Для страсти, что мучит и сушит,
Предложим мы зелье одно.
И головы кружит, и нам верно служит,
И злато приносит оно.
Гилберт и Салливан. Чародей
Те, кто говорит, что любовь пришла в мир вместе с человечеством, конечно же, неправы. Она гораздо древнее. В эпоху Античности считалось, что Эрот первым возник из животворного хаоса на заре времен. Откуда взялись бы остальные боги, если бы не мощь плодородия, которую олицетворяет собой Эрот?
Богиней любви была Афродита, рожденная из морской пены (по-гречески — aphros). Она поколением старше Зевса, царя богов, а ведь и сам Зевс появился задолго до первого человека. Именно поэтому чародеи, пытающиеся подчинить себе силу любви, имеют дело с одной из древнейших стихий.
Между прочим, та самая пена, из которой вышла Афродита (она же римская Венера), была взбита упавшим в море детородным органом Урана, оскопленного собственным сыном Кроносом. Если первые боги так себя вели, то стоит ли удивляться, что ненависть вечно следует за любовью и что два этих чувства неразрывно связаны?
Если вдуматься, чары, вызывающие любовь, не так уж сильно отличаются от проклятий — в результате «объект» должен изнемочь от страсти, словно от мучительного недуга. Нередко целью заклятия было вызвать не любовь, а сексуальную одержимость (древние греки и римляне не видели между ними особой разницы). Некоторые ученые называют такие любовные заклятия агонистическими и противопоставляют их более мирным чарам-филиям — тем, что усиливают привязанность и укрепляют союз двух душ.
На этой краснофигурной афинской вазе Афродита рождается из морской раковины, символизирующей гениталии (в данном случае Урана)
Archaeological Museum, Thessaloniki
Мы рассмотрим оба вида любовных чар и различные приемы, с помощью которых в древние времена пробуждали страсть. Затем обратимся к чарам ненависти — то есть к проклятиям, призванным отравить жизнь врага.
Для начала поговорим о заклятиях, внушающих любовь — ту, которую древние греки называли словом philia, нежную сердечную привязанность. Казалось бы, что здесь плохого? Однако, как все мы знаем, благими намерениями вымощена дорога в ад. Агонистическими чарами обыкновенно призывали на помощь некую потустороннюю сущность (Гекату, Гермеса или одного из сонма демонов), чтобы она проникла в душу «жертве». Чары-филии применялись непосредственно к объекту влечения, поэтому в случае ошибки или осечки последствия могли быть катастрофическими. Крепкий Геракл умер в муках, надев пропитанный отравой хитон, который поднесла ему жена: ее обманом убедили, что таким образом она заново разожжет в супруге пламя страсти.
Эта греческая фигурка IV века до н. э. была обнаружена в Египте. Она изображает связанную по рукам и ногам женщину; тринадцать игл пронзают ей глаза, рот, уши, сердце и гениталии. Как ни странно, фигурка использовалась для любовной ворожбы — чтобы околдовать некую «Птолемею, дочь Горигена». Насылавший чары велел демону-помощнику:
Тащи ее ко мне за волосы, завяжи ей узлом все нутро, чтобы не могла оторваться от меня, чтобы повиновалась мне до самой смерти, любила меня, желала и открывала мне все свои помыслы.
Кристофер Фараоне. Ancient Greek Love Magic («Древнегреческая любовная магия»)
Musée du Louvre, Paris
Разумеется, на подобные ухищрения люди шли не только в мифах. Древнегреческий писатель и философ Плутарх (45−127 годы н. э.) рассказывает историю о некоем мужчине, заподозрившем жену в попытке отравления. Обвиняемая пылко отрицала дурной умысел.
Твое расположение ко мне, твоя слава и могущество подвергают меня зависти и недоброжелательству дурных женщин. Опасаясь злокозненной ворожбы с их стороны, я решилась противодействовать им такими же средствами. Может быть, это и неразумно и слишком по-женски, но смерти не заслуживает, разве только ты найдешь, что надо казнить женщину, прибегнувшую к привороту, чтобы быть любимой сильнее, чем тебе это желательно.
Плутарх. Моралии (О доблести женской, 256)
Геракл, «облаченный в пламя» на погребальном костре. Немецкая гравюра 1548 года
Detroit Institute of Arts
Поскольку в подобных случаях результат обычно зависел от дозы, мужу следовало бы хорошенько задуматься о перспективах брака. Какой супруг в действительности был нужен его жене — ласковый или мертвый?
Увеличение дозы могло не разжечь пламя любви, а привести к смерти. В конце концов, если тот, кто собирался использовать приворотное зелье, сам не был опытным химиком и чародеем, ему приходилось слепо довериться тому, кто готовил состав или выдавал рецепт. Однажды в Афинах судили женщину, которая чужими руками убила своего пасынка — убедила его наложницу напоить несчастного отравой. Та охотно согласилась, считая, что подносит ему любовное зелье. Истец, брат покойного, так описал преступление:
А наложница Филонея… тем временем… наливает в вино зелье. И вот, считая, что делает это на благо, большую часть налитого она дает Филонею, как будто, если она больше даст, Филоней сильнее будет ее любить. Она ведь не знала, что введена в обман моей мачехой, пока зло уже не свершилось.
Антифонт. Речи. I (Против мачехи по обвинению в отравлении, 19)
Подобные приемы в магической практике относятся к зельеварению. Не стоит считать их безобидными; напротив, эликсиры любви могут быть куда опаснее, чем агонистические заклинания. Неизвестно, существуют ли призываемые демоны и откликнутся ли они на призывы. А вот цианид вполне реален и срабатывает каждый раз.
Некоторые любовные напитки намного доступнее и прозаичнее остальных. Как же не поверить в соблазняющие свойства алкоголя, если даже на знаменитой чаше Нестора начертано: «Тот, кто пьет из чаши сей… / желанием увенчанной короной прекрасной Афродиты будет захвачен»; и как не вспомнить циничный американский афоризм ХХ века: «Конфеты — хорошо, но выпивка действует быстрее»?
Древнеримский поэт Гораций (65−8 годы до н. э.) описывает поистине чудовищный напиток, приготовленный ведьмой по имени Канидия. Она по самую шею закопала в землю мальчика и оставила его умирать от голода и жажды, видя прямо перед собой пищу и питье, — чтобы его мозг и печень пропитались неутолимым желанием, а затем передали его приворотному зелью.
