Сердце на ступени

Как-то в одном письме своему чаду отец Иоанн (Крестьянкин) заметил, что «…настало время, когда надо каждой скорби в ножки поклониться и руку ее облобызать. Ведь только скорби и ходатайствуют о нашем спасении. Да думаю я, что и во все времена спасение наше на кресте соделывается. Так что, слава Богу, скорби извествуют, что идем мы путем спасения. А бегать от скорбей с места на место – гибельно…» Как же точно, глубоко и верно сказано! Неси свой крест, не ропщи, очищайся скорбями, и Господь воздаст. Так, по милости Божией происходит возвышение человека, открываются ему новые горизонты, новые цели и пути их достижения.

С 1986 года, когда я случайно попал под один из языков чернобыльского дракона, который с самого начала трагедии невидимо и смертоносно лизал ничего не подозревающую землю окрест, для меня открылась некая закономерность стояния на лезвии между жизнью и смертью, четко определенная во времени. Острые моменты, когда, как говорят, жизнь висела на волоске, случались и раньше, но здесь было нечто другое. От меня требовалось осознание этого стояния, когда оставались секунды, чтобы заглянуть вниз по ту и по другую сторону. В этот момент качания на лезвии приходила уверенность, некая убежденность, что я остаюсь жить, но не просто так, а для чего-то, хотя это «чего-то» я определить еще не мог. Мне предоставлялась как бы расчищенная площадка для деяний, сумма оценок которых через определенное время позволяла сделать наверху заключение о целесообразности моего пребывания на этой площадке – ступени.

Известно, что каждому человеку Господь дает, если возможно такое сравнение, кредит доверия и, что важно, свободную волю в его использовании. У меня было много друзей, товарищей и просто знакомых, которые погибли, не дожив до 50, а некоторые и до 40 лет. Почему? Да просто они бездумно растратили доверие и не оставили надежды на возврат. Дар жизни расточают земная слава, просто известность, неуемные страсти, большие и малые пороки. Я не берусь судить о каждом конкретном случае, ибо не судите, да не судимы будете, однако общая закономерность все же проявляется. Я имею в виду нравственную сторону нашего бытия и ее главную составляющую – духовность. Надо успеть, расточая дар Божий, особенно в молодости, осознать необходимость его скорейшего возвращения в виде создания в себе нового человека. На возврат уходят годы труда, страданий своих и людей близких во искупление прежних грехов, отступлений от заповедей Божиих. Только потом начинается стяжание Духа Святаго – главной цели пребывания человека на Земле. Я видел примеры страданий и нравственно чистых людей, жизнь свою посвятивших Богу, однако это примеры стяжания Духа Святаго уже из области аскетических подвигов.

О стоянии на лезвии в 1994 году я уже писал и здесь повторяться не буду. Результатом деяний на предоставленной тогда площадке явились две работы – «На рассвете души» (1999) и «Петушки обетованные» (2002). После них оставались грандиозные планы, по которым я в свое время получил высокое благословение, открывались хорошие источники информации, однако работа не шла. Подсознательно я чувствовал, что опять должны произойти какие-то важные очистительные перемены, но внешних признаков пока не находил. Они появились неожиданно, когда мы с женой поздней осенью переехали с дачи в Москву. Столичный, хотя и более чистый окраинный воздух оказался лакмусовой бумажкой. Признаки стенокардии стали проявляться даже в состоянии покоя, и развязка не заставила себя долго ждать. В конце декабря на «Скорой» меня увезли в кардиологию городской больницы. Там я окончательно уразумел, что «спасение утопающих – дело рук самих утопающих». Представители Кавказа и других бывших братских республик чувствовали себя как дома, коренные же москвичи лежали в коридорах. Один еще днем, приподнявшись на локте, беседовал с дочерью, а вечером его уже накрыли простыней. Мне повезло, поскольку доставили ночью, а посему и определили сразу в палату. И с соседями ладилось. С одной стороны интеллигентный запойный пьяница, с другой – квалифицированный рабочий, отец двух милиционеров-начальников. Они потом навещали папашу и сочились достатком. Интеллигент понимал, откуда на него вдруг навалились болезни. Он пропил старинные иконы, продать которые подбил его оборотливый сосед. Я пытался направить его усилия ко спасению на душепопечительный центр на Крутицах. Бедолага соглашался, но после выписки, как стало потом известно, он не смог выбраться из вражьего водоворота. Рабочий же так и не понял, откуда пришла стенокардия, и продолжал тайно принимать принесенное ему родственниками зелье, да в таких количествах, что, бывало, в срочных поисках туалета он угрожающе двигался в сторону моего трезвеющего соседа, который, правда, успевал мгновенно реагировать и деликатно направлял охальника совсем в другую сторону.

