Рейгетский сквайр

К тому времени силы моего друга, Шерлока Холмса, еще не полностью восстановились после тяжелой весны 87 года. Дело, которым ему пришлось заниматься, потребовало огромных физических и нервных затрат. История Нидерландско-Суматранской компании и разоблачение грандиозных планов барона Мопэртуиса еще слишком свежи в памяти почтенной публики и слишком тесно связаны с большой политикой и финансами, чтобы стать предметом моих набросков, однако косвенным образом они переплелись с весьма сложной частной проблемой, позволившей моему другу продемонстрировать новую грань своего таланта в главном деле его жизни – раскрытии преступлений.

В моем дневнике указано, что все началось 14 апреля, когда я получил телеграмму из Лиона. В ней меня извещали, что Холмс болен, и просили приехать за ним в гостиницу «Дюлон». Через двадцать четыре часа я был уже в специальной палате, куда его поместили, и с облегчением обнаружил, что серьезной опасности для жизни моего друга нет. Тем не менее железное здоровье Холмса сильно пошатнулось: сказывались два месяца сильнейшего напряжения физических и умственных сил. В течение всего этого периода не было дня, когда бы он работал менее пятнадцати часов, и не единожды, по его собственному признанию, ему приходилось проводить без сна до пяти дней кряду. Блистательная победа далась Холмсу ценой полного истощения организма, и в дни, когда имя Шерлока Холмса гремело по всей Европе, а его номер в гостинице был по щиколотку завален поздравительными телеграммами, сам триумфатор пребывал в глубокой депрессии. Из состояния полного безразличия его не могло вывести ни осознание того, что он преуспел там, где потерпели крах профессионалы полицейского дела трех государств, ни чувство заслуженной гордости оттого, что ему удалось заманить в свои сети самого ловкого мошенника Европы.

Спустя три дня мы вернулись на Бейкер-стрит. Полагая, что Холмсу будет полезна перемена обстановки, я решил вывезти его на природу – погреться на весеннем солнце. Не так давно мой старинный приятель полковник Хейтер, которого мне удалось поднять от болезни в Афганистане, поселился в окрестностях городка Рейгет в графстве Суррей и с тех пор частенько приглашал меня к себе погостить. В последний раз он обронил фразу, что мой друг также будет желанным гостем в его доме. Не будучи уверен в успехе своей затеи, я долго обдумывал, как подступиться с ней к Холмсу, однако все разрешилось неожиданно просто: едва заслышав, что полковник – холостяк и не намерен ограничивать его свободу никакими светскими условностями, Холмс без колебаний принял мой план. Не прошло и недели с момента нашего возвращения из Лиона, как мы уже были под крышей дома полковника Хейтера. К моей великой радости, Холмс и полковник Хейтер быстро сошлись; оба много повидали на своем веку и нашли массу общих тем для разговора.

В первый день нашего приезда, после ужина, мы все вместе отправились в оружейную комнату полковника. Холмс растянулся на диване, а мы с Хейтером принялись рассматривать его небольшой арсенал.

– Пожалуй, я захвачу с собой наверх один из этих пистолетов, – сказал вдруг полковник. – На всякий случай.

– На какой такой случай?! – воскликнул я.

– Последнее время в Рейгете неспокойно. В понедельник ограбили старого Эктона, и мы опасаемся, что разбойничья шайка еще не покинула наших мест. Любопытная деталь: усадьба Эктонов – одна из самых богатых в нашем графстве, но грабители почти ничего не взяли.

– У вас есть какие-то догадки? – спросил Холмс, вскидывая глаза на полковника.

– Пока нет. Дело-то пустяковое – обычная мелкая кража; вряд ли оно покажется вам достойным внимания после громкой международной кампании.

Холмс небрежно отмахнулся, но улыбка, скользнувшая по его губам, показала, что комплимент ему польстил.

– Нет ли в этой краже интересных особенностей?

– На мой взгляд, нет. Грабители обшарили библиотеку и, видимо, ничего ценного не нашли. Они перевернули все вверх дном: выдвинули ящики комодов, переворошили содержимое шкафов, а забрали только томик Гомера в переводе Александра Поупа, два позолоченных подсвечника, пресс-папье из слоновой кости, небольшой дубовый барометр и моток бечевки.

– Какой странный набор предметов! – воскликнул я.

– Наверное, похватали первое, что попалось под руку.

Холмс скептически хмыкнул с дивана.

– Надеюсь, местная полиция сделала правильные выводы из этой информации, – сказал он. – Совершенно очевидно, что…

Я предостерегающе поднял палец.

– Вы здесь на отдыхе, друг мой. И ради Бога, не взваливайте на себя решение новой загадки, если не хотите, чтобы ваши нервы превратились в лохмотья.

Холмс с комическим смирением взглянул на полковника и пожал плечами. Беседа плавно перетекла в безопасное русло.

Однако судьба распорядилась так, чтобы все мои усилия, направленные на восстановление душевного и физического здоровья Холмса, пропали втуне. На следующее утро проблема снова заявила о себе столь громко, что не было уже никакой возможности оставаться в стороне. Наша оздоровительная загородная поездка приняла совершенно неожиданный оборот.

