Глава 9
АРТЕРИЯ
Дюваль оглядывался с ликующим видом.
— Вы только представьте, — сказал он, — Мы — в человеческом теле! В артерии! Оуэнс, дорогой! Выключите внутреннее освещение! Давайте посмотрим на творение рук Господних.
Внутреннее освещение погасло, но снаружи, как оказалось, струилось какое-то призрачное сияние — отраженный свет крохотных бортовых огней, расположенных вдоль всего корпуса судна.
Оуэнс позволил «Протею» нестись по течению кровяной реки, что создавало ощущение неподвижности корабля.
— Можете отстегнуть ремни, — сказал капитан.
Д юваль и Кора освободились от своих в мгновение ока. Они бросились к иллюминатору, трепеща от восторга. Микаэлс вел себя более сдержанно. Он искоса посмотрел на этих двоих, затем склонился над своими картами и начал пристально изучать их.
— Поразительная точность, — заметил он.
— А что, разве мы могли попасть мимо артерии? — удивился Грант.
Несколько мгновений Микаэлс отрешенно глядел на Гранта, потом очнулся:
— Э-э… нет! Это исключено. Но мы могли проскочить мимо разветвления общей сонной артерии, а обратно, против течения, выбраться не получилось бы, так что пришлось бы терять время на поиск обходных, не таких удобных подходов к тромбу. А так корабль находится именно в той точке, где мы и планировали. — Его голос дрожал.
Грант приободрился.
— Похоже, пока все идет хорошо.
— Да. — Микаэлс помолчал, потом забубнил: — Из этой точки мы, принимая во внимание легкость проникновения, скорость и направление течения крови, прибудем в конечный пункт экспедиции с минимальными задержками.
— Ну что ж, отлично, — кивнул Грант и повернулся к окну. Почти сразу же он замер, очарованный открывшимся зрелищем.
Противоположная стенка артерии находилась примерно в полумиле, она искрилась и вспыхивала янтарными брызгами, поскольку ее постоянно заслоняла туча разнообразных объектов, плававших вокруг судна.
Перед ними раскинулся самый диковинный аквариум из всех на свете, полный не рыбы, а удивительных частичек, так и кишевших перед глазами. Чаще всего встречались большие штуки, похожие на резиновые колеса, приплюснутые по центру, но без привычного отверстия. Каждое «колесо» было в два раза больше субмарины, они сияли пульсирующим светом, словно граненые бриллианты, а сами были ярко-оранжевого цвета.
— Цвет у них несколько другой, — сказал Дюваль, — Если бы было возможно увеличить световые волны, идущие от корабля, и уменьшить свет отраженный, картина бы изменилась. Жаль, что отражение неточное.
— Вы правы, доктор, — отозвался Оуэнс, — и труды Джонсона и Антониани свидетельствуют, что такая операция вполне реальна. К сожалению, техника эта нова, но, даже если бы подобные опыты уже проводились, мы все равно не успели бы установить эти аппараты на корабль за последнюю ночь.
— Понятное дело, — проворчал Дюваль.
— Ну и что, что отражение неточно, — с благоговением в голосе проговорил Грант, — оно все равно прекрасно. Эти штуковины похожи на мягкие сплющенные камеры, которые прокатились по звездам и раздавили их в звездную пыль.
— Собственно, это не что иное, как красные кровяные тельца, — пояснил Гранту Микаэлс. — В массе своей они кажутся красными, а по одному — оранжевые. Те, что вы видите, только что из сердца, они несут запас кислорода к голове и, в частности, к мозгу.
Очарованный Грант не мог оторвать глаз от окна. Кроме оранжевых колес там плавали и меньшие предметы, например полным-полно было плоских «тарелочек». «Тромбоциты, кровяные пластинки», — подумал Грант. У него из памяти еще не совсем выветрился курс анатомии, который они проходили в колледже.
Одна из кровяных пластинок проплыла так близко от иллюминатора, что Грант с трудом удержался от рефлекторного желания протянуть руку и пощупать ее. Она двигалась очень медленно, повисла на мгновение рядом с кораблем, некоторое время они шли рядом, а потом частица отплыла, оставив за собой шлейф осколков, которые тут же налипли на стекло, — постепенно их смыло.