Древние греки и римляне полагали, что афродизиаки в избытке содержатся в растениях. Следуя их традиции, мы не станем отделять те из них, что вызывают любовь, от тех, что усиливают физическое влечение. В конце концов, опытные куртизанки в то время подмечали, что если проснулось одно, то пробудить другое — дело техники.
Казалось бы, афродизиаки не имеют никакого отношения к магии, но это лишь если исходить из современных представлений о «магическом». Для наших далеких предков чары и заклинания были столь же обыденны, как для нас — ритуалы приема витаминов или чистка зубов после еды. (Люди третьего тысячелетия часто проводили специфический обряд — стояли перед зеркалом и водили по зубам щетинистым предметом. Считалось, что это препятствует выпадению зубов и потере социального статуса.)
Поскольку нам еще многое предстоит обсудить в третьей главе, давайте перейдем прямо к делу и составим единое меню из самых популярных и надежных афродизиаков древности. После такого ужина вас ждет либо бурная ночь любви, либо неделя изжоги. Автор снимает с себя ответственность за любые последствия — физические, психологические и моральные.
К основному блюду
Красное вино с нотками свежего кориандра или зрелое красное вино с толченой желтой ромашкой.
К десерту
Лесбийское изюмовое вино — нечто вроде древнего хереса; названо лесбийским из-за того, что способ приготовления пришел к нам с греческого острова Лесбос.
Виноград (недозревший, с кислинкой) вялится на солнце 3−4 дня, пока все ягоды не сморщатся. Отжатый сок такого винограда бродит на свету в глиняных кувшинах.
(Древнегреческий врач и писатель Диоскорид уверяет, что такое вино «полезно для одержимых страстью женщин». В чем именно заключается «польза» напитка, он не уточнил, так что пробуйте на свой страх и риск.)
Закуска
Чабер душистый (Satureja hortensis) со свежими устрицами в пряном соусе с семенами крапивы и перцем (рекомендовано Плинием, Овидием и Галеном).
Главное блюдо — в основном для него
Салат из руколы с фасолью, вареными яйцами, орехами и пареной морковью
(Древнегреческий врач Гален настаивает на добавлении фасоли: по его теории, газы раздувают мужской детородный орган. Если сомневаетесь, лучше обойтись без этого ингредиента. Чтобы рукола сработала наилучшим образом, добавьте к зелени ее семена. Их нужно сперва растереть, чтобы как следует усвоились в организме.)
Десерт — в основном для нее
Ломтики пропаренных яблок с клубникой в анисовой посыпке под соусом из меда и толченых кедровых орехов (рекомендовано Диоскоридом, Овидием и Плинием).
Купидоны на свадьбе. Обратите внимание на фрукты (яблоки или гранаты), на поводок и на то, что один из купидонов держит факел вместо лука
Museum of Fine Arts, Boston
В сводном меню отсутствуют откровенно опасные ингредиенты — например, вытяжка из корня мандрагоры, которая содержит ядовитые алкалоиды, а также чрезмерно экзотические (вы замечали, как трудно раздобыть голову гиппопотама, когда она срочно нужна?) и специфические (особенно высоко ценились части лошадиной плаценты, при рождении вышедшие вместе с жеребенком).
Все продукты в нашем меню богаты витаминами, цинком и глюкозой, которые повышают общий жизненный тонус. Недавно ученые признали, что микроэлементы, содержащиеся в устрицах, в самом деле могут усиливать половое влечение.
Гастрономические заповеди Древнего Рима гласили: если хозяин не хочет, чтобы застолье переросло в оргию, мужчинам вместе с «возбуждающей» руколой следует подавать салат латук — известный анафродизиак (вот это и называется сбалансированным питанием). Яблоки пробуждают эротические желания у представительниц прекрасного пола, причем их эффект до того силен, что достаточно просто бросить аппетитный плод в сторону дамы. Вот почему для древнеримских женихов и невест свадебная церемония заканчивалась градом из орехов и яблок — примерно так, как современные пары идут под дождем из риса и конфетти. Иногда римляне осыпали молодоженов пшеницей; зерно — один из древнейших символов плодородия, поэтому разные виды семян фигурируют и в нашем меню.
Афродизиаки помогали настроиться на нужный лад, однако магию можно было использовать и для повышения потенции. В одной из частей скандально известного «Сатирикона» древнеримский писатель Петроний (27−66 годы н. э.) рассказывает историю мужчины, обратившегося к ведьме за лекарством от полового бессилия. Ведьма Энотея по совместительству была еще и жрицей Приапа — бога плодородия, чьим именем назван приапизм, состояние патологической эрекции.
— <…> Ни мальчику, ни девушке не может он продать своего товара. <…> Мокрый ремень у него вместо… Короче говоря, что ты скажешь о человеке, который с ложа Киркеи встал, не насладившись?
Услышав это, Энотея… долго качала головой.
— <…> Пусть молодчик поспит со мною одну ночь, и я сделаю ему это самое твердым, как рог.
Петроний. Сатирикон. 134
Упомянутая Киркея (Цирцея) — знаменитая соблазнительница; отсутствие определенной реакции на ее прелести говорит о крайней серьезности проблемы. Петроний описывает то, чем лечили «пациента», — странную смесь магических заклинаний и процедур, включающих порку крапивой и обмазывание гениталий перцем и горячим маслом. (Крапива была одним из главных ингредиентов снадобья под названием «шпанская мушка» — хотя роль «мушки» в действительности играл жук, — которое позже стало широко известным, так что Петроний, вероятно, взял и вплел в сюжет вполне реальный обряд.) Судя по всему, процедуры возымели эффект, но когда Энотея — классическая старуха — захотела воспользоваться плодами своих трудов, «пациент» вырвался от нее и нагишом помчался прочь по улице, вопя от страха.
Ниже приводится описание обряда агонистической любовной магии, которое дает древнегреческий поэт Феокрит (III век до н. э.). Подобные ритуалы были широко известны в древнем мире: их элементы встречаются на барельефах и резных фризах, на обнаруженных археологами артефактах и магических амулетах. Заклинание, с помощью которого чародейка Симайта с греческого острова Кос пыталась вернуть любовь некоего Дельфиса, нужно проговаривать, крутя при этом медное колесо. Таким образом заклинатель или заклинательница призывает себе на помощь вертишейку — небольшую птицу семейства дятловых. Завороженная вертишейка на своих крыльях отнесет чары объекту вожделения.
