Оставшись в доме одна, Тори поняла, что попалась.

Как только Сэми уехала в колледж, Шелли сосредоточилась на младшей дочери. К кое-каким своим излюбленным приемам она прибегала и до того, как Сэми уехала от них, но это еще можно было терпеть. С самого начала школы Тори задавалась вопросом, не сходит ли с ума, потому что постоянно теряла тетради с домашней работой.

– Мама, ты не видела мою тетрадку?

Нет, Шелли не видела.

– Я помню, что положила ее на стол, но теперь ее там нет.

Шелли пронзала ее взглядом.

– Тогда пойди и посмотри еще раз.

«Мама странная, – думала Тори. – Но мать есть мать».

Тори сильно страдала от того, что редко виделась с отцом. Когда он приезжал на выходные, то был очень усталый, но все равно проводил с ней время и придумывал совместные занятия. У нее сохранилась масса приятных воспоминаний, связанных с ним, – пускай это были самые обычные мелочи, вроде сидения за телевизором или рыбалки на речке. Тем не менее иногда ей казалось, что без него ей легче. И дело было не в том, что Тори не хотелось быть с отцом рядом. Просто, как только он оказывался дома, мать устраивала скандал. Кричала на него, оскорбляла. Кидалась всем, что под руку попадется. Угрожала. Обзывала на разные лады. Какому ребенку захочется это слушать?

«Я помню, что маленькой очень радовалась, когда папа приезжал домой, – говорила Тори позднее, – но со временем, когда я стала старше, точнее, уже подростком, я перестала его ждать, потому что они только и делали, что ругались… Пару раз бывали хорошие дни, мы даже успевали поиграть в видеоигры… Пожалуй, пока я была маленькой, он был для меня очень хорошим отцом, просто их отношения постепенно испортились. Но я знаю, он очень меня любил».

Тори не могла вспомнить ни единого раза, когда ссору затеял бы Дэйв. Инициатором всегда выступала Шелли.

– Где твой чертов зарплатный чек, Дэйв, – кричала она в телефонную трубку. – Ты, поганый ублюдок! Ты говорил, я его сегодня получу!

Тори легко могла догадаться, что говорит на другом конце провода отец: наверняка настаивает, что отправил чек вовремя. Он ни за что не решился бы задержать его или потратить деньги на себя. Он давал Шелли все, что она требовала.

И наконец:

– Нам надо с тобой развестись! И зачем я только вышла замуж за такого идиота!

Приезжая домой, Дэйв ночевал на полу в гостиной.

Все это сильно задевало и расстраивало Тори. «Отец выглядел очень несчастным, – вспоминала она. – Он ходил такой унылый, как будто вообще не хотел приезжать домой. Мне казалось, он жалеет, что женился на маме, раз вечно грустит».

Со временем Тори поняла, что оказалась в эпицентре сражения между матерью и отцом. Оно велось не на жизнь, а на смерть, и ей рикошетом доставалось тоже.

Первое внезапное нападение матери на Тори произошло под покровом ночи. В доме было пусто. Шелли, которая спала только днем, пока дочь в школе, внезапно влетела к ней в комнату и сдернула с Тори одеяло.

Девочка широко распахнула глаза и судорожно вдохнула. Она не понимала, что происходит. Неужели в доме пожар? Или у мамы сердечный приступ?

Это было очень страшно. И неожиданно.

– Ты никогда не пыталась совершить самоубийство? – спросила ее Шелли.

– Нет, мама, – ответила Тори.

Шелли простояла над ее постелью довольно долго. Может, ждала еще каких-то слов? Или ответ был неверный? Тори не знала. Она молчала и была слишком напугана, чтобы вступать с матерью в разговор.

Наконец Шелли вышла.

Тори не могла заснуть. Тысячи мыслей крутились у нее в голове. Но одна не давала покоя больше всего.

Господи, она что, собирается убить меня и выдать это за самоубийство?

Под барной стойкой на кухне у Нотеков стояла большущая любительская радиостанция – она принадлежала Дэйву, и он время от времени с ней возился. Поскольку он редко бывал дома, она просто пылилась на одном месте. Однажды мать, рассердившись за что-то на Тори, которой было тогда восемь лет, сильно ударила ее о радиостанцию головой.

Тори была в шоке. Она знала, что матери не следовало так поступать. Поверить не могла, что Шелли сделала это. Только не с ней. Она прикоснулась рукой к виску. Он был мокрый.

Кровь.

Тори заплакала. Вместо того чтобы извиниться или помочь ей, мать просто стояла посреди кухни, застыв на месте и презрительно глядя на дочь.

– Ты, слабачка! – воскликнула она. – Давай вставай!

То происшествие оставило в душе Тори глубокий след. С тех пор всякий раз, когда мать приказывала ей сделать что-то плохое или унизительное, она вспоминала, как ей разбили голову. Тори знала, что если мама захочет, то может причинить ей боль.

От одного голоса Шелли у Тори мурашки бежали по спине. В заставке телешоу «Фактор страха» раздается пронзительный женский крик; каждый раз, когда начиналась передача, несмотря на то, что девочка знала, что сейчас произойдет, она невольно вздрагивала, думая, что это мать кричит изо всех сил у подножия лестницы.

Кричит на нее.

«О господи, сейчас опять начнется», – думала она.

Шелли нашла новое применение одной из удочек Дэйва, когда Тори вывела ее из себя, рассказав подруге, что мать отлупила ее деревянной ложкой. Мать еще одной девочки обвинила Шелли в том, что она бьет дочь, и Шелли позднее отыгралась на Тори так, что удочка в конце концов сломалась.

