Омовение под дождем. Милостив Господь!

И каждый раз не надеешься, что еще тут побываешь. И каждый раз так не хочется уезжать. И каждый раз вспоминаешь, что тут было в предыдущие приезды. В Кане, конечно, вино все покупают. Но оно, увы, не по слову Христову создано, а по корысти. Запах и цвет, даже и вкус соблюдены, но ненадолго. Свежего хлеба купил, вот чем запомнил Кану. Греки, Бог им судья, даже и церковь не открыли, требуют, чтоб вино покупали у них. Так бы и было, но оно у них дороже. А из группы уже кто-то заскочил в лавочку и, конечно, оповещает экономную братию о меньшей цене на то же самое вино.

Назарет – выводится (гид) из иврита – молодой побег. Площадь, где хотели отгрохать мечеть, рядом с огромным куполом францисканцев, пока не застраивается. Хотя мусульмане справедливо отвечали на запрещение тем, что, если вы хотите сохранить облик города времен Христа, уберите свой музей.

И верно: въехавший в Назарет западный, вспучившийся над городом храм – сплошь эклектика, сплошной космополитизм – дары отовсюду. Лепка, картины – все вызывает не молитву, а лишь желание поглядеть.

Мусульмане хотели вознести свой минарет выше креста. Их мечту, кстати, осуществили в Москве на Поклонной горе. Языческая богиня Церетели вздета на бетонную иглу гораздо выше храма Георгия Победоносца.

В Назарете Иисус не сотворил чудес по неверию жителей. Его же помнили как Сына Марии и Иосифа. Нет пророка в своем Отечестве. Это мы множество раз проходили в своей России. Всегда лучшие умы всем все предсказывают, и никогда их не слушают. Вообще сейчас (и так издавна) Назарет приводится в пример как город веротерпимости. Гид совершенно неправильно употребляет слово «толерантность». Толерантность – это опасное привыкание организма к заразе. Мы толерантны к протестантам? Очень зря.

Источники

Конечно, счастье, что стоит в Назарете наш православный храм, причем именно над источником Девы Марии. А ведь я еще помню, когда пускали вниз, по ступеням, к самому источнику. Такого освежения, такой встряски чувства молитвы испытать ли еще? Тогда прибежал вперед всех, торопливо поставил свечу и, восторженно крестясь, сдерживая себя, сошел к воде. Боже мой, это тут архангел Гавриил возвестил о скором рождении Спасителя Деве Марии! Кружка, помню, была металлическая, на белой цепочке. Мелькнули в голове бедные наши полустанки с баками кипяченой воды и с такими же кружками. Пил воду и обливался. Вначале голову, а потом остальное. Освеженный, и счастливый, и мокрый стоял сзади всех на молебне. А когда он кончился и поехали дальше, я уже весь обсох. И было ощущение чистоты одежды и легкости тела.

Ведь это же со мной было, Господи, слава Тебе!

Тут же запишу про еще один источник Божией Матери. Жил в Горней и бегал умываться к нему. Прямо всю голову макал, такой восторг! Но особенно помню, как ходил пешком к источнику Иоанна Крестителя, к католическому монастырю, к пещере, в которой он был младенцем. Они скрывались от воинов Ирода, уже знали, что всех младенцев убивают. Бежали ночью. Боже Ты мой! Пустыня, шакалы кричат, не просто кричат, а так воют, что содрогаешься. Ветер хамсин несет такую пыль, что проникает сквозь любые ставни. Ночью холод, днем жарища такая, что дышать нечем. И этот богоносный малыш один-одинешенек. А олениха, питающая молоком, ангелы, обучающие Писанию? Нет, слаб я, не проникну в Божию премудрость. Просто верую и исповедую, что так и было. Отец, убитый «между церковию и олтарем», умершая мать, Иоанн один. С Богом.

«Победную песнь поюще, вопиюще, взывающе и глаголюще». Тут искать ответ.

Да, эти незабываемые дороги до источника. Да какие дороги – тропы и заросли. Ведь не терпел зигзагов, казалось, близко напрямую. Да и монахини говорили, что иногда ходят напрямую. Торопливо шел, как говорят в Вятке – впробегутки. Склоны, овраги, камни. Боялся, помню, змей. Слаб верой, еще не дорос до изреченного, «на аспида и василиска наступиши и попереши льва и змия».

Прибегал, и вот – счастье – был один-одинешенек у источника и пещеры. А один раз не успел до закрытия. И что? И конечно, нашел, где перелезть ограду.