…К тебе обращаюсь я, дух молчаливый,
К мрачной Гекате глубин, лишь заслышавши поступь которой,
В черной крови меж могил трепеща завывают собаки,
Страшной Гекате привет! До конца будь мне верной подмогой,
Зелья мне дай ядовитей отравленных Кирки напитков,
Зелий Медеи страшней, Перимеды отрав златовласой.
Вновь привлеки, вертишейка, под кров мой ты милого друга!
Раньше всего пусть ячмень загорится!
<…>
Сыпь же скорее и молви: «Я Дельфиса косточки сыплю».
Вновь привлеки, вертишейка, под кров мой ты милого друга.
Дельфис меня оскорбил — и за Дельфиса лавр я сжигаю.
Так же как ветка в огне, разгораяся с треском вначале,
Вспыхнет внезапно потом, не оставив ни пепла, ни дыма,
Так же пусть в пламени в прах рассыпается Дельфиса тело.
Вновь привлеки, вертишейка, под кров мой ты милого друга!
Я разотру саламандру, и завтра же выпьет он зелье.
Травы теперь <…> возьми. К его двери порогу
Сверху прижавши, дави, но смотри — пока ночь не минула.
Плюнувши после, ты молви: «Давлю я здесь Дельфиса кости».
Вновь привлеки, вертишейка, под кров мой ты милого друга!
Феокрит. Идиллии. II. 11–27
Многие обряды любовной магии на удивление жестоки. Пожалуй, неудивительно, что колдовство порой выливалось в нечто намного более жуткое, чем ожидалось. Римляне подозревали, что печально известный император Калигула впал в безумие после того, как супруга Цезония напоила его неудачно приготовленным приворотным зельем — вместо прилива страсти оно вызвало психическое расстройство. Об этом пишет, к примеру, поэт Ювенал:
Кто принесет заклинанья, а кто фессалийского яду
Женке продаст, чтоб супруга она, совсем одурманив,
Смело пинала ногой. Потому-то и стал ты безумен,
Вот почему и туман в голове, и забыл ты о деле
Сразу. Но это еще переносно, пока не впадешь ты
В бешенство, вроде того опоенного дяди Нерона,
Мужа Цезонии, что налила ему мозг жеребенка.
(Всякая женщина то же, что царские жены, содеет.)
Все пред Калигулой было в огне, все рушились связи…
Право же, менее вредным был гриб Агриппины, который
Сердце прижал одному старику лишь и дал опуститься
Дряхлой его голове, покидавшей землю для неба,
Дал опуститься рту со стекавшей длинной слюною.
Ювенал. Сатиры. Книга II (сатира VI, 610–623)
Сходную мысль в своих доводах против использования зелий и заклинаний выражает Плутарх. Он не отрицает того, что магические чары работают, однако подчеркивает, что их реальный эффект редко совпадает с ожидаемым:
Ловля с помощью отравы позволяет легко и быстро добыть рыбу, но портит ее, делая несъедобной; так и жены, которые ворожбою и приворотными зельями стараются удержать при себе мужей, чувственными наслаждениями пленяют их, но живут потом с умалишенными и безумными.
Плутарх. Моралии (Наставление супругам, 139)
Вертишейка готовится доставить заклятье точно по адресу
Bijzondere Collecties, Universiteit van Amsterdam
Травой и корнем я не обозналася —
По крутизнам сокрытыми!
Ведь отворотным от любовниц снадобьем
Постель его намазана!
Aгa! Гуляет он, от чар избавленный
Колдуньей, что сильней меня.
О Вар, придется много слез пролить тебе:
Питьем еще неведомым
Тебя приважу: не вернут марсийские
Тебе заклятья разума.
Сильней, сильнее зелье приготовлю я,
Тебе волью, изменнику!
Гораций. Эподы. V. 68–79
У тех, кто не увлекался зельеварением, всегда оставался вариант призвать потустороннюю силу, чтобы «обработать» душу и тело объекта страстных чувств. Грамотно используя чары и заговоры, можно было приказать расторопным демонам доставить возлюбленную прямо к двери (агонистические обряды обычно совершали мужчины, тогда как приворотные зелья чаще готовили женщины), причем уже объятую желанием. Под «любовью» в древнем мире понималось либо нежное, покровительственное чувство — например, матери к ребенку, — либо яростное вожделение чисто сексуального характера. Современные антропологи утверждают, что романтической любви с букетами, сердечками и прогулками под луной в Античности не существовало. Этот социальный конструкт появился намного позже, в Средние века. С точки зрения древних греков и римлян, смысл любовных отношений заключался в том, чтобы индивид А вместе с индивидом В создал индивида С.
Любовь была жестоким наваждением — болезнью, которую боги насылали, чтобы помутить разум прежде здравомыслящего человека. Это отображается в заклинаниях, призванных внушить аналогичное чувство объекту страсти. Следы такой жестокости можно найти даже в наше время — например, в образе Купидона, ведь он держит в руках не цветы и конфеты, а лук со стрелами.
Вот яркий пример любовных чар такого рода — заклинание, начертанное на глиняном сосуде, внутри которого обнаружились две небольшие, частично сплавленные друг с другом фигурки:
Приведи Эвфемию, дочь Доротеи ко мне, Теону, сыну Прехии.
Пусть изнеможет она от любовной тоски и вожделения. Пусть лишится разума от желания. Порази огнем любострастия ее члены, ее печень, ее лоно. Пусть перестанет отводить от меня взор. Пусть терзается голодом и жаждой, пусть не знает ни сна, ни смеха… пока не придет ко мне, изнывая от страсти, не отдаст мне душу и тело, не исполнит любую мою прихоть.
Заклинаю священными именами и силами, к которым я воззвал, пусть это свершится! Скорее, скорее! Теперь же!