Через несколько дней пребывания в больнице врачи заговорили о моем грядущем улучшении состояния и необходимости выписки домой. Жена не смогла убедить их в обратном. С большим трудом ей удалось перевезти меня в другой стационар, где после осмотра в приемном покое сразу поместили в реанимацию.

Новогоднюю ночь 2003 года я провел в абсолютной тишине, опутанный проводами и трубками. Потом пошло серьезное обследование, результатом которого был безжалостный приговор – необходимо аортокоронарное шунтирование. Сознание отказывалось верить, что другого пути нет. Страшно было представить себя лежащим на операционном столе с раскрытой грудной клеткой, вынутым сердцем и искусственной прокачкой организма. Правда, предлагались и другие варианты. В бессонные ночи трусливые мысли, как суслики, высматривали горизонт, пытаясь оправдать вердикт врачей Института трансплантологии и искусственных органов. Они решили не проводить операции в виду ее особой сложности в моем случае, а ограничиться ангиопластикой. Однако трезвение, слава Богу, не оставляло. Я понимал, что здесь самый лучший все-таки радикальный путь.

В конце концов Господь привел меня в одно солидное учреждение. Там известный всему миру кардиохирург долго изучал результаты коронарографии и наконец решился на операцию. Понадобились большие деньги, которых у меня не было. Друзья-пилоты собрали необходимую сумму, но я принимать ее медлил. Понимал, ребята отдавали далеко не лишние для себя средства. Вскоре смутные надежды оправдались. Неожиданно я получил через моих хороших знакомых от неизвестного лица требуемую сумму, которая точно покрывала расходы. Так я до сих пор и не знаю, кто это сделал. Господь ведает кто. За него я и молюсь Богу.

Все закрутилось с невероятной быстротой. Через день я уже был в палате. Через два – объявили о дне операции. Тут и пришло время особого звонка. Еще когда было принято принципиальное решение об операции, я обратился к наместнику Сретенского монастыря архимандриту Тихону. Он четко объяснил, что я должен сделать в оставшееся время. Суть сказанного – максимальное очищение через покаяние и соборование. Кроме того, батюшка благословил выполнять все указания и рекомендации врачей. Еще мне надлежало сообщить день и час начала операции. Отец наместник обещал помолиться с братией в алтаре. Этот нежданный подарок приподнял душу, окрылил. Шутка ли, какая помощь! И эта помощь, как оказалось, приспела весьма кстати.

Известно, что и у великих хирургов бывает полоса невезения. Хотя все вроде бы хорошо, и рука еще тверда, имеется прекрасное оборудование, спаянная бригада первоклассных помощников, а неудачи нет-нет, да и бывают. Вот и тогда на профессора что-то навалилось. Со мной в палате лежали два человека. Их оперировали дважды, то есть после операции в реанимацию, а вскоре опять на стол. Обнаруживалось внутреннее кровотечение. Не каждый организм выдержит двойной общий наркоз, новое вскрытие, длительное искусственное дыхание и т. д. Однако эту информацию как пищу для размышлений я имел уже после операции.

Поздним вечером накануне важного для меня события врач-анестезиолог, готовя катетер для укола в спинной мозг, одновременно подбадривал меня. Между делом спросил, говорил ли я с врачом, который будет делать операцию. Я изумленно поднял на него глаза: «Каким врачом?» – «А вы разве не знаете, что профессор N не сможет делать операцию в силу некоторых обстоятельств? Его заменит ассистент». В душе поднялась буря – как, не профессора, а какого-то мальчишку приставят! Симпатяга врач и великий психолог потихоньку уменьшал высоту моих волн, утешал и вливал новые силы. Вскоре я пришел в себя и все понял. В палате соседи заявили, что имею полное право отказаться от операции и подождать, пока профессор сможет занести надо мною свой нож. Однако ответ уже был готов: «Такое случается по воле Божией, а против нее я не пойду. Будь что будет».