— Она не разбилась? — спросил Грант.
— Нет, — ответил Микаэлс, — Если бы это произошло, то вокруг вполне мог бы образоваться маленький тромб. Надеюсь, слишком крохотный, чтобы представлять опасность для здоровья Бинеса. Если бы мы были больше, мы бы натворили тут дел… Смотрите!
Грант повернулся в сторону, куда показывал пальцем Микаэлс. Он увидел маленькие продолговатые объекты, какие-то бесформенные кусочки и кровяные тельца, кровяные тельца, кровяные тельца. Потом он заметил то, на что обратил внимание Микаэлс.
Это был громадный пульсирующий молочно-белый объект. Он был зернистый, и в его молочной белизне проступало темное мерцание — «вспышки» настолько пронзительного черного света, что они слепили глаза своим ярким не-светом.
Внутри этого странного объекта виднелись более темные области, словно там заключались какие-то неподвижные предметы, покрытые молочно-белой оболочкой. Форму этой оболочки определить было трудно, но внезапно из этой оболочки протянулся к стенке артерии белый отросток, и вся масса быстро перетекла по нему. Ее мерцание пригасло, заглушенное сиянием более близких объектов, вокруг завертелись разнообразные частицы…
— Что это было? — спросил Грант.
— Конечно, белая кровяная клетка — лейкоцит, или фагоцит. Их не так уж и много, по крайней мере по сравнению с красными тельцами. На одну белую приходится приблизительно шестьсот пятьдесят красных. Зато белые намного крупнее и могут передвигаться в любом направлении. Некоторые из них даже могут выбираться из кровеносных сосудов. Страшненькие штучки, это видно с первого взгляда. Мне не хотелось бы подходить к ним близко.
— Кажется, их называют санитарами организма?
— Именно. Мы, конечно, величиной с бактерию, но обшивка нашего корабля металлическая, а не полисахаридная. Будем надеяться, что белые клетки поймут разницу, и, поскольку мы не приносим вреда окружающей среде, они нас не тронут.
Грант постарался не выхватывать взглядом каждую отдельную клетку за иллюминатором, а вобрать впечатление от всей картины целиком. Он отступил немного назад и прищурился.
Танец! Каждая частица трепетала на своем месте. И чем меньше клетка, тем сильнее ее била дрожь. Вся панорама походила на грандиозный и непостижимый танец, поставленный безумным хореографом, который заставлял танцоров трястись в постоянной и сумасшедшей тарантелле.
Грант закрыл глаза.
— Чувствуете? Ну, я имею в виду броуновское движение.
— Да, чувствуется, — согласился Оуэнс. — Не так уж и сильно, как я опасался. Состав крови более плотный, чем изотонический раствор, в котором мы были, и ее плотность гасит хаотичное движение молекул.
Грант ощущал, как под его ногами судно качалось то в одну, то в другую сторону, но очень мягко, а не резко, как тогда, в шприце. Кровь густая и вязкая из-за высокого содержания белков. Откуда-то из глубин памяти Гранта выплыла фраза «белок плазмы». Именно он смягчал удары молекул солей о судно.
Неплохо, неплохо. Грант приободрился. Вполне вероятно, что все пройдет удачно.
— Предлагаю всем вернуться на свои места, — сказал Оуэнс. — Мы приближаемся к разветвлению артерии, и нам предстоит совершить крутой поворот.
Все расселись по креслам, по-прежнему не сводя глаз с удивительных пейзажей, которые разворачивались за иллюминаторами.
— Какая жалость, что у нас так мало времени, — вздохнула Кора. — Доктор Дюваль, а это что такое?
Мимо проплывало прямо-таки созвездие крохотных частиц, слипшихся в спиралевидную трубку. За ним проследовало еще несколько подобных образований, в движении они попеременно расширялись и съеживались.
— Ой, — удивился Дюваль, — я не могу понять, что это!
— Наверное, вирус, — предположила Кора.
— По-моему, великоваты они для вирусов, да и не похожи ни на один, что мне приходилось видеть… Оуэнс, у нас есть оборудование для взятия проб?
