Шелли продолжала придумывать разные теории насчет исчезновения Кэти и теперь решила, что наилучший вариант – обвинить во всем Шейна. Через несколько недель после смерти Кэти она сказала Дэйву, что решила проверить, будет ли семья Кэти ее искать. В конце концов, в последние пять лет, пока она жила у Нотеков, они ею практически не интересовались.

– Я позвоню Кей, – сказала Шелли. – Сообщу, что Кэти хочет с ней увидеться, и посмотрю, приедет ли она.

Дэйв сильно разволновался и не знал, что отвечать.

– Зачем это надо? – спросил он.

– Хочу посмотреть на ее реакцию, – объяснила Шелли.

Дэйв подумал, что жена играет с огнем, но не стал ничего говорить и лишь смотрел, как Шелли набирала номер Кей в Саут-Бенд. Разговор продлился не больше минуты.

Шелли обернулась к Дэйву с улыбкой на лице. Предчувствие ее не обмануло.

Как обычно.

«Шелли сказала, Кей была с ней очень резка, – вспоминал Дэйв. – Вообще не захотела говорить о Кэти». Позднее он неоднократно проигрывал тот момент у себя в голове. В каком-то смысле это был для них оптимальный вариант. Соображения Шелли подтвердились.

Она доказала, что права.

Беспокоиться не о чем. Семья Кэти давно отказалась от нее. Они не представляют никакой угрозы. Избавившись от мыслей о семье Лорено, Шелли переключилась на соседей, живших через дорогу от фермы на Монахон-Лэндинг.

– Я хочу понять, знают ли они что-нибудь, – заявила Шелли старшим детям.

– Они могли что-то услышать или учуять.

Никки в этом сомневалась. Она считала, если бы кто-нибудь что-то услышал или увидел той ночью, то сразу вызвал бы шерифа.

– Мы должны убедиться, – продолжала Шелли. – Вы же знаете, это может разрушить нашу семью.

Никки понимала, что так беспокоит ее мать. Всегда существовала угроза, что шериф догадается, что случилось с Кэти, и тогда ее родителей арестуют и посадят в тюрьму. Они с Шейном станут бездомными. Сэми и Тори попадут в детский приют. Их семья распадется навсегда.

У соседей через дорогу было трое детей и большие проблемы с финансами. Они жили на пособие и из последних сил старались удержаться на плаву. Во дворе у них валялись игрушки, дом нуждался в капитальном ремонте, и поскольку они не могли платить за вывоз мусора, то он громоздился за гаражом и на заднем дворе. Однако их нельзя было упрекнуть в плохой заботе о детях. Мальчики были чисто одеты, сыты и вполне счастливы.

Шелли настаивала на том, что соседи что-то против них замышляют.

– Нам надо знать, что у них происходит, – повторяла она. – Вы должны проникнуть к ним и послушать.

– Что ты имеешь в виду? – спросила наконец Никки. – Явиться к ним и спросить или шпионить?

Замысел матери казался ей безумием. Как она представляет себе подобную беседу?

Шелли ответила, что они будут шпионить.

– Только не попадитесь, это главное.

Никки с Шейном позднее обсудили ее приказ между собой.

– У твоей матери чертова паранойя, Никки!

Никки не знала, что и думать. Мать говорила очень убедительно. И вообще, отличалась прозорливостью. Временами им с Сэми казалось, что Шелли – медиум, потому что она знала все заранее.

– Но что если она права? – спросила Никки наконец.

Шейн не считал, что семья напротив может представлять для них угрозу.

Вдвоем им пришлось пробраться к соседям на участок и подслушивать под окнами. Когда они вернулись несколько часов спустя, Шелли захотела узнать, что удалось выяснить.

– Ничего, – ответил Шейн.

– Да, мама, – подтвердила Никки. – У них все как обычно.

Но Шелли требовала подробностей.

– Что вы видели?

Никки рассказала про соседский участок, про мусор на заднем дворе, про холодильник на крыльце и про то, что она почти ничего не слышала, когда пряталась под окнами.

– Подвал! – воскликнула Шелли. Ее восклицание повисло в воздухе.

– Вам надо забраться в подвал и слушать оттуда. Это очень важно, Никки. От этого зависит будущее семьи. Мы должны держаться вместе.

– В чертов подвал?

Шейн не верил своим ушам.

– Я туда не полезу.

– Но она говорит, это важно, Шейн.

Шейну это казалось безумием.

– Не полезу, и точка.

Тем летом Никки целыми днями просиживала у соседей в подвале рядом с кучами мусора и смотрела сквозь щели в полу, как их семья живет своей обыденной жизнью. Время от времени до нее долетала пара слов. Она сидела, сжавшись в комок, в ужасе от того, что ее могут найти, и не понимала, какой во всем этом смысл.

Но Шелли все равно не успокаивалась.

– В следующий раз, когда они куда-нибудь поедут, проследишь за ними, – сказала она.

Никки так и сделала. Последовала за семьей в продуктовый магазин, потом на почту и в отдел социальной службы в Саут-Бенд. Смотрела, как они делают самые обычные дела. И вечером отчиталась перед матерью.

– Мама, – умоляющим тоном сказала она, – они ничего не знают.