За завтраком в столовую ворвался дворецкий полковника. С него слетели его напыщенность и лоск.

– Слыхали новости, сэр? – выдохнул он. – Про Каннингема, сэр!

– Снова ограбление? – вскричал полковник; рука его с чашкой кофе замерла в воздухе.

– Убийство!

Полковник присвистнул.

– Ну и ну! – только и сказал он, поставив чашку на стол. – И кто убит? Сам судья или его сын?

– Ни тот ни другой, сэр. Убит Уильям – кучер. Выстрелом в сердце, наповал.

– И кто убийца?

– Грабитель, сэр. Застрелил кучера и был таков. Он влез через окно буфетной. Там на него наткнулся Уильям. Бедняга погиб, защищая хозяйское добро.

– В котором часу это произошло?

– Ночью, примерно в двенадцать, сэр.

– Ладно, надо будет заглянуть к ним попозже, – сказал полковник, невозмутимо возвращаясь к завтраку. – Скверное дело, – добавил он, когда за дворецким закрылась дверь. – Старый Каннингем пользуется в графстве большим авторитетом, очень достойный человек. Смерть Уильяма ужасно расстроит его: парень служил у них много лет и был чрезвычайно предан семье. Я уверен, что это те самые негодяи, которые обчистили Эктонов.

– И похитили столь необычную коллекцию предметов? – задумчиво спросил Холмс.

– Вот именно.

– Хм! Дело может оказаться совершенно заурядным, хотя в нем все же есть некоторые странности, вы не находите? По идее, грабители должны были совершить следующий налет как можно дальше от места преступления, а не вламываться в соседнее поместье. Когда вы, полковник, сказали вчера вечером, что возьмете в спальню пистолет, я подумал, что уж на ваш-то дом грабитель или грабители обратят свои взоры в самую последнюю очередь. Выходит, я еще недостаточно хорошо разбираюсь в людях.

– Думаю, это кто-то из местных, – сказал полковник. – Тогда его действия вполне логичны: поместья Эктонов и Каннингемов – самые большие в наших краях.

– И самые богатые?

– Когда-то были, но в последние годы они ведут тяжбу, которая высосала кровь из них обоих. Старый Эктон претендует на половину поместья Каннингемов, и адвокаты здорово наживаются на этом деле.

– Если преступник кто-то из своих, его скоро поймают, – заметил Холмс, зевая. – Ладно, Уотсон, обещаю не вмешиваться.

Дверь столовой распахнулась.

– Инспектор Форрестер, сэр, – объявил дворецкий.

В комнату вошел бодрый молодой человек и оглядел нас быстрым пронзительным взглядом.

– Доброе утро, полковник, – начал он. – Не хочется вас тревожить, но до меня дошел слух, будто у вас гостит тот самый мистер Холмс с Бейкер-стрит.

Полковник указал ему на моего друга, и инспектор отвесил Холмсу поклон.

– Мы подумали, что вы, возможно, согласитесь принять участие в расследовании, мистер Холмс.

– Все, Уотсон, против судьбы я бессилен, – засмеялся Холмс. – Перед вашим приходом, инспектор, мы как раз обсуждали происшествие. Надеюсь, вы сообщите нам новые подробности.

Когда он в своей обычной манере откинулся на спинку стула, я понял: дальнейшие уговоры забыть о делах и отдохнуть обречены на провал.

– С ограблением пока ничего не ясно. Но в деле с убийством преступник наследил, и у нас нет сомнений, что в обоих случаях действовал один и тот же человек. Кстати, его видели.

– Ах вот как!

– Да, сэр, но хорошенько разглядеть его не успели. Как только прозвучал выстрел, оборвавший жизнь Уильяма Кирвана, злодей умчался с быстротой молодого оленя. Старший Каннингем видел его из окна своей спальни, а мистер Алек Каннингем – с черной лестницы. Шум поднялся без четверти двенадцать. Мистер Каннингем как раз удалился в свою спальню, а мистер Алек курил трубку, облачившись в домашний халат. Оба слышали, как Уильям, их кучер, стал звать на помощь. Мистер Алек бросился вниз посмотреть, что случилось. Спустившись с лестницы, он увидел в проеме настежь распахнутой двери черного хода двух борющихся мужчин. Потом один из них выстрелил, а другой упал. Убийца побежал по саду, перемахнул через ограду и скрылся. Старший Каннингем еще видел сверху, как тот выскочил к дороге, а потом внезапно исчез. Мистер Алек задержался возле умирающего в надежде оказать ему помощь, поэтому преступник смог беспрепятственно скрыться. Была ночь, и мы знаем только, что убийца был среднего роста и одет в темное. Сейчас мы опрашиваем население. Если злодей из пришлых, мы быстро вычислим его.

– А что в столь поздний час делал в доме Уильям? Он успел что-нибудь сказать перед смертью?