— Мы можем выйти из субмарины, если понадобится, доктор, но останавливаться, чтобы взять пробы, мы не станем.
— Послушайте, другого шанса у нас не будет. — Дюваль порывисто вскочил. — Нужно взять кусочек для экспериментов! Мисс Петерсон, вы…
— У нас есть задание, доктор, — прервал его Оуэнс.
— Какая разница… — начал Дюваль, но в эту минуту на его плечо легла тяжелая рука Гранта.
— Если вы не против, доктор, — сказал Грант, — мы оставим эту тему. У нас есть дело, и мы не будем останавливаться, чтобы что-то подобрать, мы не будем поворачивать, чтобы что-то подобрать, и мы не будем тормозить, опять-таки чтобы что-то там подобрать. Уясните это раз и навсегда, и давайте прекратим бесполезный спор.
В неверном мерцающем свете, отраженном от ближней стенки артерии, было заметно, как нахмурился Дюваль.
— Ладно, — мрачно проворчал он, — все равно они уже уплыли.
Вмешалась Кора:
— Когда мы выполним нашу миссию, доктор Дюваль, откроются безграничные возможности для миниатюризации на какой угодно срок. Мы сможем принять участие в настоящих исследовательских экспедициях.
— Да, похоже, что вы правы.
— Справа — стенка артерии, — сказал Оуэнс.
«Протей» совершил долгий и осторожный поворот, и стенка снова отодвинулась на сотню футов. Волнистая янтарная поверхность эндотелия, составляющего внутренний слой артериальной стенки, стала видна до мелочей.
— Эх, — сказал Дюваль, — какая возможность выявлять атеросклероз сосудов! Можно пересчитать все склеротические бляшки по пальцам.
— Их тоже можно будет уничтожать, правда? — спросил Грант.
— Конечно. Если наше путешествие пройдет удачно. Можно будет направлять субмарину для очистки закупоренных сосудов, разрушать и счищать тромбы… Хотя вообще-то дороговато обойдется.
— Наверное, это можно будет автоматизировать, — предположил Грант, — Например, посылать для уборки в сосудах уменьшенных домашних роботов. Или какого-нибудь крепкого парня с соответствующим снаряжением. Работки будет невпроворот.
Они снова подошли к стенке артерии, и корабль начало качать от бурления крови возле нее. Подняв голову, можно было увидеть, как стена уносилась так высоко вверх, что казалось, она тянется вертикально мили и мили, прежде чем начинает закругляться.
— Если вытянуть кровеносную систему в линию, включая даже самые мелкие сосуды, получится нить длиной в сотни тысяч миль, — сказал Микаэлс.
— Неплохо, — согласился Грант. — Сотни тысяч миль в нормальном состоянии, не уменьшенном. Сейчас, учитывая наши размеры, это… — он помолчал, подсчитывая, — более трех триллионов миль в длину — половина светового года. Чтобы уменьшенными проплыть через каждый кровеносный сосуд Бинеса, нам понадобится время, равное продолжительности полета к не самой близкой звезде.
Он поглядел вокруг и поежился. Ни прежние успехи в продвижении, ни окружающая красота не помогали ему обрести душевное равновесие.
Грант постарался придать голосу бодрости.
— По крайней мере, броуновское движение не такое уж и страшное, — выпалил он.
— Нет, — сказал Микаэлс. Потом добавил: — Я вел себя не слишком хорошо тогда, когда мы в первый раз обсуждали силу броуновского движения.
— Как и Дюваль, когда ему заблагорассудилось прогуляться за образцами. Но мне и не кажется, что все мы ведем себя слишком уж хорошо.
Микаэлс сглотнул.
— Как это было эгоистично со стороны Дюваля — настаивать на остановке для взятия проб!
Он покачал головой и повернулся к картам, разложенным на полукруглом столе возле одной из стен. Эти карты и движущаяся по ним точка света были уменьшенной копией, выведенной на мощные мониторы операционной там, наверху, и еще одна уменьшенная копия светилась на экране в куполе Оуэнса. Микаэлс спросил:
— Какая у нас скорость, Оуэнс?
— Пятнадцать узлов, по нашим пропорциям.
