Книга: Быть Ивановым. Пятнадцать лет диалога с читателями
Назад: Часть пятая «Скажите, про что ваша книга?»
Дальше: Стать писателем
Часть шестая
«Я задам вопрос о личном, хорошо?»
Кого предпочитаете — кошек или собак?Что вы чувствовали, когда вас не издавали много лет?Почему вы не стали журналистом?Приятно, когда вас сравнивают с классиками?Как вас выбросили из Букеровской премии?Как вы писали, пока не стали писателем?Для вас ваши герои существуют реально?А походы правда такие ужасные?Как вы относитесь к мнениям читателей?Здравствуйте, это и вправду были вы?..
21.11.2005. Александра
Алексей, я из Екатеринбурга, у нас много общих знакомых. Они рассказали мне, что студентом вы работали в легендарном «Уральском cледопыте» под началом гуру фантастов того времени Виталия Бугрова. Вас взяли, потому что вы сами писали фантастику?
Да, я пришёл в «Следопыт», когда учился на первом курсе. Виталий Иванович устроил мне экзамен на знание фантастики. Я тогда читал всё, что можно было достать в СССР, и экзамен выдержал. Меня взяли. А про то, что я и сам пишу, Бугров не знал. Я не рассказал ему об этом — просто стеснялся. Тогда я считал, что публикация в «Следопыте» — недосягаемая высота. И про мои опыты Виталий Иванович узнал случайно. Студенческий друг показал мою повесть «Краюхин бор» алма-атинскому журналу «Простор». Журнал взял её для публикации, но вдруг передумал: редактор почему-то решил, что эта повесть уже печаталась в «Следопыте». Чтобы доказать обратное, мне пришлось просить у Виталия Ивановича официальную справку. Так он узнал, что я тоже пишу, и предложил показать тексты. Я принес Бугрову «Охоту на „Большую Медведицу“», и Бугрову она понравилась. Эта повесть появилась в «Следопыте» в 1990 году. По итогам года в рейтинге журнала она заняла второе место. На первом были братья Стругацкие. И я этим очень горжусь.
А в Алма-Ате «Краюхин бор» так и не вышел, и моя бабушка, ожидая публикации внука, три года напрасно выписывала «Простор».
14.02.2006. Наталья
Помните ли вы себя в детстве? Вы любили читать? Пользовались библиотекой? А сейчас пользуетесь? Это я как библиотекарь интересуюсь.
Я с детства хотел стать писателем, поэтому и читал много — в основном фантастику. Конечно, как все советские школьники, я был записан в библиотеку. Это была библиотека Клуба речников. Я ходил туда каждую неделю, для меня те визиты были волнительным ритуалом. Я всегда подолгу выбирал книги и часто начинал читать их уже по дороге домой.
Сейчас у меня нет надобности записываться в какую-либо библиотеку, потому что за эти годы я уже собрал свою собственную, и немаленькую. И ещё появился интернет. Однако я всё равно регулярно бываю в библиотеках — теперь как писатель: там проходят мои встречи с читателями.
10.04.2007. Альберт
На фоне серьёзных и даже глобальных вопросов адресую вам вопрос житейский: а кошек вы любите? И что за старый серый кот у вас дома живёт?
Спасибо, что вы помните, что я не пророк и трибун, а тоже человек. Я очень люблю и глубоко уважаю котов. Всех. Не люди, а коты — венец творения. Такой вот венец у меня и живёт. Ему лет 15, зовут его Чип. Он сам пришёл и вынудил меня посвятить жизнь служению ему. С тех пор его здоровье безостановочно улучшается, а благосостояние бесперебойно растёт. ВВП (всяческое вкусное питание) ежегодно стремится к удвоению.
28.09.2007. Никита
Скажите, пожалуйста, почему Бог в ваших книгах печатается с маленькой буквы?
Потому что так привык со школы. Но и вообще мне кажется, что писать с большой буквы слова «бог», «родина» и прочие подобные — это какое-то даже ханжество. Не могу точно сформулировать, но к реальному уважению всё это не имеет отношения. Одинаково с большой буквы мы пишем названия Москва и Урюпинск, имена Христос и Иуда. С маленькой буквы — слова «подвиг» и «предательство». Почему же в случае бога или родины мы должны отступать от здравого смысла? Оставим такие тонкости священным текстам — Евангелиям, например. А в светских текстах не будем выпячивать свою веру, патриотизм или мораль. Эти вещи доказываются не орфографией.
06.02.2009. Галина
Вы упомянули о том, что первые ваши произведения попали к издателям по блату. А какой путь был у последующих? И ещё, какие чувства переживает автор, когда его книга никого не заинтересовала? Для кого вы писали тогда? Для кого пишете теперь?
«Географ» пролежал в столе семь лет, а «Сердце пармы» — три года. «По блату» (сейчас это выражение времён застоя выглядит забавно) «Парма» попала в издательство «Пальмира», а «Географ» — в «Вагриус». Это был единый общий «блат», потому и книги вышли одновременно. А дальше у меня появился профессиональный агент, он и сосватал меня в издательство «Азбука-классика», которое системно издало у меня всё.
А вот что сказать про чувства?.. Главное чувство — злость. Я никогда не верил, что пишу плохо или быть писателем — не для меня. Я знал, чего стою, даже если никто не разделял моих оценок. Впрочем, и оценок-то не было. Было просто надменное молчание, пустота, тишина, глухой игнор.
Конкретного адресата у меня тогда не было, впрочем, нет и сейчас. Кто-то правильно заметил: писатель пишет те книги, которые сам хотел бы прочитать как читатель, но их нет.
10.02.2009. Мария
Позвольте мелкий вопрос. Интересно как будущей студентке биофака УрГУ. Наш БИОС — прототип биостанции в «Победителе Хвостика»? (Багаряк, водохран…) Спасибо за эту повесть («…за эту радость!»).
И вам спасибо «за эту радость» вопроса. Он почему-то согрел мне душу. Да, биостанция в «Хвостике» — это биостанция УрГУ на Сысерти близ Двуреченска, и Багаряк с водохраном — те самые. Да и повесть сложилась сама собой из радости того лета 1989 года, когда я околачивался у друзей на БИОСе, как Маза у «злобных недоумков».
15.03.2009. Галина
Очень хотелось бы увидеть «Географа» на экране. С трудом верится, что вы отстраняетесь от работы над фильмом и наблюдаете со стороны как простой зритель. Ведь режиссёр может всё сделать по-своему, не так, как вы задумали. А что для вас возможность экранизировать этот роман?