– Но мы не можем этого сказать наверняка, Никки.

Она и правда не могла. Ее мать умела перевернуть все с ног на голову. Никки знала, что Кэти мертва, но все равно временами надеялась, что та все-таки сбежала с Рокки.

«Если Сэми в это верит, почему я не могу?» – думала она.

Пару раз ее мать заставляла Шейна воровать у соседей продукты. Он обрызгивал перечным спреем ручку их входной двери.

«Кажется, мать вбила себе в голову, что надо выгнать их из города. Она пошла на соседей в атаку, – вспоминала Никки позднее. – Делала все, чтобы избавиться от них».

После перечного спрея и постоянных требований обворовать соседей, Шейн снова начал говорить, что хочет сбежать из дома.

– Твоя мать слетела с катушек, – настаивал он. – Я убегу. Ты останешься или сбежишь со мной?

Никки хотела сбежать. Только об этом и мечтала каждый день.

Но не могла решиться. Ее мать была чудовищем, но другой у нее не будет.

– Я не могу, – сказала она, наконец, Шейну. – Просто не могу.

После смерти Кэти Шелли, терзаемая страхами, донимала своими странными затеями всех членов семьи. Проверяла, хорошо ли дети запомнили историю с Рокки. Сэми так хотела в нее поверить, что со временем позволила этой выдумке вытеснить правду, которая была ей известна. Шелли заставляла Никки шпионить за соседями. Дэйва отправляла следить за домом Кей Томас в Саут-Бенд. Все это время он продолжал работать на Уиндбей-Айленд. Брал дополнительные смены, отчасти потому что Шелли требовала больше денег, но в основном из-за желания держаться подальше от Реймонда. Со смертью Кэти главной мишенью для издевательств стали у Шелли старшие дети, Никки и Шейн. Валяться в грязи их больше не заставляли, но ночные поиски обуви, тетрадей с домашней работой и расчесок для волос возобновились.

Сэми жила словно в другом мире. Она пользовалась популярностью. Красиво одевалась. Ей тяжело было смотреть, как мать обращается с Шейном и Никки, и она знала, что они такого не заслуживают.

Но зато мать не трогала ее.

Никки ходила в школу, но старалась держаться как можно незаметней. Она была тихая. Никого не приглашала к себе. Не общалась с парнями. У нее, в отличие от Сэми, не получалось увязать свою школьную и общественную жизнь с тем безумием, которое творилось дома.

Шейн достиг своего предела. Он хотел закончить школу, но готов был бежать из дома при первой возможности. Еще одна ночь взаперти в насосной или еще один забег голышом вокруг фермы, и ноги его больше тут не будет.

А Шелли тем временем подливала масла в огонь.

Шейн собирается выдать нас.

Дэйв возражал жене.

– Он наша родная кровь. Член семьи. Он этого не сделает.

Дэйв поговорил с Шейном. Тот, хоть и злился из-за случившегося, не собирался заявлять на родителей в полицию и отправлять сестер в детский дом.

Шелли ничего не хотела слышать.

– Я ему не доверяю, Дэйв.

– Он ничего не скажет, – настаивал Дэйв, хоть и не был в этом до конца уверен. Он уже представлял себе, как Шейн, став немного старше, пойдет в бар, напьется и разболтает их тайну.

Стоило Дэйву приехать домой, как Шелли заводила привычную песню. Она не успокаивалась. Донимала Дэйва так назойливо, что ее голос вечно стоял у него в ушах. Ему казалось, что он слышит, как жена обвиняет Шейна, даже когда ее не было рядом.

Если Шелли не могла чего-то добиться, она придумывала доказательства, как с выпадающими от химиотерапии волосами, с царапинами, которые, по ее словам, оставил у нее на лице нападавший, когда она еще жила с Рэнди, или с поддельными открытками, адресованными семье Кэти.

Доказательства представляли для Шелли особую важность. На них всегда можно было сослаться.

Однажды, когда муж приехал домой, Шелли встретила его у самой двери. Он с ног валился после долгой дороги, но выражение ее лица подействовало на него сильнее тысячи чашек кофе. Шелли была вся красная, как будто только что плакала. И такая злая, что ее трясло.

– Я нашла их за поленницей, Дэйв, – воскликнула она, показывая мужу трусики со следами крови.

– Наверняка это Шейн их там спрятал!

Дэйв сразу понял, что она замышляет.

– Нет, – отрезал он. – Не может быть.

Шелли была зла, как никогда.

– Это трусики Тори, – прошипела она. – Шейн насилует нашу малышку! Ты должен что-то предпринять!

Ни Никки, ни Сэми не поверили ни единому ее слову. Они знали Шейна и знали свою мать. Девочки были уверены: она сама подбросила трусики, чтобы его подставить. Для Шелли это была игра. Шейн яростно отрицал свою вину. Он никогда и пальцем не тронул Тори. От одной мысли, что Шелли придумала такое, ему становилось тошно. Он не мог так поступить.

Тем не менее по настоянию Шелли Дэйв в ту ночь сильно избил Шейна.

На следующее утро Шейн, весь в синяках, повторил, что собирается бежать. Он сказал Никки, что, если она не решится, он убежит один. Он достаточно натерпелся.