— Ну ясно, что по нашим пропорциям, — проворчал Микаэлс. Он вынул из коробочки логарифмическую линейку и что-
юз то быстро подсчитал, — Мы будем возле разветвления через две минуты. Когда будете поворачивать, держитесь от стенки на таком же расстоянии. Тогда мы свободно пройдем в середину сосуда и без проблем попадем в капиллярную сеть. Понятно?
— Вполне!
Грант ждал, все время поглядывая в иллюминатор. На мгновение он уловил тень профиля Коры, но зрелище, открывающееся за окном, приковало его внимание сильнее, чем даже изящный изгиб ее подбородка.
Две минуты? Не так уж долго… Это в их растянутом восприятии времени? Или соответственно хронометру? Грант повернул голову, чтобы свериться с циферблатом. На нем горело «пятьдесят шесть», но тут же это число померкло и очень неохотно зачернело «пятьдесят пять».
Корабль внезапно дернулся, да так, что Грант едва не вылетел из своего кресла.
— Оуэнс! — заорал он. — Что случилось?
— Мы что, во что-то врезались? — спросил Дюваль.
С трудом держась на ногах, Грант добрался до лесенки и вскарабкался наверх.
— Что-то не так? — спросил он капитана.
— Не знаю. — Лицо Оуэнса превратилось в застывшую от напряжения маску. — Корабль потерял управление.
Снизу зазвенел яростный окрик Микаэлса:
— Капитан Оуэнс, скорректируйте курс. Мы идем на стенку.
— Знаю! — огрызнулся Оуэнс. — Похоже, нас подхватило какое-то сильное течение.
— Попробуй снова, — сказал Грант, — Выжми из машины все, на что она способна.
Он спустился вниз и, прислонившись спиной к лестнице, чтобы устоять на ногах от сильных рывков судна, спросил:
— Откуда здесь такое течение? Разве мы не движемся со скоростью потока крови?
— Да, — страстно подтвердил Микаэлс, черты его лица заострились, — Здесь не может быть ничего притягивающего нас так сильно, — Он показал на иллюминатор, за которым виднелась стенка артерии, быстро надвигавшаяся на корабль, — Наверное, что-то разладилось с управлением. Если мы налетим на стенку и прорвем ее, вокруг нас образуется тромб и мы оста-немея торчать на месте или за нас примутся белые кровяные тельца.
— Но в закрытой системе это невозможно, — возразил Дюваль. — Законы гидродинамики…
— Закрытая система? — Микаэлс высоко поднял брови. Он с трудом доковылял до своего кресла и упал в него с легким стоном. — Бесполезно, нужно большее увеличение карт, а откуда я его возьму? Оуэнс, держитесь подальше от стенки.
— Стараюсь! — рявкнул Оуэнс. — Я же сказал, что не могу бороться с этим чертовым течением.
— Тогда не старайся идти против него! — крикнул ему Грант. — Пусть корабль идет, как ему вздумается, а сам направь все силы, чтобы держаться параллельно стенке артерии.
Они подошли уже так близко, что видели все детали стенки. Волокна соединительной ткани, которые служили основной опорой, походили на строительные фермы, скорее даже на готические арки, желтые и блестящие, словно их тонкая поверхность была смазана жиром.
Упругие волокна соединительной ткани растягивались, расходились в стороны — при этом просвет сосуда расширялся, — замирали в таком положении на какое-то мгновение и снова сжимались, и тогда стенка артерии уплотнялась и даже собиралась в складки. Гранту не нужно было даже спрашивать, чтобы понять, что он видит пульсацию артериальных стенок под действием толчков крови, которую порциями выбрасывает сердце с каждым сокращением своих камер.
Корабль трясло все сильнее и сильнее. Стенка артерии была уже совсем близко, и стало видно, что она вовсе не гладкая, а неровная и шероховатая. Волокна соединительной ткани распались на отдельные клетки, словно они противостояли долгое время яростному потоку и постепенно кровь размыла и выщербила их. Они извивались, как тросы гигантского моста, проносились мимо иллюминатора и исчезали во влажной мгле, их желтый блеск тускнел, когда на них переставал падать свет корабельных прожекторов.
