Осенью 1986 г. по приглашению пекинского Геологического музея я провел в Китае около месяца. Культурная революция закончилась, но оставленные ею шрамы виднелись повсюду. Огромная коллекция окаменелостей и минералов выглядела позабытой. Не было видно ни туристов, ни школьных экскурсий, ни просто посетителей. Хорошего настроения также не было. Во время Культурной революции даже директорат музея трудился на рисовых полях.

Каждое утро меня забирал шофер в белых перчатках на “номенклатурной” машине с занавесками на окнах. У дверей музея уже ждала госпожа Чжан, мой личный переводчик. Мы шли длинными зелеными коридорами, в которых время от времени раздавался вызывающий оторопь звон расставленных вдоль стен гигантских плевательниц. Мои вечера были столь же незабываемыми. Торжественные обеды сопровождались речами и пылкими тостами.

После осмотра огромного музея я в компании палеонтолога Чжао Юэ отправился на старом черном лимузине с шофером на юг. День за днем через окна с изысканными шторками мы наблюдали удивительный мир. На протяжении многих и многих километров наш лимузин оставался единственным автомобилем на дороге с пешеходами, велосипедистами и повозками, запряженными быками. Время от времени мы переставали обсуждать бесчисленные выбоины и оползни. Местные жители приходили поглазеть (возможно, впервые) на “длинноносого”: европейца. Я чувствовал себя польщенным. Однажды нас даже подвели к деревянной платформе, нависающей над рисовым полем, и попросили облегчиться на запряженную быком повозку, готовую отправиться в путь. Отказаться было невежливо.

Наконец мы приехали в Куньмин, “город вечной весны”. Слабая пелена дыма висела над многоэтажками и просачивалась в парки на окраинах. Пейзаж с ивами и померанцем, пагодами и бамбуковыми мостиками выглядел ожившей репродукцией со старинного расписного блюда. Ежедневно в течение недели мы выезжали за город, в сторону холмов с руинами буддийских монастырей. Монастыри были пустынны и безмолвны: просто музеи с изваяниями, колоколами и фонтанами.

Цюнчжусы, Бамбуковый храм, находится по дороге к одному из мест, где были найдены чэнцзянские окаменелости. Цюнчжусы, построенный не позднее VII в., в прошлом году сгорел при пожаре. Во дворе, перед большим розовым Буддой, расположился тщедушный монах с закрытыми глазами. Каждые несколько минут он вскакивал и бил деревянным молотом по большому бронзовому котлу, звучавшему наподобие курантов. Присмотревшись, мы заметили, что котел заполнен мусором, преимущественно старыми газетами. Должно быть, это спасало барабанные перепонки. Миновав двор с гонгами и драконами, мы увидели ряд статуй в человеческий рост. Божества и демоны стояли плечом к плечу, демонстрируя целую гамму чувств – от гнева до высокомерия. Но то, что мы обнаружили сразу за углом, меня удивило больше всего. Там располагался маленький музей: десятки небольших окаменелостей, собранных на окрестных холмах и заключенных в багетные рамы. Каждое ископаемое было обозначено латиницей и иероглифами. Как это странно: окаменелости в храме! Или нет? Я задумался: а решились бы протестанты почтить историю жизни таким вот образом?