Второй вопрос: какие чувства у вас вызывают сравнения с классиками?
Я и вправду отстраняюсь. Я считаю себя писателем, а не режиссёром, и моя вотчина — книга. А по поводу адекватности режиссёрского видения моему могу сказать, что в несовпадении не вижу ничего досадного. Есть чужие книги, которые экранизированы: моё читательское восприятие этих книг может не совпадать с моим впечатлением зрителя, ну и что? В данной ситуации чем я как автор отличаюсь от себя-читателя? Если бы Шекспир был бессмертен и торчал за спиной каждого режиссёра, который ставит его пьесу, боюсь, мы перестали бы смотреть постановки этих пьес в веке эдак XVIII. Каждому автору-соавтору — своё. Например, даже фильм, снятый по авторскому киносценарию, всё равно очень отличается от сценария — что же теперь делать? Таковы законы профессии — и сценариста, и писателя.
Конечно, любая экранизация увеличит количество читателей, но дело не в этом. Современная культура — не литературная, а медийная. Если хочешь существовать в культуре, ты должен присутствовать в медиа. Никуда не деться, таковы правила игры. Мне они не нравятся, но я их принимаю, потому что хочу работать, а не бороться. Не вижу смысла скрывать своих амбиций присутствовать в культуре. Для писателя цель публикации (одна из целей) — войти в культуру, как для бизнесмена цель его операций (одна из целей) — составить капитал. А профессионал медиа — не писатель, а режиссёр. И если за экранизацию берётся талантливый режиссёр, да ещё и на пике его славы — как Павел Лунгин на пике славы «Острова» или как Валерий Тодоровский на пике славы «Стиляг», — то тут нечего желать лучшего.
Сравнение с классиками вызывает у меня чувство неловкости. Неважно, в положительном смысле сравнение или в отрицательном. Это сравнение всегда некорректно, потому что оперирует категориями, которыми я как автор не оперировал. Это я тоже говорю не из скромности, а из досады, какая бывает, когда, например, вместо ложки дают вилку.
Сравнение современного автора с классиками всегда вызывает чувство неловкости. Неважно, положительное сравнение или отрицательное. Оно всегда некорректно, потому что оперирует категориями, которыми автор не оперировал
14.08.2009. Старков
Алексей Викторович, пишет вам «ехидный верзила», «кандидат в медалисты» Старков. Прочитал за последние годы несколько ваших замечательных творений и только на прошлой неделе наткнулся на «Географа». Поначалу ошалел, потому что никак до этого не мог сопоставить вас с тем географом, который вёл у нас уроки в 9 «А» классе в 1992 году.
После «Золота бунта» и «Сердца пармы» считал вас просто натурально классиком современной литературы, но — верите или нет — никак не мог подумать, что вы тот самый Географ! Боже мой, какие бы там премии вам ни вручали, могу сказать совершенно определённо следующее… Сколько вы там на самом деле с нами мучились — 2–3 месяца?.. Так вот, за это короткое время вы нас так чётко изучили, что легко узнаёшь всех персонажей даже спустя годы, в том числе Безматерных и Безденежных, которых в нашем классе никогда не было. Браво! Никогда бы не подумал, что переживу тот период своей жизни ещё раз так отчётливо и реалистично. Спасибо! Пусть даже мой персонаж вышел в ваших глазах, прямо скажем, не слишком порядочной фигурой (неужели я и в самом деле произвёл на вас такое мерзостное впечатление?), но теперь я могу вздохнуть спокойно: нет теперь во мне этого описанного вами хамства, и, наверное, спасибо за это и вам в том числе!
Знаете, какая фраза больше всего запомнилась из «Географа»? «Поход — это заповедник судьбы». Правда, истинная правда! У меня не такой уж и большой стаж в этом деле — всего каких-то 5–6 лет, но я полюбил походы уже во взрослом возрасте и готов на 100 % с вами согласиться. Вот было бы здорово оказаться с вами на одном катамаране на какой-нибудь Ледяной, как по вашей воле повезло пацанам из 9 «Б», и пролистать ещё разок те страницы нашей пусть и короткой, но общей биографии, которая благодаря вашему таланту вдруг так ярко всплыла из памяти. Да, кстати, пусть в романном варианте вы не пришли на наш последний звонок, но мы-то знаем, что это не так. У меня есть фото с крыльца нашей школы, где наша красная профессура вся в сборе и вы слева. (Как же я всё-таки не сопоставил вас с тем самым географом? Хотя ведь всё время, пока читал, я размышлял, где мог видеть это лицо?)
В общем, сумбурно вышло, но, наверное, по-другому и не могло быть. Очень многое всколыхнули вы в моём сердце. Ещё раз спасибо! Теперь уже надолго ваш — «ехидный Старков».
Дорогой Старков. Нелепо обращаться так к совершенно взрослому и состоявшемуся человеку, но что уж поделать. В письме, опубликованном на сайте, я подчистил кое-какие подробности о прототипах — люди-то ещё работают. Кстати, недавно я узнал, что у ВБ есть дочь, и её зовут Маша, и ВБ страшно обиделась на меня за роман. Этот случай поясняет, что узнавание реалий в романе — от того, что они типичны, характерны, а не от того, что я перелицевал всё один к одному. Я отлично помню, что фоткался с вами на выпускном, и оттрубил я у вас полный год, а не 2–3 месяца, и меня-то из школы не выгоняли (плюс не было ни романов, ни пьянок, ни битв а-ля Служкин против «зондер-команды»). С «В»-классниками (не с «Б») я ходил по походам гораздо позже их учёбы в школе, и это позволило увидеть ситуацию с другой стороны парты, ну и так далее.
А романный «Старков», по-моему, никакой не хам и всё такое. Хороший умный парень с амбициями, следовательно, с вызовом тому, кто эти амбиции в своей жизни не реализовал — к Служкину. Когда я у вас «жёг глаголом», напомню, мне было 23, а Служкину — 28, и он пробожил многое из того, что я к 28 всё-таки сохранил. А вы, господин Старков, сейчас должны быть старше обоих — и того меня, в школе, и Служкина.
От посланий вроде этого у меня рождается какое-то странное чувство: вижу наяву, как время размывает разницу между людьми и даже между вымыслом и реальностью. Н-да. Спасибо! Удачи!
25.11.2009. Глеб
Скажите, в 1993 году вы писали курсовую работу по Геннадию Калиновскому. У меня текст вашей курсовой от самого Геннадия Владимировича. Могли бы вы хоть немного рассказать об этой курсовой и о вашем пересечении с художником?