– Ни слова. Он жил в сторожке со своей матерью, очень верный слуга. Вероятно, подошел к дому проверить, все ли в порядке. Это как раз неудивительно: после ограбления Эктонов все усилили бдительность. Уильям наткнулся на грабителя как раз в тот момент, когда тот взломал дверь и собирался войти.

– А что говорит мать Уильяма?

– Она очень стара и к тому же глуховата – от нее невозможно добиться толку. После случившегося несчастья она слегка повредилась в уме, да и раньше, говоря откровенно, была не в себе. Однако есть одна важная улика. Взгляните!

Инспектор вынул из блокнота обрывок записки и расправил его на колене.

– Этот обрывок мы обнаружили в руке убитого, он был зажат между большим и указательным пальцами. Обратите внимание: в записке указано время. По случайному совпадению именно в этот час бедняга встретил свою смерть. Должно быть, убийца пытался вырвать записку из рук Уильяма, или, наоборот, Уильям пытался выхватить ее у убийцы. Похоже, кто-то назначил в этом послании встречу.

Холмс взял рассмотреть клочок бумаги, факсимильный вариант которого я привожу ниже.

– Исходя из этой записки, можно предположить, – сказал инспектор, – что этот Уильям Кирван был заодно с вором, несмотря на репутацию честного человека. Они встретились, вместе взломали дверь, а потом между ними вспыхнула ссора.

– Записка действительно сыграла важную роль в этом деле, – заключил Холмс после тщательного изучения клочка бумаги. – Все не так просто, как могло показаться на первый взгляд.

Холмс уронил голову на руки, и инспектор улыбнулся, видя что его дело произвело такое сильное впечатление на знаменитого лондонского специалиста.

– Ваша последняя мысль, – сказал Холмс после некоторого молчания, – что будто бы Уильям был в сговоре с преступником и в этой записке один из них назначил другому встречу, весьма оригинальна и не лишена смысла. Однако этот обрывок свидетельствует… – Он снова опустил голову и несколько секунд пребывал в задумчивости. Когда он поднял лицо, оно полностью преобразилось – на щеках заиграл румянец, а в глазах появился прежний блеск. Он вскочил на ноги со всей своей былой энергией. – Вот что я вам скажу! – воскликнул он. – Я должен уточнить некоторые детали. Одна мысль не дает мне покоя. Если позволите, полковник, я оставлю вас на время и прогуляюсь немного с инспектором – хочу проверить кое-какие предположения. Я вернусь через полчаса.

Через полтора часа вернулся один инспектор.

– Мистер Холмс гуляет в полях, – доложил он нам. – Он хочет, чтобы мы вместе с ним нанесли визит в поместье.

– К Каннингемам?

– Да, сэр.

– Зачем ему это понадобилось?

Инспектор пожал плечами.

– Точно не скажу, сэр. Только между нами, сэр: по-моему, мистер Холмс еще не совсем оправился от болезни. Он сильно возбужден и ведет себя как-то странно.

– Не обращайте внимания, – поспешил я его успокоить. – Я не раз имел возможность убедиться, что кажущееся сумасшествие Холмса на самом деле является тщательно разработанным методом.

– А по-моему, весь его метод – чистое безумие, – пробормотал себе под нос инспектор. – Он просил нас поторопиться, полковник, так что, если вы готовы, нам лучше идти.

Мы издалека увидели, как Холмс расхаживает по полю, прижав подбородок к груди и засунув руки в карманы брюк.

– Дело становится все интереснее, – объявил он мне. – Уотсон, я нахожу вашу задумку отдохнуть в деревне блестящей. Я провел чудесное утро.

– Насколько я понимаю, вы уже посетили место преступления? – спросил полковник.

– Да, мы с инспектором совершили небольшую экскурсию.

– Уже есть успехи?

– Да, у нас появились новые факты. Я расскажу вам все по дороге. Идемте.

– Прежде всего мы осмотрели тело несчастного, – продолжил Холмс, когда мы зашагали в сторону поместья. – Он действительно умер от огнестрельного ранения, как и было указано в рапорте.

– А вы сомневались в этом?

– Не то чтобы сомневался, но лишний раз проверить не мешает. Потом мы имели беседу с мистером Каннингемом и его сыном и они проводили нас к тому месту, где преступник перелез через ограду. Между прочим, я нахожу их показания чрезвычайно интересными.

– Ну, это неудивительно.

– Затем мы повидались с матерью бедняги. К сожалению, она очень стара и слаба рассудком – ничего нового от нее узнать не удалось.

– Ну и каков же конечный результат вашего расследования?

– Прежде всего я убедился, что дело в самом деле выходит за рамки обычного. Сейчас мы нанесем хозяевам поместья еще один визит, после которого, надеюсь, многое разъяснится. Думаю, вы согласны, инспектор, что обнаруженный в руке убитого клочок бумаги, где указано время, совпадающее с убийством, представляет для нас чрезвычайную ценность?

– Записка может стать важной уликой, мистер Холмс.