А первый раз – я же не знал – принял за источник прудик у пещеры. Он очень глубокий. Декоративен, обведен мрамором, в нем цветущие водяные растения и крупные разноцветные рыбы. Это я все потом разглядел. А тут прибежал разгоряченный, приложился к образочку в пещере, разделся и ухнул в этот красивый водоем. Дна нет. Хорошо, умею плавать. Как-то выбрался. Потом разглядел и рыб, и то, что рядом лестница к источнику. Но лето, все заросло, немудрено, что не заметил. А вода в источнике показалась самой холодной изо всех источников Святой Земли. Так отрадно!

А Овчая купель? Уж выдам секрет. В ней нет погружения, да и воды никакой не видно. Но надо знать. Когда экскурсию (группу) ведут прямо и направо, надо потихоньку отстать и идти прямо и налево. Потом вниз по красным разбитым спускам. Там металлическая ограда. Может, нехорошо, но надо и ее преодолеть. Вреда ей не причинишь – железная. Там ступени, по ним осторожно вниз, там полумрак, там – вот и она – целебная влага. Замри – и услышишь тихие звуки. То не ангел «возмущаше воду», то музыка капели. Капли падают из разных мест, и от этого на воде узорные блики. Стоять бы тут, читать Писание, молиться. Но когда? Надо бегом-бегом раздеваться, опять же перекарабкиваться еще через одну решетку и входить в евангельские воды. Один раз было по пояс, другой раз по щиколотку. Опускаешься на колени, пытаешься понять, где восток. Но тут везде святое счастье прозрения, счастье исцеления.

Источник святой равноапостольной Марии Магдалины. Всегда был то огорожен, то безводен, а сейчас – какая благодать! Стоишь над ним, он темен и зеркален внизу, и в нем идут облака. Слава Тебе, Господи!

Недалеко и родоновый горячий источник. Это уже курорт. Маленькие рыбки щиплют волоски на ногах, думают – трава.

А Елисеевский поток? Спасибо матушке, подсказала, где он. Он в частном владении, и понятно, что не очень-то хозяев радует наплыв людей. Но они люди добрые и матушку любят. Поток льется в бетонном желобе, вода вкуснейшая. Надо раздеться и лечь в него, лечь и Бога славить за счастье такого омовения.

Уж доскажу и еще про один источник, про купель Силоамскую. Около нее, сколько помню, идут раскопки града Давидова. Где-то же тут обломки столпа Силоамского, под которым были погребены восемьдесят человек. «За что? Разве они были в чем виноваты, виноватее нас?» – «Нет, но, если не покаетесь, то же будет с вами». Подошла еврейка. Археолог из Новосибирска. Курит. Просто поговорить подошла. «Тут у меня и мама, и работа, но без русского языка тоскую».

А источник без подсказки вряд ли найдешь. Но заслышишь вдруг радостные детские крики, перекрывающие рев машин, и понимаешь – тут. Это начальная школа, она как раз над источником. Владеют им гостеприимные арабы. Вниз по ступенькам, подальше в темноту расщелины, по металлическим острым решеткам, там уступ, на который складываешь одежду, и вот ты в Силоамской, по слову Господа исцеляющей купели.

Еще успеешь и к группе присоединиться, и на раскопки воззреть.

И всегда слышу совет, и уже и сам его даю: «Всегда молиться». – «И все?» И все. Да, и все. И разогреется сердце, и услышит тебя Господь. Ведь входим в храм как неживые, как на ходулях. Замотаны дорогой, торопливостью, особенно мыслями о земном. Молиться. Только не мучить себя, не ругать себя, не ждать результата. Молиться, и все.

И не считать, что твоя молитва здесь, в Святой Земле, более доходчива, чем молитва сверстника-старика в деревенском храме. Дело в силе веры. Я и за этого старика молюсь. И за нашего батюшку и его семью, и за прихожан на родине, за всех. Услыши молитвы наши, Господи! Помоги нам, Господи!

Особенно молюсь за одну семью. Уже и дети есть, уже и в школу старший пошел, а всё не венчаны. Ну как же не понимают, прямо беда, что ради детей надо под венец. Нельзя детям в родительском грехе расти.

Да, вспомнил читанное о преподобном Кукше. Именно в Силоамскую купель он упал, теснила толпа, когда совсем молодым был в Иерусалиме. А первой попасть в источник мечтала женщина, не имевшая детей. По преданию, женщинам после омовения прежде всех Господь даровал детей. И над молодым иноком смеялись – дети будут. А у него и было потом множество духовных чад. Выселенный с Афона, когда греки старались, пользуясь смутой имяславцев, побольше наших монахов убрать со Святой Горы, Кукша много перестрадал. Умирал в преклонном возрасте. Он же еще и в тюрьме сидел, был на лесоповале. Раз увидел – за колючей проволокой – повар с кухни нес обед охранникам. Кукша сказал ворону: «Ворон носил Илие хлеб, принеси и мне хоть кусочек». И ворон принес страдальцу пирог, уронил его рядом на снег.

Преподобный Кукша Одесский (Величко)