Судя по всему, Эвфемия не обращала на Теона никакого внимания — потому он и решил прибегнуть к ворожбе. Возможно, она даже не догадывалась о его существовании. Вместо того чтобы ухаживать за девушкой или хотя бы попытаться ее соблазнить, Теон прибегнул к радикальному методу, который не оставлял Эвфемии возможности выбора. Он обратился к «священным именам и силам» — в этом случае к неупокоенным духам и безвременно усопшим. Чем дольше Эвфемия станет сопротивляться чарам, тем ужаснее будут ее мучения. Судя по действиям Теона, он вряд ли любил девушку или вообще испытывал к ней сколько-нибудь теплые чувства. Даже в суровой древности считалось, что в агонистических обрядах много принуждения и мало уважения к объекту колдовства. Такие чары нельзя называть любовными. В сущности, речь идет об изнасиловании посредством ворожбы.
Бог любви Эрос готовится поразить очередную жертву. Римская копия древнегреческой статуи IV века до н. э.
Musei Capitolini, Roma
Античные художники и скульпторы изображали Эроса не только с луком и стрелами, но и с кнутом и факелом. Влюбленные считали, что факел разжигает в них страсть, а кнут гонит навстречу тому, на кого направлены чувства. Эти образы и метафоры были почти столь же привычны и тривиальны, как хорошо знакомое нам «пронзенное сердце». Именно такое чувство пережила добродетельная Левина в Байях — приморском городке, который считался одновременно роскошным и развратным.
Чистой Левина была, не хуже сабинянок древних…
Но, лишь она начала гулять от Лукрина к Аверну
И то и дело в тепле нежиться байских ключей,
Вспыхнула и увлеклась она юношей, бросив супруга:
Как Пенелопа [верная супруга Одиссея] пришла, но как Елена [Троянская] ушла.
Марциал. Эпиграммы. Книга I (62)
Сделай из воска или глины две фигурки, мужскую и женскую. Мужчина должен быть подобен богу войны Аресу; пусть в руке у него будет меч, занесенный, чтобы вонзиться в шею женщины с правой стороны. Женская фигурка пусть стоит на коленях, с руками, связанными за спиной…
Возьми тринадцать медных иголок. Вонзи одну иглу женщине в мозг, приговаривая: «Так я пронзаю твои мысли, [вставить имя жертвы]. Всади по игле ей в глаза, уши и рот. Пронзи ей иглами живот и кисти обеих рук; две иглы всади в лоно и еще по игле в обе ступни. Делая это, всякий раз говори: «Я пронзаю ей эту часть тела, дабы владеть всеми ее помыслами».
Затем возьми свинцовую табличку и начертай на ней заклятие. Привяжи табличку к фигуркам, сделав триста шестьдесят пять узлов; завязывая их, говори: «Абрасакс, держи ее крепче!» На закате положи фигурки у могилы того, кто умер внезапной или жестокой смертью, вместе с букетом свежих цветов. Письмена же на табличке должны быть таковы:
«Заклинаю именами тех, кто внушает страх и трепет; именем, что ужасает демонов; именем, что обращает реки вспять и крушит скалы. Взываю к тебе, о Повелитель Усопших, во имя Барбариты Кенмбры Барукамбры, во имя Абрата Абрасакса Барфаранга, во имя славы Марии… Услужи мне, Повелитель Усопших, и пошли [демона или демоницу]. Пусть осмотрит все дома и все пределы, пусть разыщет [имя жертвы] и пригонит ее ко мне.
Да не вкусит она ни пищи, ни воды, да не познает наслаждения с другим, хоть бы даже он был ей супругом. Тащи ее за волосы, терзай ей душу и сердце каждый день, каждую ночь, каждый час, чтобы пришла ко мне, была со мной, стала неотделима от меня. Привяжи ее ко мне на всю жизнь и заставь мне повиноваться. Да не знает она покоя вдали от меня. Сделай это, Повелитель Усопших, и я отпущу тебя с миром».
PGM. IV. 355−382
Это любовное заклинание, однако по форме и по сути оно мало чем отличается от проклятия. Магическая формула была выведена на свинцовой табличке, потому что свинец, подобно золоту, не ржавеет (притом обходится не в пример дешевле). Следовательно, заклинание надолго сохранит силу. Могилу умершего внезапной или мучительной смертью надо выбирать потому, что дух такого покойника скитается между мирами, не находя себе пристанища. Значит, он обязательно вернется к месту погребения, увидит призыв и отнесет его в загробное царство.
У любовных чар и проклятий есть другой общий элемент — иглы (неслучайно у слов «агония» и «агонистический» один корень). Разница между приворотом и проклятием — только в намерении чародея. Цель любовной ворожбы заключается в том, чтобы заставить жертву страдать от неутоленного желания. Цель проклятия — просто заставить жертву страдать. Фигурки для обряда зачастую делали из воска, чтобы те «растаяли от любви» в пламени Эроса. Содержание отдельных заклинаний позволяет предположить, что иногда — если насылающий чары хотел, чтобы жертва «сгорала» от страсти, — использовались и соломенные фигурки. Однако солома недолговечна, да и во время ворожбы фигурку полагалось сжечь, так что шансы найти хоть один уцелевший экземпляр ничтожно малы.
Безвременно умершие дети были любимыми посредниками чародеев. Привязанный к детской могиле демон полностью подчинялся тому, кто его призвал. (Неизвестно, письменное это заклятие или устное; такую неопределенность, скорее всего, оставляли намеренно. Профессиональные чародеи древности скептически относились к любителям, и разночтения в магических текстах, вероятно, играли роль защиты от профанов.)
Сковываю вас, демоны, цепями неумолимого Рока. В час нужды заклинаю вас неупокоенными духами мальчиков, что лежат здесь, не завершив дел земных. Неодолимой властью Иао, Барбатиао Чермари — восстаньте немедля, демоны, лежащие здесь!
PGM. 1–5
Некоторые ведьмы и чародеи умели «низводить луну» (то есть богиню луны Селену) — иногда в буквальном, а иногда в переносном смысле, — чтобы собрать с подготовленной травы появившуюся лунную росу. Из этой жидкости получалось мощное приворотное зелье. Считалось, что фессалийские колдуньи способны были «низводить луну» по собственному желанию, однако платили за такой дар страшную цену. Каждое «низведение» якобы стоило им глаза — или жизни собственного ребенка.