Спасибо вам за ваш вопрос — то есть за возможность «преклониться» перед талантами Геннадия Калиновского и Юрия Коваля. Я считаю, что это — великие художники. К сожалению, ни с кем из них лично я не общался и не располагаю никакой информацией о них сверх того, что можно накопать в интернете. Свою работу по творчеству Калиновского я считаю неудовлетворительной. Я бы написал более глубокое исследование, если бы был поумней, но какой был — такой и вложился. Так что популяризовать свою работу я не буду, а перед Геннадием Калиновским как стоял со снятой шапкой, так и стою.
21.07.2010. Александра
Перечитывая электронный вариант «Географа», заметила разночтения с напечатанным вариантом. Скажите, пожалуйста, чем они (разночтения) вызваны и существуют ли ещё какие-то варианты (какой-нибудь ранний журнальный, ещё что-нибудь)?
Да, у «Географа» существует «особый» вариант. Впервые этот роман был издан в издательстве «Вагриус» в 2003 году, и там редактор по-своему распорядилась частью о Служкине-школьнике (о смерти Брежнева). У меня эта часть собрана в одну общую большую главу (вставную повесть). Редактор же нашинковала эту главу на эпизоды, часть этих эпизодов поставила в текст туда, куда сочла нужным, а часть выбросила вообще. Когда роман был переиздан «Азбукой», я восстановил прежнюю структуру и полноту. Откуда брали текст романа для электронной версии — я не знаю, наверное, из вагриусовского издания.
14.11.2010. Екатерина Викторовна
Здравствуй, Алёша! Рада за тебя. С удовольствием слежу за твоим творчеством. На старости лет увлеклась сплавами по Чусовой.
Дорогая Екатерина Викторовна, очень рад вашему посланию. Я до сих пор уверен, что моя первая учительница — самая умная и красивая, да ещё и лучше всех поёт на уроках пения. Помню, тогда я даже сочувствовал «бэшникам» и «вэшникам», что им-то, дуракам, не повезло так, как нам, из «А»-класса. Я даже почерк ваш помню, потому что изо всех сил подражал ему. И помню, что за все три первых класса вы мне поставили единственную двойку — по физкультуре — за то, что я спустился со шведской лестницы на руках, как обезьяна, и перепугал вас. Тогда я думал, что жизнь моя кончена и мне надо идти топиться в Каму. Недавно мне показывали фотку, где вы на Чусовой. Рад, что вы сейчас такая же, как и тогда — молодая и красивая.
14.12.2010. Ласточка
В одном из комментариев по поводу присуждения Букеровской премии в этом году было сказано, что в прежние годы даже Алексей Иванов не был включен в лонг-лист. А какой ваш роман не допустили до Букера?
В 2004-м, что ли, году, из лонг-листа Букера удалили «Сердце пармы» с оскорбительной мотивировкой — «за отсутствие признаков романа». То есть в лонг-лист роман прошёл и должен был конкурировать с другими произведениями за прохождение в шорт-лист, но его по-хамски и вопреки правилам выбросили до начала состязания. С тех пор Букеровская премия для меня — дерьмо.
08.03.2011. Алексей
Вот вы достаточно долго писали романы, как говорится, в стол. Вы чувствовали, что это не зря, что всё равно они будут опубликованы? Что давало вам силу и уверенность?
Нет, я не верил, что мои романы будут опубликованы. Я думал: может, к полтиннику у меня случайно выйдет какая-нибудь одна книжка в местном издательстве тиражом тыщи две, и всё. Я знаю немало подобных примеров. А продолжал писать я просто потому, что мне это органично. Вот представьте, что вы умеете хорошо готовить, но гости к вам не ходят: вы же всё равно не будете ужинать «Дошираком». На «продолжать писать» усилий не требовалось, это не подвиг. Не вопрос силы воли, а вопрос самоидентичности.
Чтобы быть самим собой, никаких усилий не требуется. Но жизнь ломает и заставляет отказываться от себя. С собой бороться не приходится — приходится бороться с жизнью. Это и воспитывает характер
10.03.2011. Татьяна
Если не сложно, ответьте пожалуйста на вопрос: какие книги в детстве были у вас любимыми и какие любите сейчас? (Любимые — это когда можешь перечитывать несколько раз и всегда что-то новое в них находишь.)
В детстве я пожирал фантастику. Так что моими любимыми книгами были не «Остров сокровищ» и «Три мушкетёра», а книги Стругацких, Ефремова, Сергея Павлова, Войскунского и Лукодьянова, Емцева и Парнова, Гуревича и многих других советских фантастов, замечательных и не очень. Из иностранных — Шекли, Хайнлайн, Кларк, Эндрю Нортон, Гарри Гаррисон и прочее мальчиковое чтение. Я и до сих пор люблю Стругацких и Павлова, Шекли и Хайнлайна. А ещё для души перечитываю «Непобедимый» Лема, «Тигр! Тигр!» Бестера, «Голубятню на жёлтой поляне» Крапивина, «Пять похищенных монахов» Коваля, «День Шакала» Форсайта, «Синюю бороду» Воннегута, «Ким» Киплинга, «Выше стропила, плотники!» Сэлинджера, «Сто лет одиночества» Маркеса, «Силу и славу» Грэма Грина, «Сон о белых горах» Астафьева.
25.04.2011. Служкин
«Географ» и «Блуда и МУДО» сильно зацепили. Не в последнюю очередь, наверное, потому что очень близкие темы и ситуации там рассмотрены. Ваши герои настолько близки мне, что я всех их почти физически чувствую. Читая книгу, вживаешься в повествование настолько, что отрываться потом больно. Тем более что заканчиваются книги, как и положено, ничем. Ровно как оно всегда и бывает.
Наверное, это не совсем правильно везде видеть автора, уравнивать его с персонажами. Но насколько Алексей Иванов близок Моржову и Служкину?
Плохие и хорошие писатели занимаются одним и тем же: создают новые сущности, которые живут в их книгах. В. Сорокин сказал, что книги мертвы, они написаны на мёртвой бумаге, и вовсе не кровью, а чернилами. Какие сущности создаёт Алексей Иванов? Его Служкин и Моржов — они живые или мёртвые?
Мне близки и Служкин, и Моржов. Каждого из них в какой-то степени я писал с себя. Но нигде нет тождества. А совпадения по биографии — лишь для того, чтобы знать жизнь своих героев. Когда роман «раскрутится» в сознании, мои герои уже существуют для меня реально. Будто в каком-то параллельном мире. И я описываю их как можно более адекватно.
