Неважно, где на ферме Нотеков работал Рон, ему приходилось всегда быть настороже. Как только Шелли его звала, он бросал все дела и спешил к ней.

Если по какой-то причине Рон не отзывался сразу, Шелли приходила в неистовство. Она стояла разъяренная и грозила ему кулаком. Жилы у нее на шее вздувались, а глаза щурились.

– Лучше тебе поторопиться, если я тебя зову!

Рон в панике кидался ей навстречу.

– Уже бегу, Шелли, дорогуша!

От перепуганного голоса Рона у Тори бежали по спине мурашки.

«Это был один из самых страшных звуков, какие мне только приходилось слышать, – ежилась Тори, вспоминая об этом много лет спустя. – Он словно умирал каждое мгновение, когда это произносил. Как будто слова «Шелли, дорогуша» были последними в его жизни. Столько в них было поспешности, столько страха!»

Держать его в напряжении и страхе входило в отработанную тактику Шелли по «исправлению». Унижение тоже было ее неотъемлемой частью.

Однажды, когда Рон сидел с ними вместе в гостиной, Шелли отозвала Тори в сторонку.

– Ты знала, что у Рона был ребенок?

Тори искоса глянула на Рона. Он отвел глаза.

– Во Вьетнаме, – продолжала Шелли. – Девушка забеременела от него и родила. Да, прекрасного малыша. Но Рон, этот гаденыш, ничего не сделал, чтобы помочь ребенку, и тот умер. Наверное, так для него было лучше. Кто захотел бы иметь такого отца?

Тори снова поглядела на Рона, который сидел, весь сжавшись.

– Рон – хороший человек, мама.

Лицо Шелли вспыхнуло, глаза сощурились.

– Тори, ты ничего о нем не знаешь! – рявкнула она. – Он отвратителен, и двух мнений тут быть не может.

Рон трусливо жался в угол, пока она кляла его на разные лады. Обвиняла в том, что он жирный, что он гей, что по собственной вине лишился своего трейлера. Осыпала всеми известными ругательствами. А потом прибегла к своему излюбленному приему – поставила под вопрос его преданность ей и Тори.

– Ты нисколько не беспокоишься о нас, Рон. Тебе наплевать. Достаточно посмотреть, как ты выполняешь работу по дому. Как будто делаешь нам одолжение. Ты здоровый мужик, а ведешь себя как тряпка. Ты нисколько нас не любишь. Просто пользуешься. Вот кто ты на самом деле – жирный грязный подлипала.

Иногда она вспоминала о его интересе к египтологии и использовала это в свою пользу.

– Рон, твоим богам противно на тебя смотреть. Да-да! Ты пойдешь прямиком в ад, поганый маленький сморчок.

«Я смотрела на него и видела, как капля по капле она высасывает из него жизнь», – рассказывала Тори позднее. В то время она была слишком маленькой, чтобы заметить параллели между происходившим с Роном и с Кэти, но понимала, что с тех пор, как Рон к ним переехал, он стал другим человеком. «Он больше не смеялся. И не плакал. Просто сидел и молчал».