– Она уже является важной уликой. Кто бы ни написал записку, именно этот человек поднял Уильяма Кирвана с постели. Вопрос: у кого находится оставшаяся часть записки?

– Мы обыскали все вокруг, но ничего не обнаружили, – сказал инспектор.

– Записку вырвали из рук убитого. Почему ему было так важно завладеть ею? Потому что она изобличает преступника. И что он должен был с нею сделать? Вероятнее всего, засунул в карман, не заметив, что обрывок остался в руке убитого. Если нам удастся найти записку, мы значительно продвинемся в разрешении этого загадочного дела.

– Да, но как мы можем осмотреть карманы преступника, если мы до сих пор не поймали его?

– Я думаю над этим. Но помимо прочего, есть ведь еще одна очевидная вещь. Записка предназначалась Уильяму. Тот, кто писал ее, не мог доставить ее сам, иначе он просто договорился бы с Уильямом лично. Кто принес Уильяму записку? Или она пришла по почте?

– Я навел справки, – сказал инспектор. – Вчера вечерней почтой Уильям получил письмо. Конверт он уничтожил.

– Отлично, инспектор! – похвалил его Холмс, хлопнув по спине. – Вы уже повидали почтальона. Какое удовольствие работать с умным человеком! Ага, вот и сторожка Уильяма. Если пойдете с нами дальше, полковник, я покажу вам место преступления.

Мы оставили позади симпатичный домик, где жил несчастный кучер, и пошли по обсаженной дубами аллее к великолепному старинному зданию времен королевы Анны. Над дверями висела табличка с датой битвы при Мальплаке. Следуя за Холмсом и инспектором, мы обогнули дом и подошли к боковому входу. Здесь начинался сад, отделенный от проезжей части живой изгородью. У двери на кухню нас ждал полицейский.

– Распахните дверь, констебль, – попросил его Холмс. – Отсюда видна лестница, по которой спустился на зов кучера молодой Каннингем. А мы с вами стоим на том самом месте, где, по его словам, боролись двое мужчин. Старший мистер Каннингем наблюдал сцену вон из того окна – второго с левой стороны. Он видел, как убийца рванулся налево вот от этого куста. То же самое видел его сын. Оба они показали на этот куст. Потом мистер Алек выбежал из дома и встал на колени возле раненого кучера. Земля здесь, как видите, сухая и твердая – так что следов не осталось.

Пока он говорил, из-за угла дома показались двое мужчин и пошли по тропинке в нашу сторону. Один из них был пожилой джентльмен с суровым, изрезанным глубокими морщинами лицом и тяжелым взглядом; другой – щеголеватый молодой человек; его броский наряд и лучезарная улыбка казались неуместными в связи с трагическими событиями минувшей ночи.

– Все топчетесь на одном месте? – небрежно бросил он Холмсу. – Я-то думал, господа из Лондона работают эффективнее. Но вы, как я погляжу, не слишком расторопны.

– О-о! Дайте мне немного времени, – ответил Холмс, не выказывая ни малейшей обиды.

– Ну конечно, оно вам понадобится! – сказал молодой Алек Каннингем. – Тем более что у вас, похоже, нет ни единой улики.

– Одна есть, – заметил инспектор. – Мы полагаем, что если бы нам удалось найти… Боже милостивый! Мистер Холмс, что с вами?!

Лицо моего бедного друга исказилось страшной гримасой, глаза закатились, и со сдавленным стоном он рухнул на землю. Потрясенные внезапностью и силой припадка, мы отнесли его на кухню. Там, полулежа на большом стуле, он несколько минут не мог произнести ни слова и лишь тяжело дышал. Наконец он встал и сконфуженно извинился за проявленную слабость.

– Уотсон знает: я тяжело переболел и пока еще не совсем оправился от болезни, – добавил он, объясняя свое недомогание. – К сожалению, я до сих пор подвержен внезапным нервическим припадкам.

– Может быть, вам лучше отправиться домой? Я дам вам свою двуколку, – предложил старший Каннингем.

– Раз уж я здесь, мне хотелось бы прояснить один момент, – сказал Холмс, пропустив его предложение мимо ушей. – Нам будет легко это сделать.

– Что же именно?

– Сдается мне, что Уильям появился на сцене уже после того, как убийца побывал в доме, а не ранее. Почему-то все сразу приняли за данность, что злодей не успел войти внутрь, хотя взломанная дверь свидетельствует об обратном.

– Но это же очевидно, – мрачно заметил мистер Каннингем. – Мой сын Алек в это время еще не спал и наверняка заметил бы присутствие в доме постороннего человека.

– Где он сидел?

– Я курил трубку в своей гардеробной, – ответил Алек.

– Которое это окно?

– Последнее слева, а рядом окно спальни моего отца.

– В обеих комнатах горели лампы?

– Естественно.

– Здесь мы видим несколько интересных особенностей, – с улыбкой проговорил Холмс. – Вас не удивляет, что грабитель – судя по всему, не новичок в своем деле – проникает в дом в тот час, когда вся семья еще на ногах и в окнах горит свет?

– Это лишь доказывает его дерзость.

