Вся наша армия должна абсолютно доверять Ким Чен Ыну, и следовать за ним, и, превратившись в живые винтовки и бомбы, отдать за него жизнь.
«Нодон синмун», 1 января 2012 г.
У молодого человека были все причины печалиться. Его отец умер. Ким Чен Ын оказался во главе тоталитарного государства, придуманного его отцом и дедом. Он вступил в самый важный год своей жизни — год, который покажет, сможет ли новый вождь удержать страну под властью своей семьи или жестокая архаичная система рухнет под собственной тяжестью. Ему придется подтвердить свой авторитет перед функционерами, которые работают на это государство дольше, чем он живет на свете, и удержать в узде население, десятки лет существующее в изоляции. И еще ему нужно утереть нос международному сообществу, которое рассчитывает — если не сказать, надеется, — что Ким Чен Ын не удержится на троне.
Первым делом нужно было максимально форсировать культ личности нового вождя.
17 декабря 2011 г. в поезде, во время поездки на север страны для «руководства на местах», с Ким Чен Иром случился обширный инфаркт — «вследствие великого умственного и физического перенапряжения», как сообщила дрожащим голосом в специальном выпуске новостей двумя днями позже заслуженная радиодиктор Ли Чжон Хи. В 1994 г. она со слезами объявляла о кончине Ким Ир Сена. И теперь, как и тогда, заверила слушателей, что у народа Северной Кореи нет причин тревожиться о будущем. У него есть Ким Чен Ын, «Великий Наследник дела революции», который и поведет страну вперед.
Двадцатисемилетний наследник стал «Вождем партии, армии и народа», и теперь, сообщила слушателям Ли, он «блестяще разовьет и завершит» революционное учение, основанное его дедом почти 70 лет назад.
Это объявление отдалось эхом по всему миру. Северная Корея вступает в новый, слабо предсказуемый исторический этап. Режим пытается совершить неслыханное в истории: переход в третье поколение якобы социалистической, крайне тоталитарной и малопредсказуемой власти.
Южная Корея привела свои вооруженные силы в боевую готовность. Япония объявила повышенную готовность в подразделениях быстрого реагирования. Белый дом в тревожном ожидании «поддерживал тесный контакт» с обоими своими союзниками у границ КНДР.
В Северной Корее тем временем стряпались пропагандистские материалы. Расставлялись люди на ключевые государственные посты. Пусть и в спешке, принимались меры к тому, чтобы Ким Чен Ын успешно занял место отца.
Настало время ему выйти и сыграть свою роль.
Первой, и самой важной, была сцена Скорбящего Наследника. Ким Чен Ын позаботился о том, чтобы народ Северной Кореи увидел в нем законного продолжателя рода, который правил страной шесть последних десятилетий. Как и его отец 17 лет назад, он подавал пример скорбной прострации, какой ожидал и от всего населения страны.
Ким Чен Ын прибыл в Кымсусанский дворец Солнца, пхеньянский пятиэтажный мавзолей площадью 35 000 кв. м, где уже 17 лет торжественно покоился его дед. Дворец проектировался как резиденция Ким Ир Сена, но его перестроили в усыпальницу, потратив на это, как гласит молва, $900 млн как раз в то время, когда в стране свирепствовал голод. Однако для режима было важнее не накормить голодающих граждан, а построить циклопическую гробницу человеку, под чьим началом страна дошла до голодного мора.
Ким Ир Сен лежит забальзамированным под стеклянным колпаком, зловещий даже после смерти. Каждый день бессчетное число северокорейцев в выходных костюмах вкатывается в это огромное здание по длинным траволаторам, какие мы привыкли видеть в аэропортах. Постоянно текут в мавзолей и иностранные посетители: их привозят на поклон к мертвому тирану для подтверждения лживых заверений, будто Великого Вождя почитают во всем мире.
Въезжая в мавзолей на траволаторе, я всегда увлеченно разглядываю посетителей, движущихся в обратном направлении. Глядя на проплывающих мимо, я гадаю, что они думают об увиденном. Возмущает ли их трата огромных средств на благополучие трупа, а может, они искренне тронуты видом человека, которого их учили считать полубогом? Многие плачут. А для многих это хотя бы какая-то возможность одеться в лучшее и провести день вдали от скучной рутины.