С каждым следующим поворотом Кора пронзительно визжала от ужаса.
— Осторожней, Оуэнс! — крикнул Микаэлс.
— Артерия повреждена… — пробормотал Дюваль.
Но течение обогнуло живую опору и утянуло за собой корабль, который заложил такой крутой вираж, что всех опрокинуло влево.
Грант пребольно стукнулся о стенку судна левой рукой, но тут же подхватил Кору правой и помог удержаться на месте. Задрав голову, он пытался разглядеть, что творится за бортом.
— Водоворот! — закричал он, — Все по местам! Немедленно пристегнуться!
Разные частички, отпавшие от красных телец, на мгновение недвижимо зависли за стеклом, поскольку оказались втянуты в тот же водоворот, а стенки сосуда слились в желтую бесформенную массу.
Дюваль и Микаэлс допрыгнули до своих кресел и затянули ремни.
— Впереди — ад кромешный! — крикнул Оуэнс.
Грант быстро подтолкнул Кору.
— Давайте пробирайтесь к креслу.
— Я стараюсь, — прошипела она.
Отчаявшись из-за невозможности сделать и шага по кораблю, который швыряло во все стороны, Грант толкнул Кору в кресло и потом уже дотянулся до ее ремней.
Но было поздно. Субмарину захватил водоворот и закружил с неистовой силой, словно праздничная карусель.
Грант только благодаря своим рефлексам успел ухватиться за подпорку и обернулся посмотреть, как там Кора. Ее сбросило на пол. Она цеплялась пальцами за ручку кресла, но долго это продолжаться не могло.
Не удержится, понял Грант и отчаянно потянулся ей на помощь. Но между ними оставался еще добрый фут. Когда он таки дотянулся до нее, его рука начала соскальзывать с подпорки.
Дюваль беспомощно барахтался в своем кресле, но центробежная сила сводила его попытки на нет.
— Держитесь, мисс Петерсон. Я попробую помочь вам!
Наконец ему удалось дотянуться до ремней, а Микаэлс и Оуэнс, распятые в своих креслах, застывшими взглядами следили за разворачивающимися событиями, но помочь никак не могли.
Левая нога Коры оторвалась от пола под действием центробежного эффекта.
— Я не могу…
Другого выхода не было, и Грант отпустил подпорку. Его потащило по полу, но он зацепился ногой за подставку кресла, отчего его дернуло с такой силой, что чуть не вышибло дух, но он ухватился левой рукой за кресло, а правой — за запястье Коры как раз в то мгновение, когда ее пальцы разжались.
«Протей» вращался все быстрей, так что казалось, словно он парит в воздухе и вот-вот перевернется. Грант не удержался в такой неудобной позе, его нога выскользнула из-под подставки, и многострадальная левая рука, которая все еще побаливала после предыдущего удара о стенку, приняла на себя добавочный вес. Гранту на миг показалась, что рука не выдержит и сломается. Боль была жуткая. В ужасе Кора впилась пальцами в его плечо, едва не стянув с него форму.
— Хоть кто-нибудь… — прохрипел Грант, — понимает, что происходит?
Дюваль, все еще безуспешно боровшийся со своим ремнем, сказал:
— Это шунт… Артериально-венозный шунт, фистула.
С трудом подняв голову, Грант посмотрел за окно. Поврежденная стенка артерии осталась далеко вверху. Желтое сияние угасло, вокруг виднелась бугристая поверхность мрачного ущелья. Она уходила вглубь и ввысь, насколько хватало взгляда, в эту пропасть ухали эритроциты и другие кровяные частицы. Даже огромные устрашающие туши белых телец быстро проваливались вниз.
— Еще минутку, — хрипел Грант, — Еще одну минутку, Кора!
Он шептал это больше для себя, для своей израненной и горящей руки.
Судно внезапно затрясло, отчего Грант едва не потерял сознание, а потом их падение начало постепенно замедляться, пока корабль не остановился совсем.
Грант отпустил кресло и немного полежал, тяжело дыша. Кора опустилась на колени, но вскоре поднялась на ноги.
Дюваль наконец отцепился от кресла.
