бэкону, присутствовавшему тут же в отряде. После чего Бэкон какое-то время прожил в лагере оканичи. А когда собирался уходить и индейцы устроили в его честь прощальный пир, Бэкон и его люди прямо во время пиршества… с оружием в руках напали на «союзников» и гостеприимных хозяев. О чем сам Бэкон откровенно написал в докладе государственному совету Виргинии: «Набросились на мужчин, женщин и детей снаружи, обезоружили и уничтожили их всех». То есть и женщин с детьми. О причинах такого коварства потом честно рассказали люди Бэкона: «По слухам, у дикарей скопилось пушнины на тысячу фунтов стерлингов, и было бы несправедливо оставлять в их руках такое богатство». Действительно, ценные меха не в руках белого человека, а в шатре «дикаря» – вопиющая несправедливость, которую стерпеть никак нельзя…

Однако в защиту англичан следует сказать и доброе слово: они не всегда бывали законченными расистами, порой проявляли себя и подлинными интернационалистами. Выражалось это в том, что они при необходимости убивали не только краснокожих «дикарей», но и таких же белых христиан, как сами. Правда, христиане были немного другими, не пуританами, а потому, с точки зрения англичан, и не христиане вовсе…

Классический пример – события зимы 1703/04 года. Англичане долго, старательно и методично уничтожали индейцев племени аппалачей, взяв себе во временные союзники других краснокожих – из племен ямаси и крик. И для успешной войны против аппалачей снабжали их не только мушкетами, но и пушками – причем счет стволам шел на десятки. Помянутой зимой по остаткам аппалачей решили нанести последний удар. На их поселение обрушился английский отряд и индейцы крик. Под раздачу попала и располагавшаяся поблизости католическая миссия – и оттого, что Англия тогда воевала с Испанией в Европе, и потому, что католики были «проклятыми папистами». Оказавшийся свидетелем резни французский чиновник потом докладывал властям Новой Франции: «Аппалачи англичанами и дикими полностью уничтожены. Они взяли в плен тридцать два испанца, составлявших тамошний гарнизон, помимо коих сожгли семнадцать человек, включая трех братьев-францисканцев, убили и взяли в плен более шести или семи тысяч аппалачей и забили более шести тысяч голов скота. Все испанцы укрылись в Сан-Августине».

Что означает «сожгли»? Да то и означает, что семнадцать человек, включая трех францисканских монахов, связали по рукам и ногам, положили на землю, обложили дровами и сожгли заживо (к сожалению, француз не уточнил, были ли остальные четырнадцать белыми или краснокожими. Вероятнее всего, все же белыми – зверское отношение англичан к испанцам общеизвестно). Разумеется, сами англичане как люди цивилизованные рук подобным варварством не пачкали. Всю грязную работу проделали индейцы-крики – англичане просто стояли в сторонке и наблюдали…

Это был не первый случай борьбы с «проклятыми папистами» за единственно правильную протестантскую веру. Еще в середине семнадцатого столетия среди индейцев на подконтрольной пуританам Новой Англии территории появились католические миссионеры, пуритане их быстро схватили и в цепях отправили в Англию. Во главе угла стояла самая черная зависть: как ни старались пуританские проповедники, им не удалось обратить в протестантизм ни одного индейца. А вот к католицизму индейцы проявили определенный интерес, и некоторые даже покрестились…

В дальнейшем пуритане действовали жестче. Примерно в то время, когда добивали аппалачей и жгли живьем испанских монахов, в Мэне стал проповедовать индейцам католический миссионер Себастьян Расл. Массачусетские пуритане, едва узнав об этом, отправили в те места вооруженный отряд, Расла быстро нашли и тут же убили. По одной из версий, с него сняли скальп и торжественно привезли в Бостон.

