Шелли не была врачом… хотя любила разыгрывать из себя доктора, по крайней мере, так казалось всем членам семьи. Сэми вспоминала, что могла в детстве проснуться от того, что мать поднесла ей к носу вскрытую ампулу. Она закашливалась так, что с трудом могла отдышаться.

То же самое Шелли проделывала с Кэти.

«Если Кэти падала в обморок, когда мама над ней издевалась, та приводила ее в чувство, – вспоминала Сэми. – И так раз за разом».

Один раз, когда они жили на Монахон-Лэндинг, у Сэми разболелась голова. Мать сказала, что у них закончился «Экседрин», но она даст ей другое лекарство.

Таблетки были какие-то странные, незнакомые, но Сэми все равно их приняла. А уже через пару минут лежала, распластавшись на досках террасы, не в силах пошевелить головой. Шейн попытался ей помочь, но безуспешно.

«Твоя мать дала тебе мышечный релаксант. Дрянная штука. Она и со мной такое делала тоже», – сказал он.

Несмотря на обилие в доме лекарств, Шелли внезапно потребовался еще один препарат, которого у них в тот момент не было. Где-то ей попалась информация о транквилизаторе под названием «Халдол», которым она сразу захотела обзавестись.

По какой-то причине. Для кого-то.

Лечение от рака у Шелли тянулось так долго, что Лара больше не могла принимать на веру рассказы падчерицы. Она считала, что Шелли заставляет дочерей жить в постоянном кошмаре, напоминая о том, что может умереть в любую минуту. Конечно, тут следовало вмешаться ее мужу, думала она, но Дэйв был слишком покладистый. Слишком хороший. Лара решила сама поговорить с Шелли.

Она позвала свою дочь Кэрол, единокровную сестру Шелли, поехать вместе в Реймонд и раз навсегда прояснить вопрос с раком. Они специально не стали предупреждать Шелли о своем приезде. Каждый раз, когда они обещали приехать, Шелли делала так, что никого не оказывалось дома.

Мать с дочерью сели в черный «Шевроле-Блейзер» Лары 1992 года выпуска и поехали в Реймонд, чтобы выяснить, что там действительно происходит. Когда Шелли открыла входную дверь, Лара едва не расхохоталась от ее вида – до того гротескно она выглядела.

Шелли была похожа на актрису театра кабуки – только выжившую из ума.

«Она все лицо вымазала чем-то белым и сбрила себе брови, – вспоминала Лара. – Ее физиономия – это было что-то. Я как сейчас ее вижу. Просто невероятно, честное слово!»

Шелли совсем не обрадовалась, увидев мачеху с сестрой у себя на пороге. Замявшись на мгновение, она впустила их в дом.

– Я рада, что вы приехали.

Лара прекрасно знала, что Шелли лжет, поэтому не стала ходить вокруг да около.

– Мы хотим поговорить о том, что с тобой происходит, чтобы иметь возможность позаботиться о тебе, – сказала она.

Шелли уселась в кресло.

– О, спасибо!

Лара перешла к делу.

– Нам нужна фамилия твоего врача и название клиники, – начала она. – Все это слишком затянулось. Мы должны проверить твои медицинские счета.

Шелли ничего не ответила. Собственно, ей нечего было сказать.

Лара спросила:

– Тебе очень плохо после лечения?

Шелли посмотрела ей в глаза.

– Очень.

Потом она медленно поднялась и прошла в ванную. Лара обменялась взглядом с Кэрол, но промолчала. Девочки тоже были с ними: они сидели тихонько и кивали головами на слова Шелли. Кэти Лорено нигде не было видно.

Пару минут спустя Шелли вернулась из ванной с пучком рыжих волос в руке.

– Ох, мама, – воскликнула она, роняя волосы на пол. – Мои волосы! Они все время выпадают.

– Боже мой! – сказала Лара. Она подняла волосы с пола, и все посмотрели на нее. Лара внимательно изучила прядь, которую держала в руке, а потом снова обратилась к Шелли.

– Никогда не видела, чтобы от химиотерапии волосы обламывались посередине. Обычно они выпадают от корней. А твои нет.

Лара пошла в ванную, чтобы разобраться, что там произошло.

«В ванной стояла мусорная корзинка, а в ней, сверху, валялась смятая салфетка, – вспоминала она, как сейчас видя перед глазами ту картину, хотя прошло уже много лет. – Я покопалась в корзине и нашла там еще пряди и ножницы. На ножницах были волосы. Рыжие. Я вышла из ванной, держа ножницы в руках. Шелли сидела ко мне спиной, Кэрол – на диване, в полной тишине. Девочки тоже не сказали ни слова».

Но Шелли все равно отказывалась признаваться в обмане.

В машине, по пути домой, Лара заговорила с дочерью.

– Боже, она и правда больна.

Лара имела в виду отнюдь не рак.

Кэрол, все еще в шоке, кивнула головой.

Но ни одна из них даже не представляла, насколько больна Шелли.

Примерно в это время Ларе в дом начали звонить по ночам. Она вскакивала с кровати в два, три часа ночи, чтобы поднять трубку, и кто-то кричал ей в ухо. Иногда звонок обрывался. И так раз за разом. Она ни на секунду не сомневалась, что звонит Шелли. Если не сама, то кто-то из семьи по ее поручению.

Кэрол звонили тоже.

В то время Кэрол работала моделью для каталога «Нордстрем» и упомянула об этом в разговоре с Шелли, которая явно заинтересовалась. Через пару дней из модельного агентства Кэрол сообщили, что ночью на автоответчике кто-то оставил сообщение: «Кэрол воровка, и работать с ней нельзя».

Это было очень в духе Шелли. Ее ярость вырывалась наружу по ночам, когда весь мир спал.

«Она всегда была такая, – рассказывала Лара. – Вела ночной образ жизни. Даже в детстве не могла спокойно спать. По утрам выходила с синяками под глазами. Мы не могли вытащить ее из постели. А если надо было куда-то идти, разворачивалась целая битва. Она сопротивлялась до конца, лишь бы не встать с кровати».

Шелли была в ярости. Она узнала, что у одного из одноклассников Никки мать больна раком, и для нее устроили благотворительный ужин с целью собрать деньги на лечение.

– Почему ты не сделала это для меня? – спрашивала она. – Получается, ты вообще меня не любишь.

«Просто у тебя нет рака, мам», – подумала Никки.

Но вслух сказала только «прости».

Шелли посмотрела на дочь с отвращением.

– Даже не знаю, зачем вообще я с тобой вожусь, Никки. Ты только и делаешь, что разочаровываешь меня. Да-да, ты сплошное чертово разочарование!