Плодовитый греческий писатель Лукиан Самосатский (120−192 годы н. э.) изобразил обряд, в котором смешалось все — некромантия, низведение луны и любовная ворожба с помощью фигурок. В небольшой сатире под названием «Любители лжи, или Невер» он описал богача по имени Главкий, влюбленного в некую Хрисиду. За баснословную цену в 360 тройских унций серебра Главкий нанял гиперборейского мага, чтобы тот заставил красавицу разделить с ним ложе. (В представлениях древних греков Гиперборея была полумифической северной страной, расположенной за пределами известного мира.)
«Низведение луны». Колесница Селены спускается на землю. Римский саркофаг из Остии (Италия)
Metropolitan Museum of Art, New York
Вот как об этом обряде рассказывает его «свидетель»:
«И я… привожу к нему нашего гиперборейского мага, при условии уплаты ему четырех мин немедленно — было необходимо кое-что подготовить для жертвоприношений — и шестнадцати мин в том случае, если Главкий получит Хрисиду. Выждав народившуюся Луну — заклинания обычно выполняются именно в это время, — маг вырыл в одном из открытых помещений дома яму и в полночь сперва вызвал к нам скончавшегося за семь месяцев до этого отца Главкия Алексикла. Сначала старик гневался на любовь сына, сердился, но в конце концов все-таки разрешил любить Хрисиду. После этого маг вызвал Гекату, которая привела с собой Кербера, и низвел Луну — многообразное зрелище, постоянно менявшее облик: сначала она представилась в женском образе, затем замечательно красивой коровой, потом явилась щенком. Под конец, вылепив из глины маленького Эрота, гипербореец произнес: «Ступай и приведи Хрисиду». Глина вылетела, и недолго спустя Хрисида постучалась в дверь, а вошедши обняла, как безумно влюбленная, Главкия и оставалась с ним до тех пор, пока мы не услышали пения петухов. Тогда Луна улетела на небо, Геката ушла под землю, исчезли и остальные призраки, а Хрисиду мы отправили почти на самом рассвете.
Если бы ты видел это, Тихиад, то не стал бы больше сомневаться, что есть много полезного в заклинаниях».
«Согласен, — сказал я, — пожалуй, я бы поверил, если бы видел это. Но в настоящее время, полагаю, мне извинительно не обладать таким же, как у вас, острым зрением. Впрочем, насколько мне известно, Хрисида, про которую ты рассказывал, обыкновенная прелестница. Не вижу причины, зачем вам понадобились для нее глиняный посланник, гиперборейский маг и сама Луна, когда Хрисиду за двадцать мин можно было привести в страну гиперборейцев».
Лукиан Самосатский. Любители лжи, или Невер. 14−15
Геката отгоняет врагов горящим факелом
Universal Images Group / Diomedia
Геката Подземная, Артемида Подземная, Гермес Подземный, да обрушится немилость ваша на Фанагору и Деметрия, на их харчевню, на все их имущество и все их пожитки.
Кровью и пеплом и духами всех мертвецов проклинаю Деметрия, моего врага. Вечные путы проклятия на тебе, Деметрий, и через четыре года не освободишься от них. Вколачиваю кинотос тебе в язык.
Это проклятие, написанное на свинцовой табличке, можно назвать коммерческим. Его и еще четыре таких же нашли в стене, окружающей могилу молодой афинянки, — они идентичны по смыслу и форме. В каждом случае мишенью служит один из владельцев харчевен; очень похоже, что какой-то предприимчивый ресторатор выбрал поистине радикальный способ избавиться от конкурентов.
Четырехлетний цикл, упомянутый в табличках, имел особое значение для древних греков: проводя Олимпийские игры каждые четыре года, мы следуем античной традиции. Вероятно, считалось, что по истечении этого периода чары теряют силу. Или что ритуалы жертвоприношения и очищения, которыми сопровождались крупные события вроде праздника в честь Афины (тоже проходившего раз в четыре года), заодно снимают все наложенные заклятья.
Все пять проклятий написаны на аттическом диалекте древнегреческого языка — очень аккуратно и грамотно, отчего ученые заподозрили, что над ними трудился профессиональный чародей по просьбе клиента. Очевидно, под конец заказчик не совладал с чувствами и перешел на простонародную брань. При буквальном переводе фраза «вколачиваю кинотос тебе в язык» кажется бессмысленной; однако словом kynotos («собачье ухо») еще называли неудачный бросок костей, при котором выпадало наименьшее возможное количество очков. Видимо, проклинаемый Деметрий должен был лишиться дара речи или — что вероятнее — терпеть беды из-за каждого сказанного им слова. А вот глагол «вколачивать» здесь употреблен в самом что ни на есть буквальном смысле: готовую табличку с проклятием полагалось согнуть пополам и пробить гвоздем.
Древнеримское проклятие, адресованное женщине по имени Третия: «Чтоб твой разум, память, легкие и печень смешались в одну кучу»
British Museum, London
Каждая табличка с заклинаниями в чем-то уникальна, однако формулировку, лежащую в основе этих пяти текстов, можно считать более или менее типичной для древнего проклятия — разве что на редкость внятной и продуманной. (По очевидным причинам многие таблички с проклятиями создавались в пылу эмоций.) Подобные артефакты с воззваниями к демонам можно найти на территории всех эллинских государств и Римской империи. Наиболее часто они обнаруживаются в могилах безвременно умерших, а также в колодцах, подземных святилищах и порталах в Царство теней (см. ). Отправители делали все возможное, чтобы послание дошло до потусторонних сил.
Древние греки и римляне предпочитали доверять серьезную ворожбу профессионалам — отчасти потому, что с потусторонними силами следовало быть очень осторожным. Духи и божества, вызываемые для проклятия, могли навлечь страшные муки, безумие и лютую смерть. Прибегать к их услугам — все равно что жонглировать динамитными шашками, с той лишь разницей, что динамит убивает относительно быстро и чисто.
Этим объясняется одно важное различие между любовными чарами и проклятиями. Влюбленные охотно указывали свое имя и семью, из которой происходят (а порой даже адрес, чтобы демон точно знал, куда доставить околдованную жертву). Однако проклятию обычно предшествовали особые ритуалы, призванные обеспечить «заказчику» полную анонимность. (К счастью, античные божества не обладали даром всеведения.) Проклинающий почти всегда оставался неназванным и для собственной безопасности прибегал к помощи опытного чародея, который сам отвечал за последствия возможных ошибок.