Операция вместе с подготовкой длилась около семи часов. Все прошло великолепно. Самым тяжелым оказалось время в реанимации, но и оно пролетело. Через двадцать часов меня уже перевезли в палату. Счастливый ассистент летал по коридорам как птица. Но впереди было еще длительное восстановление, в котором тяжести и скорби потихоньку совершали великое очищение души.

Пищи для размышлений оказалось предостаточно. Что же здесь проявилось? Несомненно, помощь Божия. Через очищение опять был выдан кредит не только на жизнь и на деяния, но и на прикосновение к святости. И, как я понимаю, это надо особо ценить, поскольку прикоснуться к святости теперь уже можно было с другой ступени. Она позволила по-иному взглянуть на события и людей, которые живут на страницах новой книги, хотя новая работа имела прежнее название «Петушки обетованные». Книга увидела свет в 2005 году. Через два года появилось ее третье издание, дополненное и переработанное. И там появилась новая глава – «Святыни», а в ней – размышления о прикосновении к святости. В этой главе, я полагаю, находится часть того, что мы зовем «долги наши», хотя понятие сие, конечно, значительно шире.

«Когда свободное произволение будет испытано скорбями, тогда благодать дается верному только после долговременного борения, после испытаний и искушений» (прп. Макарий Великий).

Мое недавнее произволение, то есть посещение Святой Земли в ноябре – декабре 2008 года, тоже было испытано скорбями. По возвращении я отдал свою, может быть пока малую, жертву из большей, которую должен отдать. Здесь я осознал все мое человеческое ничтожество перед величием и милостью Божией.

Через несколько дней после возвращения ночью меня увезли на «Скорой» в больницу. Там в реанимации было время шаг за шагом прокручивать в памяти свои прикосновения к святости на земле, где исполнял Свою миссию Христос, осознавать свою личную ответственность за подготовленность делать это.

Результаты обследования оказались неутешительными. Вердикт врачей указывал на возможность резкого ухудшения состояния и на необходимость срочной коронарографии. Однако быстро этот вопрос разрешить было нельзя. Впереди чередой шли новогодние праздники и рождественские каникулы. Тем не менее через месяц после выписки вопрос о новой госпитализации решился.

Я был доволен всем – и статусом учреждения, и качеством персонала, отношением к пациентам. Наконец был определен день операции. Ее должен был проводить мой лечащий врач. Излишне говорить о том, что я молился и как. Ведь от результата ее зависела вся жизнь, по крайней мере ближайшая.

Привезли меня на каталке в «предбанник». Там уже находился другой очередник. Он, похоже, обрадовался соседству и пытался оживить беседу. Внешний вид выдавал в нем уроженца Северного Кавказа. Я не уточнял, кто он – мусульманин, православный или атеист, был сдержан и сосредоточен. Узнав, что коронарография у меня уже вторая, сосед выразил уверенность, что в этом случае пациенту намного легче. Я возразил, сказав, что операция есть операция и к ней надо подходить как к первой. Вскоре его увезли.

Я задремал. Проснулся от шума. Все бегали, что-то таскали, носили, выносили. Потом все затихло. Обо мне словно забыли. Я понял: что-то случилось. Похоже, спасают больного. Через день окольными путями узнал, что мой сосед умер на столе. У него случился инсульт.

Пролежал я на каталке более трех часов, прежде чем меня положили на стол. Под местным наркозом оперировал уже другой врач. Я видел его четкие уверенные движения, слышал короткие фразы, иногда обращенные ко мне, реакцию на ответы. Видел я на мониторе и свое бьющееся сердце в сетке сосудов, и как по ним движется подкрашенная контрастной жидкостью кровь.

В конце концов врач по результатам обследования заявил, что из предполагаемых ранее трех возможных вариантов дальнейших действий оптимальным в данный момент является самый щадящий. Я понял, что за скорбями была явлена и милость Божия и показано, в чьих руках находится вся наша жизнь.

«Помяни, Господи, всех призывающих имя Твое во истине: помяни всех, блага или сопротивныя нам хотящих, вси бо человецы есмы, и всуе всяк человек. Темже молимся Тебе, Господи: подаждь нам Твоего благоутробия велию милость» (Псалтирь. Молитва по 6-й кафизме).

Слава Богу за все!

Октябрь 2005 – февраль 2009 года