– Безусловно, в этом есть определенная странность; потому мы и обратились к вам за объяснением, – с вызовом бросил мистер Алек. – Но ваше предположение, будто грабитель успел обыскать дом до того, как на него наткнулся Уильям, не выдерживает никакой критики. Если все было так, как вы говорите, мы должны были обнаружить беспорядок и пропажу каких-то вещей, разве нет?

– Смотря какие вещи он взял, – ничуть не смутившись, ответил Холмс. – Как вы уже могли заметить, преступник – человек необыкновенный и действует по своим правилам. Вспомните хотя бы, какую странную коллекцию вещей он позаимствовал у Эктонов. Что же это было? Кажется, моток бечевки, пресс-папье и… бог знает еще какая ерунда!

– Что ж, мы полностью в вашем распоряжении, мистер Холмс, – сказал старый Каннингем. – Мы сделаем все, что вы или инспектор от нас потребуете.

– Во-первых, – начал Холмс, – я бы хотел, чтобы вы назначили вознаграждение за помощь в поимке преступника от своего собственного имени. Если вознаграждение пообещает полиция, формальности потребуют времени, а оно нам сейчас очень дорого. Я уже приготовил текст объявления, вам остается только подписать. Думаю, пятидесяти фунтов будет достаточно.

– Я с удовольствием дам пятьсот, – сказал судья, взяв в руки бумагу и карандаш, протянутые ему Холмсом. – Однако здесь вкралась ошибка! – воскликнул он, взглянув на документ.

– Я писал в спешке и мог ошибиться.

– Вот тут, в начале, вы пишете: «В связи с тем, что во вторник утром, без четверти час, была совершена попытка…» Это случилось ночью, без четверти двенадцать.

Я ощутил болезненный укол за своего друга, зная, как тяжело Холмс переживает любую свою ошибку. Он всегда придавал огромное значение подобным мелочам, но, должно быть, болезнь все-таки подточила его силы, раз он начал допускать столь досадные промахи. Инспектор удивленно приподнял брови, а молодой Каннингем разразился обидным смехом, вызвав смущение моего друга. Пожилой джентльмен исправил ошибку и вернул документ Холмсу.

– Постарайтесь, чтобы объявление вышло в газетах как можно скорее, – попросил он. – Думаю, это блестящая идея.

Холмс аккуратно сложил листок и убрал его в свой карманный блокнот.

– А теперь, – произнес он, – было бы неплохо еще раз всем вместе пройтись по дому, дабы окончательно убедиться, что преступник не прихватил с собой никаких вещей.

Прежде чем войти в дом, Холмс внимательно осмотрел взломанную дверь. Очевидно, злоумышленник вырезал в ней отверстие при помощи очень прочного ножа или стамески и втолкнул замок внутрь дома. В древесине остались отметины от инструмента.

– У вас ведь, кажется, нет решеток на окнах, – заметил Холмс.

– До сих пор в них не было необходимости.

– А собака у вас есть?

– Да, но она сидит на привязи с другой стороны дома.

– Когда слуги отправляются спать?

– Около десяти.

– Полагаю, Уильям тоже обычно был в это время в постели?

– Да.

– Удивительно, что именно в эту ночь он не спал. А теперь я был бы вам крайне признателен, мистер Каннингем, если бы вы показали нам дом.

Мы вошли в холл, выложенный каменными плитами. По обеим сторонам от него находились кухонные помещения, а вверх вела деревянная лестница, по которой мы поднялись на второй этаж. Там мы оказались на широкой площадке – куда, как выяснилось, выходила другая, более презентабельная, лестница из холла парадного входа. На втором этаже располагались гостиная и несколько спален, включая спальни мистера Каннингема и его сына. Холмс медленно продвигался по дому, запоминая расположение комнат, окон и подсобных помещений. По выражению его лица я видел, что он напал на след, однако я и представить не мог, какие умозаключения он делал из всего виденного.

– Я не вижу смысла в столь подробном изучении дома, уважаемый, – с оттенком нетерпения сказал наконец мистер Каннингем. – Вон моя комната, первая от лестницы, а следующая – комната сына. Судите сами, каким образом вор мог пробраться сюда, не потревожив никого из нас.

– Вы словно пес, который бегает по кругу, пытаясь учуять след, – поддержал его сын с недоброй усмешкой.

– Иронизировать будете позже, – холодно осадил его Холмс. – А сейчас я хотел бы знать, например, что именно видно из окон ваших комнат. Это, как я понимаю, комната вашего сына, – он распахнул дверь, – а это, по-видимому, та сама гардеробная, где он сидел и курил трубку в тот момент, когда внизу раздался шум. Куда выходят окна гардеробной? – Холмс пересек спальню и, толкнув дверь, заглянул в соседнее помещение.

– Ну, теперь вы удовлетворены? – уже с нескрываемым раздражением спросил мистер Каннингем.

– Благодарю вас: я увидел все, что хотел.

– Тогда, если вы считаете это необходимым, пройдемте в мою комнату.