Теперь в этом мавзолее покоится и Ким Чен Ир.
Ким Чен Ын и его сестра Ким Ё Чжон прибыли в мавзолей во главе группы высоких чиновников в черном, пришедших к телу Ким Чен Ира засвидетельствовать почтение. И Чен Ын, и Ё Чжон утирали слезы.
Их отец лежал на возвышении, одетый в свою куртку на молнии, голова на круглой подушке, тело покрыто алым полотнищем. Помост окружали красные бегонии, расцветающие ко дню рождения покойного вождя, — этот цветок носит название кимченирия. В Северной Корее даже мать-природу заставили склониться и служить мифу о героических Кимах. Затем, на 12-й день после смерти Ким Чен Ира, объявили всенародное прощание. Ким Чен Ын отправил отца в последний путь: длинный черный кортеж поплыл по белым улицам, объезжая почти 50-километровый круг по столице. В Пхеньяне валил густой снег, создавая картину «скорбящей природы», как сказали потом в государственных новостях.
Процессию возглавляли два американских «линкольна-континенталя»: один вез портрет вождя, размерами превосходящий сам автомобиль, на втором ехал гроб, укрытый флагом Трудовой партии, на котором к традиционным коммунистическим серпу и молоту добавлена каллиграфическая кисть — символ интеллигенции.
По площади Ким Ир Сена рядом с катафалком шли восемь человек. С правой стороны машины первым шагал Ким Чен Ын, держась за зеркало заднего вида, чтобы не шататься от горя или, может быть, чтобы подольше не отпускать любимого отца. Лицо его было таким же темным, как пальто. Но других детей Ким Чен Ира не было видно. Ни старший единокровный брат Ким Чен Нам, ни его старший родной брат Ким Чен Чхоль не появились среди прощающихся. Зато в числе восьмерых гробоносцев шел Чан Сон Тхэк, дядя Ким Чен Ына, жизнерадостный аппаратчик, отвечавший в государстве за важное направление — экономические отношения с Китаем. Чан попал в ближний круг благодаря женитьбе на сестре Ким Чен Ира Ким Гён Хи. Годом раньше обоих супругов ввели в состав Политбюро, на той самой конференции, где Ким Чен Ына объявили наследником верховной власти.
Вдоль улиц выстроились скорбящие пхеньянцы, завывавшие и бившие себя в грудь, сотрясавшиеся в рыданиях и падавшие наземь, что постороннему наблюдателю могло показаться излишне мелодраматичным. Зрелище было сродни корейской мыльной опере, смешанной с латиноамериканской и с добавлением немалой доли абсурда.
Гражданам Северной Кореи нет нужды напоминать, как следует оплакивать вождя. Они и так знают, что нужно делать. Определенно, в этой стране никто не хочет оказаться человеком, которого видеокамеры покажут рыдающим не столь горестно, как его соседи. Тем не менее были, конечно, и скорбящие неподдельно. Почти все северные корейцы выросли, не зная ничего иного, кроме поклонения полубожественным Кимам. И многие в это на самом деле верят.
В последующие дни государственная пресса показывала глубоко скорбящее население, демонстрируя, как горячо народ любил своего вождя. «Стенания людей, встречавших и провожавших гроб вождя, казалось, сотрясали саму землю», — сообщало государственное телеграфное агентство.
Этот бурный поток скорби разлился на всю страну. Солдаты, школьники, чиновники в разных городах собирались у монументов почтить память вождя — с неудержимыми рыданиями, раздиранием черных одежд и простиранием на снегу. Государственные медиа сообщали, что Ким Чен Ын распорядился обеспечить плакальщиков на промерзших улицах медицинской помощью и теплым питьем.
После похорон Ким Чен Ын принял у стен мавзолея военный парад, которым Корейская народная армия присягнула на верность новому молодому вождю. Солдаты клялись превратиться в живые винтовки и снаряды, чтобы защитить вождя и стереть с лица земли любых врагов, которые «посмеют заступить на нашу неприкосновенную землю, воду или небо, пусть даже на сотую долю миллиметра».
Ким Чен Ир объявлял после смерти отца трехлетний траур: в это время он укреплял собственные позиции и пересиживал голод. Но у Великого Преемника не было времени на раскачку. Человек, получивший титул «Любимый и Уважаемый Товарищ», тут же приступил к «превращению скорби в силу», как объявила о том радиодиктор Ли. С этого мгновения он все силы и время тратил на удержание власти. Для этого ему нужно было собрать собственную команду сторонников — людей, которые были бы всем обязаны ему, а не его отцу.