Вот, кстати, о скальпах. Вопреки широко распространенному мнению снятие скальпов – вовсе не индейская придумка. Ну, вполне возможно, отдельные случаи у некоторых племен имели место, но массового характера не носили. Широкий размах этому дали как раз пуритане Новой Англии во время войн с индейцами – скальп служил средством строгой отчетности и своеобразной квитанцией на получение денег. В 1703 г. Законодательное собрание Новой Англии официальным образом постановило выдавать премию в сорок фунтов стерлингов за каждый индейский скальп и каждого индейского пленника. В 1720 г. выплату за каждый скальп повысили до ста фунтов. В 1744 г., когда одно из индейских племен в районе Массачусетского залива было объявлено бунтарским и его принялись истреблять, расценки были вновь повышены: за пленника мужского пола – 105 фунтов, за пленную женщину или ребенка – 55 фунтов, за скальп мужчины 12 лет и старше – 100 фунтов, за скальп женщины или ребенка – 55 фунтов. Немало белых головорезов заработали неплохие деньги. У меня нет точных данных, но подозреваю, что большинство этих «промысловиков» предпочитало не брать в плен, а убивать – с пленниками много возни, а разница в цене за пленника и скальп не так уж и велика, чтобы ради нее возиться с пленными… Ну а моральный облик человека, богобоязненного пуританина, способного хладнокровно снять скальп с ребенка, можете представить сами.

С чувством глубокого удовлетворения должен сообщить: всего через тридцать лет потомки этих головорезов (и наверняка некоторое количество их самих, доживших до этого времени) получили той же монетой. Когда началась война за независимость, пуритане Новой Англии, естественно, оказались в числе «мятежников». Королевские английские войска использовали против повстанцев очередных краснокожих «союзников», скрупулезно выплачивая денежки за каждый скальп. И краснокожие, в свою очередь, заработали немалые денежки на скальпах пуритан, лихо орудуя томагавками (кстати, и томагавки, которых индейцы раньше не знали, в Америку массовыми партиями в свое время начали завозить англичане).

Вернемся в Канаду. Для англичан она смотрелась лакомым кусочком по двум причинам: во-первых, источник ценных мехов (в первую очередь бобровых шкур), во-вторых – богатейшие тресковые промыслы возле острова Ньюфаундленд, которые французы охраняли как могли. Кроме того, английских купцов крайне интересовали угольные месторождения Новой Франции и мачтовый лес.

Для начала «потренировались» на испанцах. В 1703–1704 гг. отряд губернатора колонии Южная Каролина Мура, предшественника Бэкона, огнем и мечом прошел по землям тех самых многострадальных аппалачей. Белых там было всего около пятидесяти, а вот индейцев крик – примерно полторы тысячи.

Отряд методично уничтожал как поселения дружественных испанцам индейцев, так и католические миссии. Так и не подсчитано в точности, сколько людей было убито и замучено, известно одно: немало. Даже английские историки (и американские) признают, что рейд Мура «добавил одну из самых черных страниц в историю колониальных войн». Убивали и зверствовали в основном индейцы, которых, как я только что говорил, в отряде было большинство, – но Мур не делал ни малейших попыток им помешать. Глава миссии Айюбале монах-францисканец Анхель де Миранда попытался было сначала организовать оборону, но, видя, что нападающих гораздо больше, согласился капитулировать, если Мур сохранит жизнь обитателям миссии. Мур хладнокровно ответил, что не в состоянии сдержать своих индейцев – дикари-с, абсолютно неуправляемые (что истине нисколько не соответствовало, крики Мура слушали очень даже почтительно). После чего преспокойно отошел в сторонку, мигнул краснокожим, и они вырезали всех до одного обитателей миссии, белых и индейцев.

Во время этого похода крики захватили много пленных – 325 взрослых мужчин и, как пишут, «множество» женщин и детей. Вот только подавляющее большинство «добычи» досталось не индейцам, а попало на невольничий рынок в Чарльстоне…

Чуть позже, в 1709–1713 годах, англичане сделали первую попытку откромсать кусок Канады. Начались самые натуральные военные действия меж ними и французами – с участием набранных в английских колониях войск. Нельзя сказать, что англичане достигли больших успехов. Эту войнушку можно скорее назвать серией «боев местного значения». Военные силы обеих сторон были невелики: и английские, и французские войска были заняты войной в Европе. К тому же набранные в колониях части особого энтузиазма не выказали, явно не считая эту войну своей. Произошел всплеск того, что английский историк Дж. С. Грэхем впоследствии назвал «колониальным национализмом». Солдаты из колонистов воспринимали английских военных как чужаков, поведение англичан вызывало недоумение и насмешки. Колонисты, привыкшие к вольной американской жизни, неохотно подчинялись приказам надменных британских офицеров, пытавшихся муштровать «местных» так, как привыкли это делать со своими солдатами. Немало колонистов попросту дезертировало. Некоторые (далеко не все) американские историки считают даже, что именно эти трения меж колонистами и «английскими» англичанами стали первой искоркой, из которой впоследствии разгорелись конфликты меж Лондоном и колониями, закончившиеся войной за независимость. Вряд ли они правы: трений хватало и на протяжении XVII в. – вплоть до попытки одной из колоний объявить себя вольной республикой, о чем я уже писал…