– Если вас не затруднит.

Судья пожал плечами и направился в свою спальню. Это была самая обыкновенная комната с простой обстановкой. Все двинулись к окну, а Холмс поотстал, так что мы с ним оказались замыкающими группу. Возле кровати я заметил небольшой квадратный столик – на нем стояли блюдо с апельсинами и графин с водой. Проходя мимо этого столика, Холмс быстрым движением наклонился и повалил его на пол. Стекло разбилось на тысячу осколков, фрукты раскатились по углам комнаты. Потрясенный его неожиданной выходкой, я на мгновение утратил дар речи.

– Как вы неловки, Уотсон, – заметил тем временем Холмс. – Посмотрите, что вы сделали с ковром.

В смятении я отступил назад и начал собирать апельсины, догадываясь, что мой друг неспроста возложил вину за происшедшее на меня. Все бросились мне помогать, столик поставили на место.

– Эй! – вскричал вдруг инспектор. – Куда он подевался?

Холмс исчез.

– Подождите здесь, – сказал молодой Алек Каннингем. – Мне кажется, этот тип не в своем уме. Отец, идем его искать!

Они чуть ли не бегом удалились из комнаты, а мы с инспектором и полковником обменялись удивленными взглядами.

– Честно говоря, я готов согласиться с мистером Алеком, – произнес полицейский инспектор. – Возможно, это следствие его болезни, но, сдается мне…

Его речь была прервана отчаянными криками «На помощь! На помощь! Убивают!». У меня мороз пробежал по коже, когда я узнал голос своего друга. Как безумный я выскочил из комнаты в коридор. Крики, теперь уже перешедшие в сдавленный хрип, доносились из комнаты молодого Каннингема. Я ворвался туда, потом в гардеробную. Отец и сын склонились над распростертой фигурой Холмса: Алек Каннингем пытался его задушить, отец выкручивал руку. Втроем нам удалось оторвать обезумевших хозяев от Холмса, и тот, шатаясь, встал на ноги – страшно бледный и вконец обессилевший.

– Арестуйте этих людей, инспектор! – выдохнул он.

– На каком основании?

– По обвинению в убийстве их кучера Уильяма Кирвана!

Сбитый с толку инспектор с недоверием смотрел на него.

– Успокойтесь, мистер Холмс, – сказал он наконец. – Ведь не хотите же вы сказать, что…

– Да вы взгляните на их лица! – резко оборвал его Холмс.

Должен заметить, что никогда еще мне не приходилось видеть, чтобы на чьем-нибудь лице столь явственно лежала печать вины. Старший оцепенел и не мог вымолвить ни слова; он лишь смотрел на нас тяжелым застывшим взглядом. Его сын утратил весь свой лоск и бойкую оживленность, так отличавшие его прежде; красивые черты лица исказила злобная гримаса, глаза светились кровожадным блеском, словно у дикого зверя.

Инспектор молча отступил к двери и поднес к губам свисток. На его зов появились двое полицейских.

– Ничего не поделаешь, мистер Каннингем, – начал инспектор. – Я уверен: это какая-то нелепая ошибка, но вы сами видите… что вы делаете?! Бросьте! – Он выбил из рук молодого Каннингема револьвер, когда тот попытался взвести курок. Оружие с громким стуком упало на пол.

– Заберите револьвер в качестве улики, – сказал Холмс, поставив на него ногу. – Он пригодится вам на суде. А вот то, что мы искали. – Он раскрыл ладонь, где лежал смятый листок бумаги.

– Записка! – воскликнул инспектор.

– Она самая.

– И где же она была?

– Там, где я и думал. Я расскажу обо всем в свое время. Полковник, я предлагаю вам с Уотсоном вернуться сейчас домой, а нам с инспектором нужно еще допросить арестованных. Но примерно через час, к ленчу, я обязательно присоединюсь к вам.

Шерлок Холмс всегда держал слово, и действительно: около часа дня он уже сидел вместе с нами в курительной комнате полковника. Вместе с Холмсом пришел маленький седой джентльмен, представившийся мистером Эктоном. Его поместье первым пострадало от рук грабителей.

– Мне хотелось, чтобы мистер Эктон услышал мой рассказ вместе с вами, – сказал Холмс. – Ему, естественно, тоже интересны подробности. Боюсь, мой дорогой полковник, вы уже жалеете о том дне, когда пустили под свою крышу такого буревестника, как я.

– Напротив, – живо возразил полковник, – я почитаю за честь наблюдать ваш метод на практике. И, признаюсь, он превзошел все мои ожидания. Я до сих пор теряюсь в догадках, как вам удалось добиться таких потрясающих результатов. Лично у меня не было и тени подозрения относительно личности истинных преступников.

– Боюсь, мои объяснения развеют ваши иллюзии, но я не привык делать тайну из своего метода и готов поделиться им не только с верным другом Уотсоном, но и со всеми, кого он искренне интересует. Только прежде подкрепите меня своим бренди, полковник. Должен признаться, схватка в гардеробной порядком меня обессилила.