Неопытный диктатор часто бывал смешон и в мире скоро стал мишенью многочисленных шуток.
Прежде всего он обладал карикатурной внешностью: странная прическа с выбритыми висками, быстро растущее брюшко и пристрастие к одежде, модной только в странах, застрявших в коммунизме.
Фотографии деловитого диктатора, появлявшиеся в государственных медиа, приводили на память картинки из журнала Onion. Вот он высовывается из танка, круглое лицо обрамлено мягким черным шлемом. Вот веселый диктатор наблюдает, как на смазочной фабрике продукцию разливают в бочки. Это была смазка для механизмов, но вряд ли можно было выбрать для фоторепортажа фабрику, более располагающую к издевательским шуткам.
Ким Чен Ын присвоил себе целый букет трескучих титулов и собрал сотни именований, демонстрирующих все степени подобострастия. Среди них был стандартный коммунистический ассортимент вроде Первого секретаря Трудовой партии. (Титул Генерального секретаря Чен Ын навечно закрепил за умершим отцом.) Иные были стандартными, но еще более незаслуженными, например Председатель Центральной военной комиссии и Первый Председатель Государственного комитета обороны.
Некоторые же были чистыми гиперболами, например Несгибаемый Победоносный Генерал. Он также стал Хранителем Справедливости, Высшим Воплощением Любви, Решительным и Великодушным Вождем. Многие титулы включали в себя слово «солнце»: Путеводный Луч Солнца, Солнце Революции, Солнце Социализма, Яркое Солнце XXI Столетия и Солнце Человечества. Никакие восхваления не были для нового вождя чрезмерными.
И даже новости в северокорейской прессе стали более фантастичными: например, репортаж Центрального телеграфного агентства Кореи о том, что ученые нашли в КНДР «логово единорога». Закономерно история моментально разлетелась по миру, и люди хихикали над байкой, слишком сказочной даже по стандартам Северной Кореи.
Оказалось, что это ошибка перевода. На самом деле сюжет был посвящен мифическому существу из легенд о древнекорейских царях — похожему на лох-несское чудовище. Но это не остановило распространение новости в самой смешной ее версии.
Дважды государственная пресса сообщала, что Великий Преемник «сквозь густой снегопад» взобрался на вершину вулкана Пэктусан, легендарной горы, от которой происходит его небесное право народного вождя. В доказательство газеты поместили снимок одутловатого автократа на вершине горы высотой 2744 м, одетого в длинное шерстяное пальто, больше подходящее для столичных парадов, и обутого в черные кожаные туфли. Вождь столь могуществен, что для восхождения на горы не нуждается в походном снаряжении.
Ким Чен Ына закономерно впечатлила мощь заснеженного вулкана. Газета «Нодон синмун» в своем уникальном стиле писала, что «величественный дух Пэктусана» отразился в глазах «великого таланта и человека», что в этой вершине Вождь увидел «могучую социалистическую нацию, полную сил и без колебаний энергично движущуюся вперед, какие бы гнусные ветры ни бесновались на планете».
Скоро Ким Чен Ын стал фольклорным персонажем и за пределами Северной Кореи.
В Китае его прозвали «Ким III Жирный», и, как бы ни старалась, спохватившись, государственная цензура, вычистить эту кличку из интернета не удалось.
Ходили толки, абсолютно ни на чем не основанные, что Ким Чен Ын казнил свою подружку, солистку самой известной в Северной Корее девочковой поп-группы, за то, что артистки снимали и продавали лесбийское порно. На деле девушка оказалась не просто жива: придет час, и она станет одним из культурных послов режима. Ходили слухи, что Ким Чен Ын истратил $3,5 млн на эротичное белье для своей «бригады удовольствий», хотя до сих пор нет никаких свидетельств тому, что у нового вождя есть гарем, как был у его отца.