Думаю, нет необходимости подробно описывать ход этих боев – в них нет ровным счетом ничего интересного. Одни отступали, другие наступали, потом наоборот. Взяли форт, отбили назад форт. Как-то так. Результатом было то, что англичанам все же удалось удержать за собой не такую уж и большую область, еще с 30-х годов XVII в. служившую предметом споров и вооруженных стычек. Французы ее называли Акадия, англичане – Новая Шотландия. Тем и кончилось. Воцарилась тишина – на сорок с лишним лет.

А через сорок с лишним лет грянула Семилетняя война… Если кто запамятовал – 1756–1763. Иногда мне думается, что именно ее следует считать Первой мировой. Судите сами, участники: Англия, Франция, Австрия, Ганновер, Священная Римская империя, Пруссия, Саксония, Испания, Швеция, Россия. Едва ли не вся Европа. Военные действия шли в Европе, Америке и Индии, не считая морских сражений на всех океанах. (Правда, участие Англии заключалось исключительно в том, что она финансировала участников антипрусской коалиции.)

Англичане зажгли в Канаде примерно за год до того, в 1755-м атаковав французский Форт-Люкень на реке Огайо. Война продолжалась до 1760 г. А черный юмор ситуации в том, что все эти годы Англия одной рукой отвоевывала французские владения в Канаде, а другой субсидировала Францию против Пруссии. Ну что ж, в Большой Политике подобные пикантные ситуации встречаются не впервые – об одной из них будет разговор в следующей книге.

Об этой войне тоже не расскажешь ничего особо интересного – война как война: наступления, отступления, осады и штурмы… Разве что своя специфика была в том, что на обеих сторонах дрались довольно многочисленные индейские племена. И англичане вновь педантично платили краснокожим денежки за французские скальпы (объективности ради нужно уточнить, что французы вели себя точно так же). Как пели симпатичные привидения из старой немецкой кинокомедии «Привидения в замке Шпессарт» – «важнее всего результат».

А результат таков: Англия захватила всю Канаду вместе с близлежащими островами Кейп-Бретон и Принца Эдуарда – а позже стала контролировать и Ньюфаундленд. Вообще по итогам Семилетней войны Великая Британия, участвовавшая в ней чисто финансово, «прибарахлилась» не в пример больше остальных: кроме того, что заняла Канаду и большую часть французских владений в Индии (о чем подробный разговор позже), получила еще Сенегал и острова в Вест-Индии. В истории Великой Британии это случалось не раз – когда она, не участвуя непосредственно в каких-то войнах или конфликтах, получала гораздо больше сладких пряников, чем участники прямые…

Поговорим лучше о другом: о литературе. Точнее, об «индейской» пятитомной серии романов Фенимора Купера. Некогда чертовски популярный, автор приключенческих романов в двадцать первом веке изрядно подзабыт. Кто помнит – тот помнит. А тому, кто Купера не читал, сделаю некоторые разъяснения. Действие всех пяти романов происходит в течение примерно 1745–1805 годов в английских колониях в Америке (а впоследствии в США) и Канаде. Второй роман серии, «Последний из могикан», как раз и посвящен англо-французской войне за Канаду. Все романы связаны парой неразлучных друзей: американец английского происхождения Натти Бампо, меткий и удачливый охотник по прозвищам Следопыт, Зверобой, Соколиный Глаз, Кожаный Чулок и последний из племени могикан Чингачгук Великий Змей. Честно признаться, я сам уже сто лет не перечитывал Купера – очень уж тяжеловесный и многословный старинный слог. Но разговор не об этом.