– Надеюсь, у вас больше не было нервных приступов?

Шерлок Холмс от души рассмеялся.

– В свою очередь, я расскажу вам и об этом, – сказал он. – Я собираюсь изложить вам ход событий по порядку, отмечая те пункты, которые привели меня к разгадке. Если что-то покажется вам неясным, смело задавайте вопросы.

В искусстве расследования преступлений первостепенное значение имеет способность вовремя распознать, какие факты являются существенными, а какие – просто случайными. Не обладая этой способностью, вы будете распылять свою энергию и внимание вместо того, чтобы сконцентрировать их на одном предмете. В данном деле у меня с самого начала не было никаких сомнений, что ключ к разгадке нужно искать в записке, обрывок которой был найден в руке убитого.

Прежде чем продолжить, я хотел бы привлечь ваше внимание к тому факту, что если бы показания Алека Каннингема были правдивы и преступник действительно скрылся в мгновение ока, то он никак не мог вырвать записку из рук Уильяма Кирвана. Но если это сделал не он, то остается только сам Алек Каннингем, поскольку к тому моменту, когда вниз спустился старший Каннингем, возле убитого уже столпились слуги. Эта мысль первой пришла мне в голову, но инспектор почему-то сразу принял за данность, что эти солидные господа не могут быть причастны к преступлению. Я свободен от подобных предрассудков и доверяю только фактам, поэтому спектакль, разыгранный Алеком Каннингемом, с самого начала вызвал у меня подозрение. Внимательно изучив обрывок записки, который показал нам инспектор, я ясно понял, что это часть весьма примечательного документа. Вот он перед вами. Какие мысли возникают у вас при взгляде на него?

– Я чувствую какую-то неправильность, но не могу понять, в чем она заключается, – сказал полковник.

– Дорогой мой, нет ни малейшего сомнения в том, что записку писали два разных человека, – воскликнул Холмс. – Если вы сравните написание буквы «т» в словах «без четверти» и «двенадцать», то сразу отметите разницу. Кроме того: даже при самом беглом анализе вы сможете определить, что слово «узнаете» писала более твердая рука, чем «можно».

– В самом деле, это же ясно как день! – вскричал полковник. – Но зачем им было писать записку столь странным способом?

– Они знали, что затевают неправедное дело, и хотели полностью поделить ответственность. Однако мне совершенно ясно, что человек, писавший «без четверти», был зачинщиком.

– Как вы это определили?

– Мы можем сделать этот вывод, сравнив почерки. В пользу этого предположения говорят и другие особенности. Если вы вглядитесь внимательнее, то наверняка заметите, что более сильный человек писал слова первым, оставляя место для второго. Видите, второму с трудом удавалось втиснуть слова в оставленные для него пропуски. И тот, кто писал слова первым, вне всякого сомнения, спланировал преступление.

– Изумительно! – воскликнул мистер Эктон.

– Это мелочь, которая лежит на поверхности. А теперь я, с вашего позволения, перейду к тому, что действительно важно. Вы, возможно, не знаете, что хороший специалист может по почерку определить возраст писавшего. Как правило, ошибка составляет не более десяти лет. Разумеется, тяжелая болезнь и физическая немощь могут «состарить» рисунок письма. Но в нашем случае, глядя на этот уверенный размашистый почерк человека, писавшего первым, и ломаные, однако вполне разборчивые буквы второго – хотя, как вы можете заметить, в некоторых из них он уже забывает ставить черточки, – я со значительной долей уверенности могу сказать, что первый – человек молодой, а второй – в годах, но отнюдь не дряхлый.

– Блестяще! – снова воскликнул мистер Эктон.

– Есть еще одна тонкость, и весьма интересная. Почерк этих двух людей во многом схож; в нем четко прослеживается фамильное сходство. Ну например, оба они пишут «е» как греческую букву «эпсилон», есть и другие отличительные черты. Я ни на йоту не сомневаюсь в том, что два человека, написавшие эту записку, состоят между собой в кровном родстве. Разумеется, я обрисовываю вам лишь некоторые выводы, которые напрашиваются при изучении этой бумаги. Для себя я отметил целых двадцать три пункта, но они представляют интерес только для специалистов. Главное же то, что все они подтверждают мое заключение относительно того, что авторами записки являются отец и сын Каннингемы.

Утвердившись в этом мнении, я начал детально изучать все обстоятельства, связанные с преступлением. Первым делом мы с инспектором направились к Каннингемам – я хотел увидеть место действия своими глазами. При осмотре тела я сразу установил, что кучер был убит выстрелом из револьвера с расстояния примерно четырех ярдов. Следов пороха на одежде не было. Из этого следовал вывод, что Алек Каннингем солгал, сказав, что выстрел раздался в тот момент, когда мужчины боролись. Опять же отец и сын указали одно и то же место, где преступник выскочил на дорогу. В этом месте проходит широкая сырая канава. Не обнаружив никаких следов на дне этой канавы, я абсолютно уверился, что Каннингемы и здесь погрешили против истины: на территорию поместья не проникали посторонние люди.