А в 2014 г., когда Ким Чен Ын исчез на шесть недель, а потом появился с тростью, в народе язвили, что вождь со школьных лет, проведенных в Швейцарии, питает такую слабость к эмментальскому сыру, что у него подломились лодыжки. Более вероятным представляется, что у Ким Чен Ына случилась подагра — разновидность артрита, известная как «болезнь королей», поскольку вызывается неумеренным образом жизни. Точная причина исчезновения Ким Чен Ына остается неизвестной.
Даже обычно сдержанные издания, например The New Yorker и The Economist, не устояли перед искушением позубоскалить: первый изобразил Ким Чен Ына на обложке в образе младенца, забавляющегося игрушечными ракетами, а последний превратил характерную прическу диктатора в ядерный гриб.
Первые шаги Ким Чен Ына и в самом деле вышли неловкими. Первая попытка поиграть военной мускулатурой обернулась унизительным провалом — вероятно, и давшим пищу для презрительных прогнозов, что этот вождь не удержит руля.
Шел всего пятый месяц его правления. В государстве полным ходом развернулась подготовка к 15 апреля 2012 г. — 100-летнему юбилею Вечного Президента Ким Ир Сена. Даже спустя 18 лет после его смерти рождение Ким Ир Сена праздновалось как День Солнца, самый священный день в северокорейском году. В этот день проходят военные парады, устраиваются фейерверки и поклонения статуям и другим памятникам непреходящей славе Великого Вождя. Столетие лучше, чем простой день рождения, предрасполагало юного диктатора укрепить миф о пэктусанском роде и подтвердить свое божественное право на руководство страной. По случаю великой даты он планировал две недели пышных торжеств.
А начать намеревался с большого «Бум!».
13 апреля Корейский комитет космических технологий запустил на орбиту новый, как сообщалось официально, спутник наблюдения за Землей. Он назывался «Полярная звезда-3», благоприятное имя: каждый северокореец знает, что Полярная звезда появилась на небе над вершиной Пэктусана в тот день, когда родился Ким Чен Ир.
О планах запуска Комитет космических технологий объявил месяцем ранее. Чернила едва успели высохнуть на соглашении от 29 февраля, согласно которому КНДР отказывалась от ракетных запусков и ядерных испытаний в обмен на продовольственную помощь. США и другие страны остерегали Ким Чен Ына от запуска спутника, усматривая в нем плохо замаскированное испытание ракеты большой дальности. Но пхеньянские медиа твердили, что КНДР всего лишь пользуется суверенным правом на мирное использование околоземного пространства. На запуск спутника съехались журналисты со всего мира. На рассвете ракета поднялась со стартовой платформы, но через 90 секунд полета рухнула в море между Корейским полуостровом и Японским архипелагом.
Скрыть это режиму было бы трудно, учитывая ту помпу, с которой готовился пуск, и присутствие иностранных журналистов, которые все записали. Государственные райтеры просто объявили, что «спутник не удалось вывести на заданную орбиту» и что специалисты разбираются в причинах неудачи.
Даже это немногословное и вынужденное признание было бы немыслимо прежде. Ким Чен Ир никогда не признавал и малейших недостатков. А вот Ким Чен Ын публично признал неудачу. Это был один из первых знаков того, что вождь, во многом двигающийся по стопам отца, к некоторым вещам будет подходить по-другому. Он показал, что готов признавать слабости Северной Кореи и работать над их устранением.
Так или иначе, у Кима скоро появится повод радоваться. Его ученые быстро разберутся с причинами неудачи, и к концу года спутник выведут на орбиту — неустойчивую, но все же.
Ким Чен Ын не собирался вечно носить ярлык растяпы. Через два дня после унижения с рухнувшим спутником Великий Преемник вновь стоял на балконе библиотеки, взирая на площадь, названную в честь его деда. На том самом месте, куда лишь полтора года назад ступил вместе с отцом принимать большой военный парад и впервые официально показаться миру.
Теперь он произносил речь. По большей части она состояла из стандартной чучхейской трескотни о том, как «непобедимая армия» КНДР добьется «окончательной победы над империалистами». Но речь была событием сама по себе. Ким Чен Ир за 17 лет во главе страны выступал на публике лишь однажды и произнес одну-единственную фразу. В 1992 г. на параде он провозгласил: «Слава героическим солдатам Корейской народной армии».
Этот молодой человек, всего несколько месяцев пробывший на верховном посту, 20 минут говорил перед батареей из семи микрофонов, обращаясь к народу. Он нисколько не волновался, впервые в роли вождя выступая публично, и выглядел раскрепощенным, улыбался и шутил с помощниками, что стояли рядом.