Я не думаю, что писатели создают новые сущности, не верю в демиургическую миссию писателя. Мне представляется, что писатель просто материализует в слове то, что уже когда-то произошло или как-то существует сейчас, но пока не выражено в словах. Ведь многие догадываются, что какая-то знатная дама от тоски действительно бросалась под поезд, а на Патриарших прудах и вправду побывал сатана. Есть в этих выдумках писателей что-то до такой степени подлинное, что даже некорректно говорить о «рукотворности» образов. Парадокс.
В общем, писатель представляется мне автором описания, а не автором события, пускай даже он сам придумал это событие. Событие или человека — разницы нет. Поэтому герои для меня живые — не только мои собственные герои, а все, которые задели душу. Ведь мы по большей части имеем дело не с реальностью, а с образами. Событие случилось и больше не повторится никогда, а его образ всегда при нас. Адекватен ли он событию — вопрос спорный. Но в таком случае нет различия между тем, что вымышлено, тем, что помнишь, и тем, про что тебе рассказали. Все три категории явлений в сознании существуют одинаково. Это правило не универсально, однако для литературы годится. Вот и сейчас я ведь общаюсь не с вами, а с вашим образом, который создал себе сам.
Для писателя нет разницы между тем, что он придумал сам, тем, что ему рассказали, и тем, что помнит. Все три категории явлений в сознании существуют одинаково. Это равноправные образы. Для писателя они существуют объективно. И ещё они, так сказать, нерукотворны
10.05.2011. Григорий
На мой взгляд, лучшими художественными книгами про войну в русской литературе являются книги писателей-участников: «Хаджи-Мурат» и «Кавказский пленник» Толстого, «Прокляты и убиты» Астафьева. А вы бы взялись написать роман или повесть про войну в Чечне или Осетии, не будучи её участником?
Нет, я бы не взялся писать о войне в Чечне или Осетии. Конечно, лучше всего писать о событии, в котором ты принимал участие, но можно справиться с задачей и не будучи ветераном. Однако всё равно надо иметь хоть какой-то «местный» опыт — знать тех людей, те места, атмосферу. Я всего этого не знаю. Я бывал на Кавказе — в Карачаево-Черкесии и Абхазии, но давно. Я был участником военно-патриотической экспедиции, мы собирали кости и оружие солдат, погибших в Великую Отечественную. Удивительно, что кости так и лежат там, летом вытаивая из ледника. Страшно было видеть россыпи человеческих зубов в стрелковых ячейках из камней, доставать из снега английские кожаные ботинки, из которых вываливаются фаланги пальцев. Видеть настоящие ржавые обломки — неразорвавшиеся мины, станки и щитки от пулемётов, диски и рожки от автоматов, наших и немецких. Вот этот опыт у меня есть, и о Великой Отечественной на Кавказе я мог бы написать. А про недавние войны на Кавказе — нет. Может быть, на тех перевалах Великая Отечественная для меня вытеснила любую другую войну.
29.11.2011. Владислава
В книге «Общага-на-Крови» очень подробно описывается сцена самоубийства девочки. Вы видели подобное?
С крыши общаги, где я жил, спрыгнула девушка моего друга — по другим причинам, нежели в романе, но не менее страшно и бессмысленно. С «позиции Отличника» её прыжка я не видел, я был среди тех, кто потом выбегал на балкон. Но эту гибель я пережил вместе со всей общагой. Кто утверждает, что в романе я сгустил краски, тот свою молодость пролежал в коробке, обложенный ватой.
08.04.2012. Наталия
Я знаю, что первые ваши произведения очень долго ожидали внимания издателей. Но в это время вы предпринимали какие-то активные действия или ограничивались рассылкой рукописей и ждали?
А какие у меня тогда могли быть иные активные действия, кроме рассылки рукописей? Местное книгоиздание издыхало. Денег на поездку в Москву у меня не было, знакомств в писательско-издательской среде — тоже, по телефону футболили. Даже на подержанный компьютер денег не хватало, чтобы через электронную почту попробовать. Полный загон был. Живи на учительскую тыщу пятьсот в месяц и води в походы малолетних болванов, вот и все твои возможности, писатель хренов.
10.05.2013. Оксана
Добрый день, Алексей Викторович. Прочла, что у вас дома обитает кот, сын прототипа Пуджика. У меня живёт крыс Казимир, который вот сейчас помогает мне писать этот вопрос. А ещё я очень люблю бобров и выдр, но дома не держу по понятным причинам. Так вот, как вы относитесь к домашним крысам и грызунам вообще? Благодарим за ответ. Оксана и Казимирка.
Уважаемые Оксана и Казимирка, к домашним крысам (и грызунам вообще) я отношусь ровно, сдержанно, я же на стороне котов.
12.05.2013. Лесьяр
После описания похода в «Географе» мне стало интересно: вы-то сами ходите (или ходили) в походы? Были ли у вас подобные приключения? Я сам походник, поэтому тема эта для меня животрепещущая.
В походы я ходил, и много ходил, и со школьниками, но не только с ними. Все походные злоключения, которые описаны в «Географе», имели место со мной или с моими приятелями, но, разумеется, не сразу в одном походе, а во многих, иначе можно сдохнуть. Сейчас в походы я уже не хожу — некогда, да и состояние души уже не то. В фильме показана река Усьва в районе посёлка Усьва и скалы Усьвинские Столбы (плюс ещё немного — порог Ревун на Исети) — это традиционный водный маршрут.
13.07.2013. Игорь
Сегодня впервые посмотрел фильм по вашему сценарию «Царь». По-моему, очень классный фильм, хорошая игра, костюмы. Фильм очень тяжёлый и реалистичный, причём настолько, что местами трудно даже было смотреть… Именно из-за этой реалистичности у меня вопрос. Последняя сцена совершенно неубедительна. Там, где народ не пришёл «порадоваться на радости царские», а царь сидит на пустом дворе и говорит: «Где мой народ?» Ваша мысль понятна, но вы сами верите в возможность этой сцены в реальной жизни? Даже не в XVI веке, а в XXI? Наш народ делал, делает и будет делать всё, что ему скажут. Совершенно не верится в такие тонкие душевные выводы «народа», как в фильме.
Мне не нравится фильм «Царь». Там не только финальная сцена, но и многое другое непонятно, неправильно и неубедительно. Моя сфера ответственности — книга «Летоисчисление от Иоанна». Мало кто из зрителей-читателей заметил, что фильм и книга отличаются друг от друга как «Война миров» от «Войны и мира», но это так. И про убедительность последней сцены со мной надо говорить относительно этой сцены в книге, а не в фильме.