Оставалось только понять мотивы этого загадочного преступления. Но прежде я попытался разобраться в причинах абсурдного ограбления мистера Эктона. Со слов полковника, я уже знал, что между вами и мистером Каннингемом тянулась судебная тяжба. Естественно, мне сразу пришла в голову мысль: противники мистера Эктона пробрались к нему в дом, чтобы похитить документ, который мог повлиять на исход дела.

– Именно так, – закивал мистер Эктон, – нет никакого сомнения относительно их намерений. У меня есть все основания претендовать на половину их поместья, но если бы им удалось завладеть одним документом – к счастью, хранится он в сейфе моего поверенного, – мне вряд ли удалось бы выиграть это дело.

– Вот то-то и оно! – сказал, улыбаясь, Холмс. – Я полагаю, они решились на этот дерзкий и безрассудный поступок по настоянию молодого Алека. Не сумев найти нужную бумагу, они решили обставить свой визит как банальное ограбление и похватали первое, что попалось им под руку. Это мне было понятно, однако многое еще оставалось неясным. Нужно было найти недостающую часть записки. Я подозревал, что именно Алек Каннингем вырвал ее из рук Уильяма Кирвана и сунул в карман своего халата. А куда еще он мог ее деть? Вопрос: не успел ли он избавиться от нее? Чтобы проверить эту догадку, я и организовал поход домой к Каннингемам.

Хозяева присоединились к нам, как вы помните, у дверей кухни. Мне было очень важно, чтобы Алек не вспомнил о существовании записки, иначе он без промедления уничтожил бы ее. И когда инспектор начал объяснять, какое большое значение мы придаем этой улике, мне не оставалось ничего иного, как изобразить припадок и тем самым изменить направление беседы.

– Боже милостивый! – смеясь, воскликнул полковник. – Уж не хотите ли вы сказать, что притворялись и мы напрасно растрачивали на вас свое сочувствие?

– Как профессионал могу сказать, что он изобразил нервический приступ чрезвычайно натурально, – вскричал я, изумленно глядя на человека, который всякий раз поражал меня новыми гранями своей личности.

– Актерские способности не единожды выручали меня, – заметил Холмс. – Придя в себя, я при помощи уловки – весьма тривиальной, надо сказать – сумел заставить старшего Каннингема написать слово «двенадцать», чтобы сравнить его с этим же словом в обрывке записки.

– Боже, какой я осел! – воскликнул я.

– Я видел, как вы расстроились из-за моей «промашки», Уотсон, – смеясь, сказал Холмс. – Простите, что заставил напрасно поволноваться. Потом мы все поднялись наверх. В комнате Алека я увидел халат, висевший за дверью. Опрокинув столик, я отвлек от себя внимание и выскользнул в соседнюю комнату, намереваясь проверить карманы халата. Едва я успел взять в руки записку, найденную, в соответствии с моими ожиданиями, в одном из карманов, как оба Каннингема набросились на меня и наверняка задушили бы, если бы вы не подоспели мне на подмогу. Я до сих пор чувствую пальцы этого молодчика на своей шее. Его отец чуть не сломал мне руку, пытаясь отнять записку. Они поняли, что мне все известно. Мгновенный переход от сознания полной неуязвимости к абсолютному краху привел их в состояние неистовства.

Позже я поинтересовался у старшего Каннингема мотивами преступления. Отец вел себя довольно покладисто, но его сын просто осатанел и непременно застрелил бы кого-нибудь или застрелился бы сам, если бы только смог завладеть револьвером. Старший Каннингем, видя, что доказательства их вины неопровержимы, чистосердечно во всем признался. Похоже, их кучер Уильям тайно следил за ними в ту ночь, когда они совершили набег на поместье Эктонов. Почувствовав власть над хозяевами, он начал их шантажировать, угрожая предать дело огласке. Однако мистер Алек не из тех людей, с кем можно безнаказанно играть в подобные игры. Его озарила гениальная мысль: воспользоваться шумихой, поднявшейся вокруг ограбления Эктонов, и, инсценировав собственное ограбление, избавиться от Уильяма Кирвана. Алек убил кучера, заманив его в ловушку, и если бы не обрывок записки, оставшийся в руке убитого, и небольшие несовпадения в показаниях отца и сына, дело скорее всего так и осталось бы нераскрытым.

– А что было в записке? – поинтересовался я.

Шерлок Холмс пустил записку по кругу.

– Текст записки совпадает с тем, что я ожидал увидеть, – сказал Холмс. – Конечно, мы еще не знаем, в каких отношениях находились между собой Алек Каннингем, Уильям Кирван и Энни Моррисон. Но результат налицо: Уильям заглотил наживку. Я уверен, вам доставит удовольствие проследить родственные черты в написании буквы «н» и в завитушках буквы «б». Отсутствие точек над словами, написанными старшим Каннингемом, также весьма характерно. Уотсон, наша загородная поездка удалась на славу – я чувствую необыкновенную бодрость, и завтра же мы возвращаемся на Бейкер-стрит.