Этот молодой вождь разительно отличался от отца. И тем не менее картина была узнаваема. Глядя на это выступление, северокорейские зрители волей-неволей вспоминали Ким Ир Сена, своего Вечного Президента. Ким Чен Ын говорил сиплым, как у деда, голосом и был одет в непременный для Ким Ир Сена френч, к которому приколол красный значок с портретом деда.
В окружении генералов в парадной форме и высоких государственных чиновников Ким Чен Ын смотрел, как десятки тысяч солдат маршируют по площади внизу, вздымая гигантские портреты его отца и деда. Он салютовал своим предшественникам, а солдаты чеканно скандировали его имя. Теперь все это принадлежало ему.
Да, Ким Чен Ын стал подарком для карикатуристов и комиков, но удержаться у власти вопреки многому ему помогли не случай, не удача и не звезды. Все его действия с первых дней на верховном посту тщательно просчитывались ради единственной цели — остаться, как это называют имиджмейкеры, Победоносным, Стальным и Волевым Командиром Северной Кореи.
В мире были склонны преуменьшать власть Ким Чен Ына, писали, что он лишь декоративная фигура, а решения принимает старая гвардия.
Действительно, в первые месяцы и годы казалось, что Великого Преемника в чем-то немного наставляют. Важнейшим из советчиков стала ему тетя Ким Гён Хи. С братом Ким Чен Иром они были довольно близки, и Гён Хи стала важной опорой режима. Она взяла на себя главные заботы об образовании племянника и обеспечила ему столь необходимую поддержку, когда он занял место вождя. Она же следила за тем, чтобы капиталы семьи Ким оставались в сохранности.
Ее муж Чан Сон Тхэк, стоявший у гроба Ким Чен Ира, стал своего рода диспетчером, курирующим повседневные государственные заботы. Чан решал, какую информацию предоставить вождю и как ее ранжировать, и сам расставлял нужные акценты. Последним в своеобразном триумвирате советников был Чхве Рён Хэ, начальник Главного политуправления Корейской народной армии, специального ведомства внутри вооруженных сил, занимающегося политическим образованием военнослужащих. Этот важный пост давал Чхве власть и в армии, и в Трудовой партии.
Трое бонз опекали и наставляли молодого правителя, осваивавшегося в новой роли, но северокорейский режим держится на фигуре Верховного Вождя, а Ким Чен Ын получил в свои руки абсолютную власть. Скоро это подтвердят судьбы его наставников.
Утверждаясь в роли вождя и хозяина страны, Ким Чен Ын вполне осознанно отказался от «паломничества» в Москву и Пекин, которое совершали его отец и дед. И постарался сделать так, чтобы никто другой тоже не покинул пределов страны. Он немедленно принялся запечатывать границы, стремясь остановить исход людей и показать, что страна в его стальной хватке. Он начал перекрывать информационные потоки, с помощью высоких технологий выслеживая граждан, осмелившихся смотреть южнокорейские мыльные оперы или слушать китайскую поп-музыку. Он впрыснул в общество новую инъекцию страха, добиваясь, чтобы люди ни на минуту не переставали бояться. Простой народ утюжили новыми репрессиями, а государственные аристократы, стяжавшие слишком много власти, рисковали оказаться в ссылке, в тюрьме — или хуже.
Ким Чен Ыну нужна была когорта сторонников, кровно заинтересованных в его успехе, и он решал, кого оставить в своем кругу, а кого вычистить. Он избавлялся от тех, кто мог посягнуть на его абсолютную власть, жестоко распорядившись судьбами собственного дяди, а потом и единокровного брата и показав, что не остановится ни перед чем.
Он позволил некоторые экономические свободы (центром жизни большинства северокорейцев стали рынки, острова капитализма), чтобы люди почувствовали некоторое улучшение.
И это дало Ким Чен Ыну возможность направить государственные средства на разработку ракетного и ядерного вооружения, достичь здесь грандиозных успехов и продемонстрировать реальную угрозу смертельному врагу режима, Соединенным Штатам Америки.