Ученые называют богов загробного мира хтоническими божествами («хтонический» в буквальном переводе означает «подземный»). Их много, и у каждого есть свои функции. Чтобы наслать проклятие на врага, нужно знать, к кому обращаться.
Творя проклятие, древние греки крайне редко обращались к Аиду, владыке Царства мертвых, — вероятно, по той же причине, по какой министра финансов не вызывают для решения налоговых вопросов. Он слишком занят, чтобы вникать в каждую ситуацию, а уж если вдруг заинтересуется вашими делами, вам несдобровать. По этой причине и храмы, посвященные Аиду (Плутону), строили редко. Привлекать внимание Властелина смерти молитвами или проклятиями не самая удачная затея.
Римляне в этом отношении были несколько смелее греков — может, потому, что привыкли напрямую обращаться к своим правителям. Например, в 44 году до н. э. обеспокоенный римский гражданин решил предупредить Юлия Цезаря о зреющем заговоре и подал ему записку. Цезарь принял ее за очередное прошение и отложил, чтобы прочесть позже; увы, дожить до этого «позже» ему не удалось. Обычай принимать петиции от населения соблюдался столь строго, что полтора столетия спустя, когда император Адриан попытался отмахнуться от просительницы, сославшись на важные дела, женщина в ответ огрызнулась: «Тогда незачем тебе быть императором!» В сущности, проклятие — это и есть петиция на имя высшей силы: просьба покарать недруга, чтобы восстановить справедливость (какой она представлялась просителю). Если римлянин мог подать прошение владыке земного царства, то отчего бы и не обратиться к повелителю Царства теней?
Аид на троне, с колонной за спиной и Цербером у ног
Wellcome Images
Аид и Персефона. Персефона держит колосья — символ жизни. В руках у Аида букет асфоделей — цветов, часто произраставших на древних могилах
G. Dagli Orti / DeAgostini / Diomedia
Римляне чаще греков обращались за помощью не только к Плутону, но и к его супруге Прозерпине. Греки звали ее Персефоной. Похищенная Аидом и вынужденная по полгода проводить в его сумеречном царстве, весной она все же возвращалась на землю, принося с собой тепло и дожди, пробуждавшие силу зерен. Именно поэтому, несмотря на близость к мрачному Аиду, Персефона считалась богиней возрождения и новой жизни. Следовательно, она была чересчур благодушна, чтобы поручать ей расправу над врагом; однако в заклинаниях ее все же упоминали наряду с другими божествами — для полноты картины.
А вот без Гермеса не обходилось ни одно качественное проклятие. В наши дни Гермеса (в Риме его звали Меркурием) ошибочно считают вестником богов. На самом деле олимпийской вестницей была Ирида, богиня радуги, соединяющей небо и землю. Гермес действительно иногда доставлял послания, но только от самого Зевса. И это, между прочим, еще раз подтверждает, что ворожба — дело рискованное. Можно привлечь внимание Гермеса дарами и заклинаниями, но как бы потом не пришлось объяснять разгневанному владыке Вселенной, по какому праву вы воспользовались услугами его личного курьера.
Тем не менее служба у Зевса была для Гермеса чем-то вроде подработки. В основном он считался покровителем торговцев и мошенников (в тех случаях, когда эти группы не пересекались), а также психопомпом, то есть проводником душ в Подземное царство. Древние греки и римляне полагали, что последний, кого умирающий видит в мире живых, — Гермес Психопомп, который показывает ему дорогу в царство Аида и помогает присоединиться к сонму теней.
Гермес в крылатых сандалиях и с керикионом (жезлом посланника)
Metropolitan Museum of Art, New York
Эти тени, или духи усопших, назывались манами. На римских надгробиях обыкновенно вырезали буквы D. M., что означало Dis Manibus — «духам покойных». Отправляясь в путешествие, римляне брали с собой рекомендательные письма, чтобы подтвердить принимающей стороне свою благонадежность. Надписи на надгробных камнях, в сущности, выполняли ту же функцию в самом дальнем и загадочном из путешествий — они представляли покойного его новым соседям.
Гермес Психопомп должен был передать в Аид начертанное на камне послание, а заодно подобрать на могиле всю прочую «корреспонденцию», адресованную подземным богам. Именно так в древности поступали с любыми письмами: в отсутствие почтовой службы их оставляли в харчевнях и прочих общественных заведениях, и любой посетитель мог при желании передать их дальше. Так в наши дни добросердечные водители подвозят тех, кто путешествует автостопом. В древние времена письмо, адресованное Филотанатосу в Кумы, следовало оставить в харчевне на Аппиевой дороге, а послание Гекате в Подземное царство — на свежей могиле. Кстати, римляне всегда хоронили усопших за городскими стенами, поэтому вдоль каждой дороги из города было немало надгробий.
Текст плотно свернутого свитка, помещенного в могилу человека по имени Макрон в Пелле (Древняя Македония) примерно в 350 году до н. э., призывал дух и его потусторонних спутников посодействовать в брачных делах: «Макрону и демонам Подземного мира я доверяю этот свиток. Пока я не откопаю его и не разверну, пусть Тетима [моя соперница] не выйдет замуж за Дионисофона. Он не должен брать ни одну другую женщину, кроме меня, а я должна состариться с Дионисофоном и ни с кем другим».
Геката получала немало писем. Эту примечательную богиню чтил даже всемогущий Зевс, сын Кроноса:
Долю имеет Геката во всяком почетном уделе
Тех, кто от Геи-Земли родился и от Неба-Урана,
Не причинил ей насилья Кронид и не отнял обратно,
Что от Титанов, от прежних богов, получила богиня.
Все сохранилось за ней, что при первом разделе на долю
Выпало ей из даров на земле, и на небе, и в море.
Гесиод. Теогония. 421
В античной мифологии подробно описываются похождения большинства олимпийских богов — будто взятые из сюжетов мыльных опер, — однако Геката в этой саге остается молчаливой и зловещей фигурой второго плана. Она богиня-девственница, что многое говорит о ее положении в пантеоне, где верховные божества мужского пола запросто насилуют даже родственниц. Очевидно, с Гекатой боялись связываться даже члены этого отнюдь не святого семейства.
