Ожидание собственного ребенка, их общего, было единственным по-настоящему счастливым временем за весь их брак для Шелли и Дэйва. Однако с учетом того, что к ним присоединились Кэти и Шейн, ребенок означал еще один рот, который придется кормить. Дэйв, единственный кормилец семьи, трудился не покладая рук. Шейн был их родственником, и, хотя порой в домашних делах его приходилось поправлять, в остальном Дэйв считал его хорошим мальчуганом. Кэти, со своей стороны, должна была помогать беременной Шелли, возить ее на осмотры к врачам и на сеансы химиотерапии. Хотя тогда Дэйв ни с кем это не обсуждал, ему казалось невероятным, что Шелли удалось забеременеть, несмотря на лечение от рака. Младенец? Да это же чудо!

Когда Шелли решила, что настало время ехать в роддом в Олимпии, то сказала Дэйву, что Кэти ее повезет.

Он впервые слышал о таком плане.

– То есть я не поеду с тобой? – переспросил он.

– Нет, – ответила она. – Ты поедешь следом.

Дэйв ничего не понимал.

– Серьезно?

Шелли оборвала его:

– Ты меня слышал, Дэйв.

Тем не менее, когда в первую неделю июня 1989 года Тори Нотек родилась на свет, отец был первым, кто взял ее на руки. Она была маленькая, с кожей сероватого оттенка, но самой красивой девочкой на свете – голубоглазой и светловолосой.

«Мне никогда этого не забыть, – рассказывал он. – Она открыла глаза, и я был первым, кого она увидела».

Тори, по словам Шелли, родилась преждевременно, с недоразвитыми легкими. Дэйв считал в то время, что Кэти послал им сам Господь. Он был уверен, что лучшей помощницы Шелли не найти.

Вскоре после возвращения домой Шелли трагическим тоном сообщила, что Тори вдруг перестала дышать, но ей удалось ее оживить. На следующий день они с Кэти отвезли Тори назад в больницу, где она провела под наблюдением опытного медперсонала целую неделю.

«Я и сам не знаю, правда Шелли спасла ее или нет, – говорил Дэйв позднее. – Она говорила, что да».

Некоторое время, несмотря на эти осложнения, жизнь их текла спокойно. Шелли, которой уже перевалило за тридцать, сильно переживала за новорожденную. Хотя в действительности Тори родилась доношенной, мать говорила Никки и Сэми, что появление на свет за неделю до срока привело к тому, что у их маленькой сестрички возникли проблемы с сердцем, и она нуждается в постоянном присмотре. Домой из больницы они вернулись со специальной кроваткой, к которой был подключен сердечный монитор.

Каждую ночь, после того как девочки ложились, внизу срабатывал тревожный сигнал и начиналась паника. Они бежали по лестнице и обычно заставали мать с младенцем на руках и с перепуганным лицом.

– С ней все в порядке? – спрашивала Сэми, тревожась за сестру.

– Все хорошо. Теперь уже хорошо, – отвечала Шелли, качая Тори.

Шелли была островком спокойствия в этом паническом водовороте, успокаивала старших дочерей и старалась по возможности их утешить.

Но однажды, спустившись вниз, Никки увидела, что Шелли прижимает подушку к личику младшей дочери.

– С ней уже все в порядке, – с рассеянным взглядом сказала она, обращаясь к Никки.

Сигнал тревоги еще не включился.

Никки прибежала слишком рано.

Позднее она вспоминала, как сама думала, что мать душит ее подушкой.

После этого случая Никки и Сэми стали внимательно приглядывать за маленькой сестричкой. Никто из них не заговаривал о своих подозрениях. Нельзя было злить Шелли. Она продолжала уделять внимание младшей дочке, но все меньше и меньше. С течением времени мать снова переключилась на старших девочек и на Кэти.

Стала сидеть днями и ночами перед телевизором.

Но Дэйв тем не менее считал ее лучшей матерью на свете.

«Она восхитительно умела обращаться с детьми, – говорил он. – Честное слово, была просто чудесной мамой».

Шелли нравилось купать и наряжать дочерей, пока они были маленькие, она любила хвастаться ими. Наслаждалась вниманием, которое получала благодаря материнству. Тем не менее по мере того как девочки росли, Шелли переставала интересоваться ими. Переключалась со старшей на младшую и так до тех пор, пока не стала подрастать Тори.

Много лет спустя отец Сэми, Дэнни, смог встретиться с ней и рассказать кое-что другое относительно любви Шелли к своим детям – в противовес Дэйву Нотеку.

«Я всегда думала, что она гораздо лучше заботилась о младенцах, чем о подрастающих детях, особенно когда мы сами повзрослели, – говорила Сэми про мать, но потом ставила под вопрос даже это. – Но мой биологический отец мне рассказал, что не раз видел, как она подскакивала с дивана и бежала к кроватке, чтобы взять меня на руки. Она хотела притвориться, будто давно держит меня на руках, но это была неправда. Он видел, что я пролежала в кроватке весь день. Подгузники были грязные. Бутылочки валялись в кроватке. У меня под подгузниками постоянно была сыпь».

Привыкшая вечно что-то скрывать, Шелли стала в этом настоящим экспертом. Она умело утаивала правду о том, что происходило у них дома даже от ближайших родственников.

И от властей.