Изредка, но случается, что «народ безмолвствует». Не является на «веселье государево». А реальная история — когда народ не пришёл смотреть на кровавые бесчинства Иоанна Грозного — случилась в Твери. Я перенёс этот сюжет в Москву, потому что неважно, где это случилось.
17.11.2013. Константин
Скажите, пожалуйста, откуда в сюжете «Географа» взялся кот Пуржик? У него был реальный «аналог»? Для чего он в книге? Почему кот, а не собака или золотая рыбка?
Кота зовут Пуджик. Это имя я взял из рассказа писателя-фантаста Сергея Другаля «Особая форма». Так на некой планете назывались некие животные-паразиты: они телепатически внушали обожание, и потом порабощённые люди с упоением обслуживали их. Так ведь в жизни и происходит. Например, мой брат утверждает, что традицию первым запускать в новый дом кота придумали коты. Какой аналог может быть коту? Кот и есть кот, он сам себе аналог, прототип, причина и следствие. Все они заодно. Для чего кот в романе? А для чего коты в жизни? Для красоты. Чтобы о боге помнили.
Какой аналог может быть коту? Кот и есть кот, он сам себе аналог, прототип, причина и следствие. Все они заодно. Для чего кот в романе? А для чего коты в жизни? Для красоты. Чтобы о боге помнили
24.03.2014. Влада
В «Географе» у Служкина есть дочь Тата, а как звучит её полное имя? Наталья или Татьяна? И ещё вопрос: когда день рожденья Служкина? По книге мне показалось что он должен быть в ноябре.
День рожденья у Служкина в ноябре, как и у меня. Мне как-то легче представить день рождения в ноябре, привык уже. А как зовут дочку у Служкина, я не знаю. Мне нравится очень милое и детское звучание имени «Тата». Но Таня она или Наташа — я почему-то так и не решил.
07.12.2015. Ирина
На одном из предметов нам задали проект про известного человека. Пожалуйста, ответьте на вопросы.
В 1987 году вы поступали на факультет журналистики Уральского государственного университета. Скажите, пожалуйста, почему вы решили уйти с данной образовательной программы?
Вы работали не только журналистом, но и преподавателем в школе и университете, а также гидом-проводником. С чем связан выбор этих профессий?
Чем отличается преподавательская деятельность в университете и в школе?
Как, по вашему мнению, добиться успеха?
Я хотел стать писателем, и мне казалось, что факультет журналистики поможет мне в этом. Увы, журналистика и писательство — разные занятия. В этих профессиях разное отношение к фактам. Когда я понял, что ошибся с выбором пути, то ушёл с журфака.
Выбор «странных работ» связан с безденежьем 90-х годов. Где была возможность работать, там и работал.
Я не работал преподавателем в университете. Я вёл творческий семинар у студентов — придумывал им литературные задания и обсуждал результаты их усилий. Эта деятельность совсем не походит на работу школьного учителя. Она не формализована.
Я не знаю, как добиться успеха. Знаю только, что нельзя изменять себе, однако очень многие добиваются успеха как раз потому, что изменяют себе.
Я не знаю, как добиться успеха. Знаю только, что нельзя изменять себе, однако очень многие добиваются успеха как раз потому, что изменяют себе
13.04.2016. Григорий
Мне хотелось бы задать вопрос о вашем образовании. Что вы изучали как искусствовед? О чем писали диплом? Почему именно искусствоведение, а не филология или история, например? Как сейчас оцениваете свой выбор? Насколько гуманитарное образование оказалось значимым для карьеры писателя?
На искусствоведение можно было поступить только по направлению из музея. Я подделал себе такое направление — «смастырил» справку, что меня посылает на учёбу музей деревянного зодчества, где якобы я работаю экскурсоводом. Поэтому сначала я занимался деревянным зодчеством, а потом как-то плавно переехал на книжную графику. Диплом писал по творчеству прекрасного художника Геннадия Калиновского.
Искусствоведение (точнее, историю искусств — так назывался факультет, когда я поступал) я выбрал, чтобы разбираться в искусстве. Ещё меня заворожила речь искусствоведов, я хотел тоже научиться словами описывать скульптуру, живопись и архитектуру — в общем, то, что видит глаз. Я и сейчас благодарен Уральскому университету за своё образование. И выбор я сделал правильный. В карьере писателя образование вряд ли чем сможет помочь, карьера — производное от способностей, удачи и связей, но как писателю образование предоставило мне свободу, потому что открыло огромный мир.
В карьере образование вряд ли чем поможет писателю. Карьера — производное от способностей, удачи и связей. Но для мировоззрения, для компетенции образование совершенно необходимо. Оно даёт свободу
23.10.2016. Дмитрий
Вы больше десяти лет писали книги в стол, но я нашёл мало подробностей об этом. Неужели за восемь лет ни одно издательство не заинтересовалось «Географом»? Каково это — писать книгу, когда неизданных уже несколько? Как вы тогда оценивали шансы на издание? Насколько сложно было выделять время на романы, если это не основная работа? Как и когда вы поняли, что стали успешным писателем, так сказать, «проснулись знаменитым»?
Да, «Географом» никто не заинтересовался. Фрагмент из «Географа» в 1997-м (кажется) году по старой дружбе опубликовал журнал «Уральский следопыт», но в то время журнал выходил с опозданием на полтора-два года, подписки уже не было, тираж был крохотный, и сам журнал сократился до двух-трёх номеров в год. Эту публикацию никто не увидел.
А потом в 2001-м (что ли) году на семинаре начинающих писателей в Малеевке этот роман разгромили как произведение человека, не знающего школу. Правда, и на семинаре роман тоже не прочитали. Чтобы определить это, я использовал хитрую уловку: в середине рукописи перепутал порядок страниц; если бы роман прочитали, то страницы разложили бы в правильном порядке — но их никто не тронул. Так что разгромили меня просто наугад.
Шансы на издание я оценивал как нулевые, но жил по принципу «делай, что должно, и будь что будет». Это правда, а не пафос. Но ощущение, что ничего не получится, очень угнетало. Хотя я не сдавался.
Писать было сложно. Я писал по вечерам, по ночам, когда работал сторожем. Рукопись «Географа» я дважды терял на работе, пришлось переписывать заново. Поэтому писал долго: «Географа» — три года, «Сердце пармы» — пять лет.