Всем романам Купера присуща одна интересная особенность. Его индейцы четко делятся… даже не знаю, как сказать. На два лагеря, что ли, резко отличающиеся друг от друга по моральным качествам, нравам и характеру. Делавары – олицетворение благородства, чести, самых высоких душевных качеств. Гуроны, наоборот, – олицетворение подлости, коварства, лжи и зверства. Как эльфы и орки, примерно то же самое противопоставленное.

Между тем истине, как бы это поделикатнее выразиться, соответствует мало. Точнее говоря, не соответствует вовсе. Все индейские племена Северной Америки были примерно одинаковы по душевным качествам, нравам и менталитету. Среди них не было ни «особенно» благородных, ни «особенно» подлых. Единственное серьезное различие в том, что одни племена были очень воинственными, а другие – крайне миролюбивыми, но к нарисованной Купером картине «плохих» и «хороших» это уже не имеет никакого отношения.

В чем тут секрет? Да в том, что Купер, сам не заставший ни войн за Канаду, ни времен колонизаторства (он родился в 1789 г., а умер в 1851-м), тем не менее по какой-то неизъяснимой причуде сознания во многом излагал даже не американский – чисто английский взгляд на события. Делавары во время канадской войны сражались на стороне англичан – и потому они невероятно благородные. Гуроны, наоборот, стояли за французов – и потому они получились бесконечно подлыми. Такая вот, по сути, политическая агитка.

То же самое, кстати, касается и белых участников войны. Французский командир Монкальм – коварен, малость подловат и водит дружбу с вовсе уж гнусным типом, вождем гуронов Магуа. Английские офицеры Хейворд и Мунро – олицетворение благородства и чести. Соответственно, и их краснокожие союзники-делавары – ходячее олицетворение всех высоких добродетелей. Такие дела. Чем руководствовался Купер, нарисовав картину, ничего не имеющую общего с реальностью, лично мне решительно непонятно. Должно быть, в нем, американце, все же слишком прочно сидело нечто английское…

И, наконец, такого индейского племени – могикане – никогда не существовало. Купер его «склеил» из трех совершенно разных племен: алгонкины, магикане из Массачусетса и могекане из Коннектикута.

Об этом пишет современный английский историк Ф. Маклинн. Он же находит этому объяснение: англичане всегда гораздо меньше знали об индейских племенах, чем французы. Англичане всегда держались от краснокожих на расстоянии. Зато немало французов (в первую очередь охотников на пушного зверя) годами жили среди индейцев, и многие из них женились на индеанках (что для англичанина было немыслимо). Такая вот связь – точнее, разногласия – меж литературой и жизнью.

Итак, Франция лишилась всех своих владений в Северной Америке, до последнего квадратного сантиметра. Монополию на добычу и экспорт канадской пушнины заграбастала английская Компания Гудзонова залива. Очень интересно звучит ее полное название: «Благородная компания авантюристов Англии, торгующих в Гудзоновом заливе». Только в XIX в. в дипломатии и политике стали соблюдать изящество выражений – а до того и государственные деятели, и купцы что думали, то и говорили, ничуть не заморачиваясь дипломатическими оборотами. Ну а в богатые треской воды вокруг Ньюфаундленда радостно кинулись целые флотилии английских рыбаков.

А попутно в ходе Семилетней войны англичане оттяпали большую часть французских владений в Индии, оставив Парижу сущий мизер. Ни одна из стран – участниц войны не получила от нее таких выгод, как Великая Британия – которая для войны в Европе не выставила ни одного солдата, зато неплохо поживилась в Канаде, в Индии, в Вест-Индии и Африке (Сенегал).

Уже в XX в. историк, бывший морской офицер А. Штенцель напишет: «Семилетняя война была первой крупной войной, в которой Англия уже не посылала на материк собственных войск, а воевала только деньгами, а не солдатами». Этот метод Великая Британия будет не раз применять и впоследствии, и не только в Европе.

Ну а теперь, оставив (не навсегда) Канаду и Индию, мы вернемся в Европу. Коли уж главная тема нашего повествования – Англия, никак нельзя обойти вниманием сложную и крайне интересную тему: отношения меж Британской и Российской империями на протяжении первой половины XVIII в.