– Ты мерзкая девчонка! Неблагодарная! Надо было мне сделать аборт!

Ягодицы и низ спины у Тори были покрыты уродливыми красными полосами. На этой неделе ей предстояло идти в бассейн на тренировку, и она волновалась, что другие заметят эти следы – тогда придется придумывать какое-то оправдание.

«Но до тренировки красные полосы исчезли, и я смогла пойти в бассейн, – вспоминала впоследствии Тори. – Мать постаралась сделать так, чтобы они быстрей прошли».

Шелли, вполне в своем духе, старалась сделать наказания не столько болезненными, сколько унизительными.

Заставляла Тори каждый день в течение недели ходить в школу в одной и той же одежде, если та не получала высшего балла за домашнюю работу. Оставляла ей только потертый джинсовый комбинезон с Винни Пухом и полосатый свитер. Никакой куртки.

«Было очень холодно, и я просто ненавидела ее за это. Люди обращали внимание, спрашивали, почему я не одета. Я говорила, что не успела постирать куртку или что-нибудь еще, – рассказывала Тори позднее. – А где-то на третий или четвертый день вообще переставала отвечать».

Она не знала, догадываются ли окружающие о том, что творится у них дома. Как и ее сестра Сэми, Тори всегда красиво одевалась. У нее было много новых вещей. И вдруг она начинала ходить в школу в одном и том же. Неужели никто не считал это странным или необычным?

«Конечно, это может показаться пустяком, – говорила она годы спустя. – Но для меня это был не пустяк, потому что школа – вы понимаете – не пустяк для ребенка».

Когда Тори начала взрослеть, Шелли придумала для нее новую унизительную процедуру. Раз в месяц она вызывала дочь в гостиную.

– Ну, Тори, пора. Давай посмотрим, как ты развиваешься.

Если Тори сразу не подчинялась, на нее обрушивались те самые крики из «Фактора страха» в материнском исполнении.

– Снимай футболку, – командовала Шелли.

Тори стеснялась и не хотела этого делать.

Шелли лишь отмахивалась от ее замечаний. Это совершенно нормально. Естественно.

– Я должна знать, как ты развиваешься, – говорила она. – Все мамы так делают.

«Ну нет, — думала Тори, – это неправда».

Ни одна из ее подруг не рассказывала, чтобы мать принуждала ее к чему-нибудь подобному.

– Мама, я не хочу!

Шелли пронзала ее стальным взглядом. Обычно за таким взглядом следовал удар ремнем или пощечина.

– Слушай, – отвечала она. – Ты будешь делать, что я скажу и когда я скажу. Я твоя мать. А ты ребенок. Снимай футболку, Тори.

– Не хочу, мам!

– Это почему же? Ты что, считаешь меня извращенкой? Кем-то в таком роде?

Своими словами мать загоняла Тори в тупик. Так она поступала с ними со всеми. Девочка снимала футболку и стояла неподвижно, пока мать осматривала ее.

– Порядок, – говорила наконец Шелли. – Все выглядит нормально.

И так снова и снова.

Иногда Шелли приказывала Тори снимать еще и трусики, чтобы взглянуть на ее гениталии.

Это было даже хуже, чем показывать растущую грудь, но Тори все равно подчинялась.

Однажды мать обратилась к ней со странным и неприятным требованием.

– Тори, мне нужно немного твоих лобковых волос для детского альбома.

Тори не хотела этого делать. Считала, что это слишком.

– Это безумие, – возразила она. – Никто так не поступает, мам.

Шелли пожала плечами. Она выглядела разочарованной. Даже слегка обиженной.

– Твои сестры сделали это для меня, – сказала мать. – Почему с тобой вечно так сложно?

– Нет ничего сложного, мам, – ответила Тори. – Это просто странно. Даже жутко.

Из разочарованного и обиженного лицо матери стало оскорбленным.

– Жутко? – переспросила Шелли. – Нет ничего стыдного в человеческом теле, а если тебе кажется, что есть, так это с тобой что-то не в порядке.

С этими словами она протянула Тори ножницы.

– Сэми и Никки тоже это сделали? – спросила та.

– Сделали, – подтвердила Шелли. – Даже Никки, с которой никогда нельзя было договориться.

Тори взяла ножницы, пошла в ванную и вернулась оттуда через минуту с волосами, которые требовала мать.

– Вот.

Она протянула их ей.

Шелли посмотрела Тори в глаза и расхохоталась.

– Мне они не нужны.

У девочки на глаза навернулись слезы. Она чувствовала себя униженной.

– Что?

– Просто захотелось посмотреть, сделаешь ли ты это, если я тебе прикажу, – сказала мать.

Тори осталась совсем одна. Жила от выходных до выходных, когда Сэми приезжала домой из колледжа. Перестала мечтать, чтобы Никки вернулась назад. Мать развернула целую кампанию, чтобы внушить ей сначала страх, а потом ненависть к старшей сестре.

– Эта девчонка была настоящим чудовищем, – неоднократно повторяла она. – Я благодарю господа, что он дал мне тебя и Сэми.

Тори не приходилось выспрашивать у матери подробности: та и так охотно ими делилась.

– Она била меня, Тори. Только подумай: что за девочка поднимет руку на собственную мать?

Шелли клеветала на Лару, бабушку Тори, говоря, что та злая и жестокая.

– В детстве она обращалась со мной как с дерьмом, – говорила Шелли.

Тори слушала, что говорит ей мать, и делала неизбежный вывод: у нее лучшая мама на свете, а Никки и Лара – их заклятые враги.