Что «всё получилось» я осознал в 2003 году, когда почти одновременно вышли «Географ» и «Парма». Заплатили мне копейки, но с моими запросами учителя этих денег мне хватало на год жизни без работы, чтобы написать ещё один роман. Так я понял, что держусь на плаву, а это главное. Это и есть успех: кормить себя любимым делом; всё остальное — уже «на верхосытку», бонус. Своего компьютера у меня тогда не было, и я не был в курсе реакции публики. Там, где я жил, продвинутая столичная пресса не продавалась, да я и не знал, например, что за журнал «Афиша» и престижно ли, когда он публикует рецензию. Так что «рубежом» успеха был гонорар, позволяющий работать дальше.
Главный критерий успеха — возможность кормить себя любимым делом. Самое большое, что мы можем заработать, получить или подарить другому, — это образ жизни
12.01.2017. Андрей
Совсем недавно познакомился с творчеством замечательного русского писателя Ивана Дроздова. После прочтения его автобиографического и антисемитского романа «Последний Иван» могу предположить, что, возможно, одной из причин того, что вас долго не печатали, является ваша национальность и фамилия. Было ли у вас такое ощущение?
Вам часто указывают на имеющиеся в ваших произведениях неточности (ляпы), которых невозможно избежать даже при наличии феноменальной памяти и богатого воображения. Как вы к этому относитесь?
У меня никогда не было такого ощущения. Причина, по которой меня не публиковали, — не злая воля евреев и не распространённая фамилия, а то, что я не москвич, пишу не про Москву и не разделяю московской системы ценностей. Если бы я жил в Москве и тёрся в литтусовке, всё срослось бы на десять лет раньше.
Вы не правы. Мне очень редко указывают на ошибки. Очень часто заявляют, что «полно ошибок», не называя ни одной конкретно. Когда заявляют огульно — это стратегия дискредитации и самовыражения, и это мне, разумеется, не нравится. Когда указывают конкретно, тогда приходится разбираться. Иной раз я, действительно, ошибся, и тут ничего не поделаешь; иной раз ошибается оппонент. Историю весьма редких споров на эту тему вы можете проследить по моим ответам на этом сайте. На фоне частого высокомерного порицания за ошибки конкретные случаи смотрятся очень репрезентативно.
Современный писатель лишён критики. Ему редко указывают на просчёты. Чаще говорят: «полно ошибок», «всё не так», но без конкретных примеров. Это стратегия дискредитации писателя для самовыражения читателя
18.02.2017. Олег
Известно, что профессиональных критиков вы не очень-то жалуете. А как вы относитесь к мнению рядовых читателей? Например, в книжных интернет-магазинах на ваши произведения написано множество любительских рецензий. Часто на таких сайтах можно ставить оценки. Так, роман «Тобол» на подобных ресурсах имеет очень высокие рейтинги. Некоторые другие ваши работы имеют более низкие оценки. Является ли это для вас каким-то показателем? Или вы не отслеживаете эти моменты?
Я не читаю отзывы, тем более не смотрю рейтинги. Иногда знакомые присылают мне какие-нибудь статьи, но это случается очень редко, да и в половине случаев статьи — примеры курьёзов.
Моя позиция не от высокомерия. Просто я отношусь к отзывам серьёзно. Мнения без аргументов не имеют смысла: романы — не еда, которую оценивают «вкусно» или «не вкусно». Мнения ради самовыражения высказывающихся нужны только им самим. А некомпетентные мнения (или мнения тех, чья компетентность не проявляется) не нужны вообще никому. А рейтинги или оценки в баллах мне неприятны, даже хорошие. Я — не школяр, который сдаёт экзамены.
Я уже давно на литературном поприще и наработал немалый опыт, зачастую горький. И очень прочно усвоил: хочешь сохранить себя — не знай, что о тебе говорят. В эпоху соцсетей к трём главным русским вопросам («Что делать?», «Кто виноват?» и «Кому на Руси жить хорошо?») добавился четвёртый: «Кто все эти люди?» Как следствие этого вопроса сформировалось новое правило жизни в тотальной публичности: «незнание — сила». Разумеется, это не призыв к невежеству, а информационный фильтр. Иначе станешь или невротиком, или бесчувственным чурбаном.
Есть три вечных русских вопроса: «Что делать?», «Кто виноват?» и «Кому на Руси жить хорошо?». В эпоху соцсетей к ним добавился четвёртый вопрос: «Кто все эти люди?»
04.05.2017. Владимир
Всегда было интересно, из каких регионов (или даже районов) и сословий происходят ваши корни. Открытая информация про Горький, Пермь и Екатеринбург — это слишком общее и обтекаемое. Занимались ли вы исследованием своей генеалогии?
Генеалогией я, в общем, не занимался. Эта наука, так сказать, не для моего сословия. Почти все мои предки — из крестьян, только одна линия из четырёх прадедовских — из мещан. Ни гербов, ни родовых летописей. Все предки — из средней полосы: Владимирщина и Нижегородский край. Оба деда — майоры Великой Отечественной.
Один дед начал войну в Брестской крепости, был фельдъегерем, майор Гаврилов отправил его с известием о нападении на Брест на девятую погранзаставу лейтенанта Кижеватова; с кижеватовцами после двухнедельной обороны дед выходил к своим по немецким тылам; бабушка с двумя детьми шла из Бреста с беженцами; дед с бабушкой встретились только в 1945-м, потому отца и назвали Виктором; он родился в Бресте, где дед снова служил после войны пограничником; потом деда перевели в Кинешму.
Другой дед был художником; в 1941-м под Москвой был пулемётчиком; потом как художник служил картографом при штабе полка; первая жена деда с двумя детьми погибла на переправе через Ладогу; после войны дед был художником в Мстёре, потом — при клубе и ткацкой фабрике в селе под Вязниками; директор фабрики женил деда на моей бабушке, чтобы дед не пил.
16.08.2018. Марина
Безумно люблю книгу «Ненастье» и очень жду её экранизации. Однако трейлер, вышедший не так давно, расстроил ужасно. Даже не из-за того, что в нём эпизоды, которых нет в книге (к такому беспределу уже привыкли), а из-за Танюши, которая скачет в электричке. В связи с этим вопрос, если только вас не сковывают обязательства: как вы относитесь к будущей экранизации?
Я верю в талант и вкус Сергея Урсуляка. Когда речь идёт об экранизации романа, я никак не вмешиваюсь в процесс. Надо доверять режиссёру и не путаться у него под ногами. (Другое дело — фильм по моему сценарию. Вот тут я настаиваю на своих решениях — или ухожу из проекта совсем, как в случае с «Тоболом».)