— Мистер Грант, с вами все в порядке? — Он склонился над едва живым Грантом.
Кора присела с другой стороны, осторожно дотронувшись До его больной руки, вероятно, чтобы помассировать ее.
— Не трогайте, — прошипел Грант сквозь зубы, морщась от боли.
— Сломана? — спросил Дюваль.
— Не знаю. — Медленно и осторожно он попытался согнуть руку. Потом взялся за левый бицепс и сжал его. — Кажется, нет. Но даже если перелома нет, я смогу ею работать только через несколько недель.
Микаэлс тоже встал из своего кресла. Огромное облегчение исказило его лицо до неузнаваемости.
— Мы сделали это! Сделали! Мы не развалились на куски! Как там, Оуэнс?
— Думаю, все в порядке, — ответил Оуэнс, — Ни одна аварийная лампочка не светится. «Протей» попал в такую переделку, что мы даже не предполагали, и выдержал!
В его голосе сквозила гордость за себя и свой корабль.
Кора все еще растерянно стояла над Грантом.
— У вас кровь! — пораженно сказала она.
— У меня? Где?
— На боку. Форма вся в крови.
— Ах это. На Той стороне у меня были небольшие сложности. А это просто пластырь отклеился. Честно говоря, это не рана, а просто царапина. Немножко крови, и ничего больше.
Кора встревоженно посмотрела на него, потом расстегнула его форму.
— Сядьте, — попросила она. — Пожалуйста, постарайтесь сесть.
Она подхватила его под мышки и помогла сесть, потом стянула рукав формы с его левой руки, действуя с профессиональной осторожностью.
— Я позабочусь о вас, — сказала она. — И еще… Спасибо. Конечно, это ужасно неравнозначная услуга, но все равно. Спасибо.
— Ну, в следующий раз сделайте для меня то же самое, идет? Помогите добраться до кресла, ладно?
Он попытался подняться. Кора помогала ему с одной стороны, Микаэлс — с другой. Дюваль, глянув в их сторону, отошел к иллюминатору.
— Так что же случилось? — спросил Грант.
— Артериально-веноз… — начал Микаэлс. — Гм, давайте так. Между артерией и небольшой веной образовался проход. Иногда это случается, в результате физической травмы например. Полагаю, с Бинесом это произошло в результате удара, который он получил в машине. Это, несомненно, дефект, нарушение, но в данном случае неопасное, поскольку его размеры микроскопичны. Такой вот крохотный водоворотик.
— Ничего себе крохотный!
— При наших размерах он кажется, конечно, гигантским водоворотом.
— А разве его не было на ваших картах кровеносной системы, Микаэлс? — спросил Грант.
— Должен быть. Я, наверное, смогу отыскать его на корабельных картах, если сильно увеличу их. Дело в том, что на разработки мне предоставили три часа, вот я и пропустил его в спешке. Нет мне прощения.
— Ладно, — сказал Грант. — Просто времени у нас уйдет немного побольше. Составьте альтернативный маршрут, и Оуэнс поведет нас дальше. Сколько у нас времени, капитан? — Он автоматически посмотрел на хронометр. На циферблате стояло «пятьдесят два».
Тут же Оуэнс отозвался:
— Пятьдесят две минуты.
— Времени вагон, — обрадовался Грант.
Микаэлс смотрел на Гранта широко раскрытыми глазами.
— Время ни при чем, Грант, — сказал он, — Вы еще не поняли, что произошло. Мы проиграли. Все кончено. Мы не сумеем вернуться к тромбу, разве вы не понимаете? Нужно попросить, чтобы нас извлекли из тела.
Кора пришла в ужас.
— Но ведь корабль смогут уменьшить снова только через несколько дней. Бинес умрет!
— А что делать? Мы движемся сейчас в яремную вену. Мы не сможем подняться к артерии, течение слишком сильное, даже если попробовать проскочить между двумя ударами сердца. Единственный путь к цели — по вене и сквозь сердце, а это чистое самоубийство!
— Вы уверены? — ошеломленно спросил Грант.
— Он прав, Грант, — сказал Оуэнс усталым и надтреснутым голосом, — Все кончено.