Изначально культ Гекаты сформировался в Малой Азии, но позже перебрался в Грецию и Италию буквально по просьбам публики. Она всегда была «народной» богиней — покровительницей угнетенных и обездоленных. Когда Гекуба — супруга троянского царя — оказалась в окружении врагов, Геката спасла ее, превратив в огромную черную собаку. С тех пор собака стала спутницей богини и нередко предвещает ее появление. Вот почему собаки воют, почуяв Гекату, а те, кто хочет привлечь ее внимание, иногда приносят ей в жертву щенка на перепутье трех дорог.
(Небольшое пояснение: перепутье трех дорог — это то, что мы сегодня назвали бы Т-образным перекрестком. Во многих культурах перекресток считается магическим местом, а Геката так прочно ассоциировалась с перекрестками, что ее римское имя — Тривия — в буквальном переводе означает «три дороги».)
Гекату нередко изображают трехликой, что символизирует ее присутствие в трех мирах — на небе, на земле и в Подземном царстве. В роли хтонического божества она изображается с двумя факелами. В Аиде она повелевает демонами, так что к ней часто обращаются с просьбой подобрать такого, который достаточно быстро исполнит проклятье.
Геката — последняя надежда тех, кому не удалось добиться честного суда в других инстанциях. Эта богиня отличается острым чувством справедливости, и обращаться к ней нужно лишь в том случае, если вы уверены, что пострадали незаслуженно. За несправедливость она казнит без всякой пощады. Прежде чем взывать к ней, хорошенько подумайте: а вдруг Геката решит, что кары заслуживаете и вы?
Статуэтки трехликой Гекаты стояли во многих домах
RMN-Grand-Palais (Musée du Louvre) / Hervé Lewandowski
Геката может удовлетворить просьбу смертного, однако формулировать ее надо с величайшей осторожностью. Вот как чародейка отвечает клиенту, попросившему сотворить запретное заклинание:
Гекаты
Соизволенья не чай, не должного просишь. Однако
Больше, чем ты попросил, подарить… попытаюсь.
<…>
…Троеликая лишь бы богиня
Мне помогла и к моим чрезвычайным склонилась деяньям!
Овидий. Метаморфозы. Книга VII. 173
Давайте разберемся, кто же такие демоны, которых Гекату и прочих божеств так часто просят отрядить в помощь чародеям. В сущности, демоны — это потусторонние силы, выполняющие грязную, тяжелую работу. У демонов не очень хорошая репутация из-за того, что в иудеохристианской традиции их связывают с Подземным царством (вполне резонно), однако само Подземное царство ошибочно отождествляют с адом.
В представлении древних греков и римлян демон — обитатель потустороннего мира, представляющий собой нечто большее, чем человек, но недотягивающее до божества. Иногда это может быть даже дух почившего героя. Демоны скитаются по Царству теней и являются на зов либо самостоятельно, либо по воле бога — например, Гекаты. (Вот почему компьютерные программы, которые выполняют незаметную, но необходимую работу в фоновом режиме, тоже называются «демонами».) Те, кто решил позвать демонов на помощь, могут не опасаться козней с их стороны: вопреки тому, что сказано в Библии, они отнюдь не злобны по своей природе.
А вот если вам нужны настоящие кровопийцы, обратитесь к дочерям Никты, богини ночи. Греки называли их керами, или, как уточнил Гомер, керами смертоносными (Keres thanatos). У римлян они звались тенебрами, детьми сумерек. Если Арес (Марс), бог войны, и Афина (Минерва), богиня стратегии, исполняли на поле битвы свои прямые обязанности, то керы являлись туда исключительно ради крови:
…С лязгом белые зубы сводили черные Керы.
Ликом ужасны они, кровавы, грозны, неприступны,
Распрю за павших вели и все порывались гурьбою
Черной крови испить: лишь только которая схватит
Труп ли, со свежей ли павшего раной, стремится окружно
Когти вонзить огромные, душу ж низринуть к Аиду
В Тартар холодный. Когда же сердце свое насыщают
Кровью людскою они, то долу бросают немедля
И устремляются вновь туда, где грохот и схватка.
Гесиод. Щит Геракла. 249–257
Керы незримо присутствуют при землетрясениях, пожарах и прочих стихийных бедствиях. Чародею среднего уровня лучше с ними не связываться: из природной кровожадности они могут наброситься не только на жертву проклятия, но и на того, кто его сотворил. Повелевать керами без риска для себя способен лишь маг высочайшего класса:
И там она песней
Стала услаждать тех Кер, пожирающих души,
Кер, Аидовых псов, которые в воздухе рыщут
И в быстролетном кругу живых за собою уводят.
<…>
…Пришлось покориться
Силам волшебным Медеи.
Аполлоний Родосский. Аргонавтика. IV. 1649−1662
Тем, кто интересуется табличками с проклятиями, следует обратить внимание на три имени: Арентика, Анаплекта и Стигера. Это имена кер, вызываемых по отдельности. Осторожно! Для работы с проклятиями такой силы нужен спиритический эквивалент асбестовых рукавиц и длинных щипцов.
Пойна (смертоносный дух, сопровождающий фурий) парит над алтарем, на котором Медея убила детей Ясона
The Cleveland Museum of Art
Несмотря на грозную славу, фурии менее опасны для заклинателя, чем керы. Они древнее олимпийских богов и часто изображаются в виде серьезных молодых дам с хлыстами и в сапогах с высоким голенищем. Но тех, кого подобный образ привлекает, ждет разочарование: своим жертвам фурии являются в обличье чудовищ со змеями вместо волос, горящими красными глазами и перепончатыми крыльями, как у летучих мышей.
Фурии карают тех, кто причинил зло членам своей семьи (особенно людей, посягнувших на жизнь родителей), а также клятвопреступников. К последней категории относятся и должностные лица, нарушившие присягу, и потому фуриям иногда приходилось вмешиваться в хорошо знакомые нам конфликты между гражданами и властями. Звать на помощь фурий, как и их более известную коллегу Немезиду, было выгодно и удобно, потому что наказание преступников и без того входило в их обязанности. Обращение к ним даже не считалось проклятием: в сущности, привлекая их внимание к совершенному злу, чародей просто исполнял свой гражданский долг.