Понимаю ваше недоумение по поводу Танюши. Но взгляните на ситуацию шире. Танюше в романе на момент знакомства с Серёгой лет пятнадцать. Такой молодой любовницы на отечественном телевидении быть не может. Её поневоле надо было сделать постарше. Отсюда — несколько иная трактовка образа. Но главное в этом образе, мне кажется, Сергей Урсуляк и Татьяна Лялина сохранили.
И вообще. Точность соответствия первоисточнику — не главная заповедь экранизации. Куда важнее дух произведения. Так что не спешите с опасениями.
Например, «Тихий Дон» Герасимова совсем не похож на «Тихий Дон» Шолохова. У Герасимова хороший человек Гришка Мелехов не распознал победительность большевиков и за это пострадал. У Шолохова каждый человек — немного красный, немного белый, поэтому Гражданская война идёт в душе. Но оба произведения (фильм и книга) — яркие и мощные, и друг друга они не отменяют.
26.08.2018. Александр
Читаю роман «Тобол» третий раз подряд. Не хочется расставаться не только с сюжетом, но с обстановкой, с людьми, с их жизнью, поступками, мыслями и переживаниями. С неохотой думаю о том, что закончу читать и в третий раз.
Разные авторы описывают Гагарина прямо противоположно. У одних он — безоговорочно вор, стяжатель, жестоко относящийся к людям. У вас, конечно, тоже вор, даже изменник, но, помимо этого, он ещё и человек, чей вклад в развитие государства очень велик. Во многих эпизодах он представлен способным сочувствовать и переживать, проявляющим милосердие и уступчивость.
Есть ли исторические свидетельства «положительности» Гагарина?
Понимаете, в чём хитрость: инструмент писателя — образ, инструмент историка — факт. Задача писателя — сделать исторический образ таким, чтобы он не противоречил факту. Образ можно истолковывать и «положительно», и «отрицательно» — это зависит от позиции истолкователя. А факт нейтрален. Но чем больше фактов, тем адекватнее истолкование.
Исторических свидетельств «положительности» или «отрицательности» Гагарина быть не может. Есть факты, которые можно истолковать и так и эдак. Однако о Гагарине фактов (значимых) не так уж и много — Пётр распорядился уничтожить материалы о нём, и даже все портреты его были сожжены. Поэтому любой автор вправе рисовать Гагарина так, как считает правильным, лишь бы факты не были искажены и фактов было бы побольше.
Так что оценивать исторические свидетельства о «положительности» Гагарина — дело тонкое. То, что он помогал шведам, построил канал, храм и кремль, — положительные свидетельства или отрицательные? С одной стороны, шведы — враги, а строительство не принесло городу пользы; с другой стороны, шведы — тоже люди, а строительство было необходимо в логике того времени.
В основу личности Гагарина я положил не корысть, а дерзость. Гагарин ведёт себя как бизнесмен, а главная функция бизнеса — извлекать прибыль, и нельзя бизнес за это укорять. Нужно укорять государство, дозволяющее извлечение «аморальной» прибыли. Гагарина нельзя оправдать, но можно простить. И при оценке его личности надо учитывать и этику эпохи.
Инструмент писателя — образ. Инструмент историка — факт. Задача писателя-историка — сделать образ таким, чтобы он не противоречил фактам. Критерий качества исторического романа — вовсе не соответствие всем фактам, а отсутствие противоречия
23.12.2018. Алексей
В каком возрасте вы написали «Общагу-на-Крови»? Как пытались её опубликовать? Как думаете, почему не брали рукопись?
«Общагу» я писал в 1990–1992 годах, соответственно мне тогда было 20–22 года. Я отнёс её в Пермское издательство, но его тогда активно разворовывали, и ему было не до книгоиздания. Некий доброжелатель передал роман в журнал «Юность», и там его приняли, но попросили сократить вдвое. Я сократил — в этом виде «Общага» сейчас и существует; это было в 1992-м или 1993 году, не помню. Однако в последний момент готовую рукопись завернул главный редактор Андрей Дементьев. Почему — не знаю. Предполагаю, что хватало своих авторов. Больше я никуда «Общагу» не предлагал. Я и в те времена не обивал порогов.
21.01.2019. Валерий
Не секрет, что в настоящее время многие писатели на сайтах, посвященных их творчеству и как бы «персональных», активно вступают в дискуссии с читателями. Как вы считаете, негативный отзыв читателя о произведении, высказанный автору напрямую, или совет наподобие «я написал бы об этом так…» однозначно недопустимы? Или варианты критики возможны?
В подобном общении допустимо всё, что говорится вежливо и уважительно. Но есть определённые тонкости.
Автор произведения — единственный в мире человек, которому бесполезно говорить, что его произведение плохое. Автор защищает своё произведение, как мать защищает ребёнка. И это не иррациональная «слепая любовь», а норма существования в социуме. Даже если автор смиренно соглашается с критикой, он лицемерит. И автор не может вести себя иначе, если он вложил в произведение душу и работал в полную силу. Поэтому критика произведения лично автору — вещь не только бесполезная, но и бестактная. Представьте, что я пришёл к вам в гости после ремонта в квартире и говорю: «Человек ты хороший, но квартира у тебя — полный отстой». Я уверен, что вы не будете мне рады, потому что я веду себя неэтично.
Но мы говорим о критике. Оценочные суждения без аргументов (типа «полный отстой», и всё) — это вообще не критика. Точно так же не является критикой подмена объективного субъективным («лично мне не нравится, значит, это плохо для всех»).
Я в целом не верю в полезность критики лично человеку, не только себе. Благотворна правильная похвала — она заставляет развивать реальный успех в нужном направлении. А критика лишь вынуждает критикуемого упорствовать в убеждениях или заблуждениях. Я видел это по детям, когда работал в школе. Если ставишь себе цель развивать человека к лучшему, то следует не критиковать, а поправлять. Но лично я уже большой мальчик, чтобы меня поправляли в том, в чём я профессионал (разве что в несущественных мелочах). Критика автору в лицо приемлема лишь в ситуации «учитель — ученик», когда обе стороны заключили такую конвенцию. Вряд ли найдётся читатель, перед которым я признаю себя учеником в писательстве.
А интернет очень большой. В нём есть бесконечное множество площадок, на которых можно высказать любое своё мнение хоть о чём в любой форме. Единственная площадка, на которой действуют мои правила, — это мой сайт. А на нём я не хочу встречать аргументированный негатив (потому что это отталкивает меня от всех читателей сразу), тем более не хочу встречать негатив неаргументированный (потому что это бестактность и неуважение).
