Одна из самых любопытных особенностей чэнцзянской биоты – не то, что здесь нашлось, а то, чего здесь не оказалось. Кажется странным отсутствие кольчатых червей: предков дождевых червей и морских пескожилов. Мы привыкли считать этих животных непременными участниками животного мира. И они обнаруживаются в больших количествах в Британской Колумбии, в сланцах Берджес (которые моложе чэнцзянских пород) в виде ископаемых канадии (Canadia) и берджессохеты (Burgessochaeta). Трудно сдержать улыбку при виде этих разодетых окаменелостей. Канадия, скорее всего, выглядела как червь в платье с множеством рюшей, оборок и складок (рис. 4).

Рис. 4. Древний червь в платье. Здесь я изобразил реконструкцию канадии из сланцев Берджес (средний кембрий, ок. 505 млн лет) в Британской Колумбии. Эта окаменелость обычно имеет длину 2–3 см. Здесь она представлена в виде многощетинкового червя и дополнена простыми глазами и пучками щетинок. Канадия является одним из самых древних представителей таксономической группы кольчатые черви, включающей, например, дождевых червей и нереид.

В Чэнцзяне, однако, никаких признаков древних червей в платьях не нашлось. Самым распространенным ископаемым здесь является параселькиркия (Paraselkirkia), очень напоминающая, гм, детородный орган с надетым на него презервативом. Головка-луковица, украшенная остроконечным шлемом, переходит в длинное морщинистое тело, защищенное эластичной органической оболочкой. По мнению Саймона Конвей-Морриса из Кембриджа (помимо прочего, он признанный эксперт по пенисоподобным ископаемым червям), параселькиркия не является настоящим кольчатым червем, а относится к приапулидам (Priapulida).

Следует признать, что многие представители старшей чэнцзянской биоты (но не канадия) внешне очень похожи на представителей более молодой биоты из сланцев Берджес из Канады. В Чэнцзяне даже нашлась жутковатая галлюцигения (Hallucigenia), в 1970-х гг. ставшая настоящей знаменитостью. Каждое Рождество на заседании Палеонтологической ассоциации в Англии мы, бывало, узнавали о новых открытиях, сделанных кембриджской группой Гарри Уиттингтона. Ходили даже слухи, что они заключили договор с дьяволом в обмен на возможность открывать новые необыкновенные таксономические группы.

Как бы там ни было, галлюцигения сделала поразительную карьеру. Кульминацией стало заявление о “большом надувательстве сланцев Берджес” в книге “Чудесная жизнь”. (Она до сих пор полезна, особенно для успокоения непослушных детей перед сном.) Знаменитый Стивен Джей Гулд с нежностью описывает легион кембрийских чудовищ.

По мнению Гулда, в кембрийском периоде разнообразие планов строения тела в различных группах животных было значительно шире нынешнего. Но случайные события со временем уменьшили разнообразие, и теперь мы наблюдаем уцелевших счастливчиков. Иными словами, наши собственные предки не то чтобы приспособились к окружающей среде, а просто оказались удачливее. Но экстраординарные заявления требуют таких же доказательств, и Гулд, похоже, мог совершить серьезную ошибку. Когда он писал свою книгу, “большой пузырь” уже был готов лопнуть, и маленькая галлюцигения сыграла в этом одну из главных ролей.

Внимательно рассмотрим галлюцигению, чтобы вспомнить, как в прошлом столетии изменялся взгляд на нее. Галлюцигения выглядит почти как раздавленная сапогом гусеница на садовой дорожке. Удлиненное тело разделено на сегменты и снабжено семью парами мягких конечностей. Подобно гусенице современного шелкопряда, на спине почти столько же пар острых шипов, сколько ножек под брюхом. Шипы, возможно, помогали галлюцигении защищаться, как и нынешним гусеницам. Все это мы знаем, поскольку имеем прекрасно сохранившийся чэнцзянский материал. Но это было не столь очевидно, когда ученые располагали лишь окаменелостями (менее удачными) из сланцев Берджес. Поэтому в 1911 г. американский геолог Чарльз Уолкотт ошибочно отнес галлюцигению к многощетинковым червям, к которым относилась и канадия. Так галлюцигения стала еще одним червем – забытой и нелюбимой спящей (в ящиках Королевского музея Онтарио в Торонто и Смитсоновском институте в Вашингтоне) красавицей. Это продолжалось до 1970-х гг.

В 1970-х на смену хиппи пришли панки и металлисты, но все вокруг еще живо напоминало о временах хиппи, и шипастое ископаемое назвали галлюцигенией. Саймон Конвей-Моррис в Кембридже реконструировал его и вверх ногами, и перепутав передний и задний конец. Итог озадачивал. Согласно этой реконструкции выходило, что животное передвигалось на длинных ногах-ходулях (в реальности они располагались на спине), в которых были полости с маленькими отверстиями. Предполагалось, что передние конечности доставляли пищу ко рту (но то, что принималось за голову, оказалось задней частью тела). Теперь галлюцигения уже не была старомодной принцессой. Она предстала истинной бунтаркой, особенно если вспомнить ее шипы. К счастью, шведский палеонтолог Ларс Рамскольд избавил мир от кошмара. Оказалось, что галлюцигения – всего-навсего бархатный червь (онихофора), похожий на современного перипатуса (Peripatus), но снабженный изящными шипами на спине и маленькими ногами, на которых можно танцевать. Походка галлюцигении также (всего за несколько недель переосмысления) эволюционировала от панковских прыжков до задумчивой румбы.

Рис. 5. Бархатный червь. Это моя реконструкция микродиктиона (Microdictyon) из раннекембрийской (ок. 520 млн лет) чэнцзянской биоты. Длина окаменелости обычно 2–3 см. Такие окаменелости чаще всего сохраняются в виде изолированных фосфатных пластин (несколько миллиметров в поперечнике и слегка напоминают глаз трилобита). В чэнцзянской биоте эти фосфатные пластины также встречаются парами (вверху) и являются частью дорсальной брони существа, которое можно реконструировать как гусеничного бархатного червя (внизу). По сравнению с микродиктионом у галлюцигении были более простые и заостренные пластины. Оба они – старейшие из известных бархатных червей надтипа лобоподы (Lobopoda).

В чэнцзянской биоте стали появляться и другие бархатные черви, в том числе микродиктион (Microdictyon), у которого шипы, похожие на шипы галлюцигении, превратились в огромные ложные глаза. Вероятно, это пример мимикрии для защиты от хищников (рис. 5). Палеонтологи отреагировали незамедлительно. Сами по себе окаменелости из сланцев Берджес не были странными. Странной была философия их реконструкции, если так можно выразиться. Когда Гулд мечтал о галлюцигении, остальные с грустью наблюдали, как рушится миф о сланцах Берджес. Один за другим таинственные создания приобретали знакомые черты. Ричард Форти съязвил тогда: “В биоте из сланцев Берджес нет никого страннее артемий и безумнее усоногих раков. Старый хлам”. Или что-то в этом роде.