Суд над мифическим героем Орестом за убийство матери. Фурии, сдерживаемые Афиной (слева), с нетерпением ждут своего часа
British Museum, London
Хотя небожителей — таких как Афина (Минерва), Артемида (Диана) и Аполлон (Аполлон) — редко упоминали в проклятиях, к ним могли обратиться, если вопрос проходил по их ведомству. У богов много обязанностей и широкие полномочия. Деметру, богиню урожая, иногда призывали на помощь, чтобы загубить посевы на полях врага. Мы уже отмечали, что Гермес был покровителем путников; даже сам царственный Зевс по совместительству подрабатывал богом гостеприимства. Словом, если вам испортят отпуск, попробуйте воззвать к Гермесу, чтобы покарал мошенников из турагентства, а заодно и к Зевсу — пусть разберется с гостиницей. (Если в гостиничном баре подают дорогие вина, имейте в виду, что свинцовая фольга с горлышка бутылки идеально подойдет, чтобы начертать на ней проклятие.)
В теории, письменного прошения, адресованного потусторонним силам, достаточно, чтобы заручиться их поддержкой. Однако древние чародеи нередко дополняли проклятия наглядными инструкциями, рисовали схемы и пронзали фигурки иглами, чтобы указать те части тела, которые должны принести жертве наибольшие страдания. (Эта часть ритуала необязательна, но отлично снимает стресс.)
Тем не менее, если чародей не просто звал бога или демона на помощь, а стремился им повелевать, дополнительные подношения становились необходимыми. Разумеется, такая затея была очень рискованной. Даже подчиняя своей воле обычного демона, чародей брал на себя роль богов. Столь откровенная гордыня могла привлечь внимание Немезиды — нетрудно представить, как боги относились к смертным, посмевшим отдавать им приказы. Именно поэтому безопаснее было с помощью заклинаний подчинить себе дух усопшего.
К этому проклятию прилагается изображение демона, которого проклинающий желает призвать себе на службу, — зловещая фигура с огромными гениталиями и козлиными ногами. Во времена, когда у большинства людей было лишь одно имя, в заклинаниях старались указывать еще и то, к какой семье принадлежит жертва, чтобы поразить того, кого нужно. Но адресат этого проклятия обозначен лишь как «рожденный женщиной» (в дословном переводе — «утробой»). Вероятно, проклинающему не хватало информации. Кроме того, он был малограмотен: предложения построены так неуклюже, что нельзя даже понять, кто такой упомянутый в них Сильван — жертва проклятия или демон, который должен его исполнить.
Схвати его и лиши чувств, чтоб он был без памяти и не мог сотворить обряд [для защиты?]. Высоси ему мозг из костей, Сильвану, рожденному женщиной, повелеваю. Возьми его и свяжи… его дела и поступки. Убей его и сбрось его душу в Тартар.
В «подчиняющих» обрядах нередко использовали kolossi — фигурки, подобные куклам вуду (они тоже действуют по принципу симпатической магии). Все, что с ней делали, волшебным образом происходило и с жертвой, которую она изображала. Лучше всего работали фигурки из бронзы или свинца, хотя нередко их изготавливали из воска и соломы. Внутрь клали прядку волос жертвы, или срезанный ноготь, или лоскут ее одежды — словом, нечто, помогающее навести чары на цель. Разумеется, на фигурке следовало нацарапать имя проклинаемого. Далее полагалось вонзить гвозди или иглы в те места, где жертва должна была ощутить острую боль, кисти рук и/или ступни — вывернуть задом наперед, а руки — заломить за спину, как будто они связаны. Чтобы довести человека до смерти, фигурку укладывали в ларец, напоминающий саркофаг.
Давление на свидетелей по-древнегречески. Эта фигурка в свинцовом ларчике (V век до н. э.) должна была навести порчу на участников судебного процесса в Афинах
G. Dagli Orti
После всех необходимых действий фигурку клали на свежую могилу — желательно мертвого разбойника или убийцы. В этом случае заклинание предназначалось не для передачи в Подземное царство, а для того, чтобы подрядить на дело дух покойного преступника. Кроме того, демонов можно было приманить к могилам безвременно умерших, особенно детей. (Разумеется, на подобные обряды на современном кладбище быстрее отреагируют местные власти, чем Немезида.)
Те, кто отваживался на самый рискованный шаг — призвать на помощь бога или богиню, — прятали фигурку в храме этого божества (в наши дни найти его непросто) или бросали в посвященный ему водоем. Обратиться к Гекате было проще всего — стоило лишь отыскать подходящий перекресток. Но не надо забывать, что проще — далеко не всегда безопаснее или разумнее. Броситься со скалы тоже порой проще.
Это древнеримское заклинание написано на одной из многочисленных свинцовых табличек, обнаруженных в могилах вдоль Аппиевой дороги, близ Рима. Упомянутая в заклинании «богиня-нимфа Эйдонея» — вероятно, Геката: у нее было священное имя Эдонея («госпожа Подземного царства»). В нашем сознании экзотическое и чужеземное нередко наделяется особой силой. То же самое касается богов и демонов, вызываемых для ворожбы. Чтобы повелевать Гекатой, проклинающий зовет на подмогу египетских божеств — Осириса и Аписа (Мневиса), священного быка Гелиополиса. Письмена внизу — это имена демонов (проклинающий называет их «святыми ангелами»), которым Геката должна поручить исполнение «заказа».
Осирис, Осирис Апис Осирис Мне Фри
Тебе, богиня-нимфа Эдонея… доверяю эту колдовскую табличку и в твои руки отдаю нечестивого, проклятого и обреченного Кардела, сына Фульгентии. Вздерни его на дыбу, и пусть умрет лютой смертью Кардел, рожденный Фульгентией. Сделай это за пять дней. Заклинаю тебя силой, что лежит под землей и правит кругами небесными.
OIMENEBENCHUCH BACHUCH BACHACHUCH
BAZACHUCH BACHAZACUCH BACHAXICUCH
BADETOPHOTH PHTHOSIRO
В античной мифологии и литературе нередко встречаются упоминания о любовных зельях и проклятиях. Археологические находки свидетельствуют, что и в повседневной жизни древние люди охотно прибегали к магическим ухищрениям. Однако любой, кто кто решит последовать их примеру, должен помнить, что истории о ворожбе чаще всего случаев кончаются плохо.