Чем критик отличается от литературного блогера? Если использовать пищевую метафору, то блогер говорит о вкусе блюда, а критик — о рецепте. Взяв впечатление в качестве инструмента анализа, критики уничтожили свою профессию, превратившись в блогеров
17.02.2019. Андрей
Как вам удаётся соблюсти баланс в отношении принципа «не продаётся вдохновение, но можно рукопись продать»?
Ничего сложного. Лично я никогда не «продавал вдохновения», и всё, — но нашёл себе продюсера, который умеет продавать рукописи.
03.06.2019. Александр
Неожиданной радостью стало ваше интервью Дудю. Много ли материала не вошло в показанное? Жалеете ли вы о том, что какой-то фрагмент разговора не попал в итоговый вариант, и если да, то о чём там говорили? Какое у вас сложилось о Юре впечатление, легко ли было с ним и его командой работать?
В целом наша с Юрием беседа продолжалась часов пять. Мы говорили обо всём, и Дудь оказался прекрасным собеседником: я забывал, что мы делаем интервью. И сейчас я уже не помню, о чём мы ещё говорили. Я ведь фиксировался на том, что мне говорил он, а не на том, что говорил сам, как и положено при хорошем разговоре.
Работать с Юрием — большое удовольствие. Он высокий профессионал, который строит общение точно и технично, не тратит сил и времени на пустую болтовню и ерунду. Дудь — человек умный, проницательный и тактичный (острые вопросы — не признак бестактности). Самое главное — он внутренне свободный человек, причём человек с принципами. Это большая редкость. А имидж молодого задиристого журналистика, который по наивности дёргает тигров за усы, — только образ, помогающий раскрыть собеседника. В общем, Дудь вызвал у меня глубокое уважение как человек и как мастер своего дела.
03.06.2019. Александр
Прочёл, что «в процессе работы над романом „Сердце пармы“ писатель организовал детский художественный краеведческий музей». Можно о нём чуть подробнее? Музей существует и сегодня? Есть возможность ознакомиться с его деятельностью?
Это всё переврали журналисты. В то время, когда я писал «Сердце пармы», я работал в Доме пионеров, вёл краеведческий кружок. По теории это был как бы факультатив уроков истории и географии — «история и география родного края». Но я прекрасно понимал, что дети ни шиша не запомнят. Они будут знать историю и географию (во всяком случае, родного края) только тогда, когда эти сведения станут частью их личного жизненного опыта. А лучший жизненный опыт по этой теме — маленькие туристические походики. Вот я и водил детей в эти походики. А потом на занятиях кружка дети мастерили всякие поделки на тему наших путешествий. Это лучший способ запомнить. Съездили на старую пристань — клеим из картона макеты колёсных пароходов; залезли на скалу — потом оформляем планшет с коллекцией окаменелостей; посетили исторический город — делаем макет деревянного кремля из палочек (палочки — из веника). И так далее. Постоянная выставка этих поделок для солидности называлась музеем (мы же научными исследованиями занимаемся, а не фигнёй). Никакого отношения к моему роману этот музейчик не имел. Когда руководство забрало у меня помещение, я ушёл с работы, а музей уехал на помойку.
03.06.2019. Кирилл
Я веду проект «Три факта». Своим гостям я задаю такой вопрос: расскажите о трёх значимых фактах из вашей биографии, которые повлияли на вашу жизнь.
Первый факт — первая публикация. Это была маленькая заметочка в газете «Советская Россия», а сам я был девятиклассником. Тогда моя бабушка выписывала «Советскую Россию», и в гостях у бабушки я прочитал в газете историю про самое короткое в мире письмо. Его написал Виктор Гюго, и оно состояло из одного лишь вопросительного знака. А в школе в то время мы проходили «Войну и мир», и Толстой приводил забавный случай, когда какой-то русский генерал вместо донесения прислал Кутузову чистый лист бумаги. Меня осенило: это ведь ещё более короткое письмо! Об этом я настрочил заметку в «Советскую Россию». И её напечатали. Я был потрясён. Я увидел своё послание опубликованным и понял, что стать писателем — это возможно.
Второй факт — переезд в Екатеринбург. Это случилось в 1987 году после окончания школы. Я окунулся в реальную жизнь и реальную историю. После совершенно советской и тепличной школы — вдруг митинги, гласность, рок-клуб, свобода и самостоятельность, новые девчонки, новые необычные друзья, видеосалоны, «возвращённая» литература — и так далее. Культурный шок, короче. Это время в Екатеринбурге сформировало меня как личность.
Третий факт — выход первой книги в 2003 году. Я понял, что выстоял: пробил стену невезения и стал писателем. Значит, я с самого начала был прав в отношении себя.
01.12.2019 Андрей
В интервью Дудю, вы как-то уклончиво отзываетесь о Парфёнове. У вас был конфликт? Как вы познакомились? Что дало вам это знакомство?
Я же ответил почти на все ваши вопросы в самом интервью Дудю. У меня нет конфликта с Парфёновым. Мы сделали успешный проект и разошлись, потому что слишком разные люди. Но я уважаю Леонида Геннадьевича как профессионала: он помог мне по-новому взглянуть на журналистику и телетехнологии. Я ему за это благодарен.
А познакомились мы благодаря непрофессиональной работе критика. Я не буду называть его имя, чтобы не дискредитировать достаточно популярную в книжных кругах персону.
В 2005 году «Русский Newsweek», которым тогда руководил Парфёнов, командировал одного из своих сотрудников на Урал, чтобы написать обо мне статью. Я провел с журналистом несколько дней, а потом Парфёнову был предъявлен материал, в котором меня изобразили эдаким унылым и замшелым 35-летним старичком из трущоб, которому только поездка в Москву помогла узнать, что в стране появились мобильные телефоны и интернет. Журналист утверждал, что свой рабочий день я строю по телепрограмме и живу на скудные гонорары, которые только в провинции кажутся значимыми, потому что запросы здесь стремятся к нулю.
Прочитав сей странный опус, Парфёнов позвонил мне и сказал, что очень недоволен статьёй, поэтому хочет сам взять у меня интервью. Так мы и познакомились. Эта встреча оказалась для меня очень своевременной. Я уже занимался проектом «Хребет России»: написал сценарий фильма, организовал продюсерский центр «Июль», снял пилот, нашёл миллион долларов на съёмки фильма и как раз подбирал подходящую съёмочную группу с ведущим. Ими и стали Леонид Парфёнов и его команда.
Назад: Часть пятая «Скажите, про что ваша книга?»
Дальше: Стать писателем