Даже смешная внешность вождя получила особое значение. Другие диктаторы старались скрыть признаки старения, чтобы вдруг кто-нибудь не счел их смертными — вспомним, как закрашивали седину Саддам Хусейн и Муаммар Каддафи, — а Ким Чен Ын поступил наоборот. Молодой автократ превращал себя в реинкарнацию своего деда. Прическу взял прямиком из советской моды 1940-х гг., ходил прихрамывая. Изменил голос, стал говорить низко и хрипло, как дед, чьи связки скрипели от двух ежедневных пачек сигарет. А самое явное: с каждым появлением на публике он становился все шире и шире.
Летом он носил белые полувоенного кроя рубашки с коротким рукавом, в каких щеголял его дед. Зимой надевал огромные меховые шапки, как и Ким Ир Сен. И даже очки ему делали старомодные квадратные. Словом, воссоздавался классический образ Ким Ир Сена, чтобы напомнить стране о былых золотых днях.
Мимикрия сработала.
Впервые увидев Ким Чен Ына с его солидным брюшком, упакованным во френч и необычной прической с выбритыми висками и затылком, старшеклассник из Хесана тут же вспомнил уроки истории и семейные рассказы о добрых временах, которые страна пережила при Ким Ир Сене. «Я подумал о временах Ким Ир Сена, об эпохе, когда в Северной Корее жилось лучше, и, думаю, многие мои сограждане подумали о том же», — рассказывал мне Хён.
«Как на юге с теплотой вспоминают Пак Чжон Хи, так на севере ностальгируют по Ким Ир Сену, потому что при нем Северная Корея жила лучше Южной», — объяснил Хён.
Но Ким Чен Ын не остановился на внешнем сходстве. Ким Ир Сен обладал сильным характером, который помог ему выстроить систему единоличной власти, вращавшуюся вокруг его персоны. Ким Чен Ир был совсем другим. Он слыл нелюдимым затворником и вполне очевидно не любил общения с ближними. Ким Чен Ын же казался настоящим внуком своего деда, человеком, который не прочь выйти в народ, насколько это возможно в Северной Корее, пообщаться с подданными. Ему не нужны были их голоса (вождя в КНДР выбирает Верховное народное собрание и всегда единогласно, причем кворум всегда полный), но нужен был энтузиазм, и для поддержания мифа требовались фотоснимки, на которых народ восхищается вождем и сам вождь тоже чем-то восхищается.
Ким Чен Ын добивался, чтобы в газетах и на телеэкранах он выглядел человеком из народа. Куда бы ни приходил — в школы, больницы, детские дома, он все трогал руками, широко улыбался и всех обнимал, от детишек до стариков. В колхозе, давая указания, он гладил по голове козленка.
На страницах газет и на телеэкранах замелькали люди из разных концов страны, которых будто бы без подготовки спрашивали, что они думают о новом лидере. И будь то на хлебозаводе или на фармацевтическом комбинате, опрошенные непременно клялись в преданности новому вождю, которого описывали как «вечную и незыблемую моральную опору корейского народа».
Одна женщина не могла удержать восторга. «Я убеждена, что он хозяин наших судеб, — сказала она в программе государственного телевидения. — Пока он с нами, нам ничего не страшно».
Государственные издания превозносили первые шаги нового Кима, и многие люди поначалу воодушевились. В ознаменование смены вождя семьям по всей стране вручили невероятно роскошные продуктовые наборы, например рыбу и мясо, великие редкости. Это были подарки людям от Великого Преемника. Оптимизм рос.
Мина всего на пару лет моложе нового вождя, и в 2012 г. ее жизнь была относительно неплоха. По стандартам северокорейской провинции она была прилично обеспечена. Девушка жила в Хверёне, оживленном торговом городе на китайской границе, а муж ее работал водителем грузовика — отличная работа, которая позволяла делать прибыльный бизнес на контрабанде. Жили они в своем доме с небольшим двором, родили девочку. Когда дочка пошла в детский сад, у родителей нашлось достаточно денег подмазать педагогов, чтобы хорошо с ней обращались. Мина с мужем были частью складывающегося в КНДР среднего класса.
И все же она надеялась, что приход Ким Чен Ына, миллениала, как и она сама, станет для Северной Кореи началом новой эры — потеплением в отношениях с Китаем, который терпел КНДР, но не дружил с ней, и в отношениях с остальным миром. Эры экономического процветания, когда Северной Корее станут доступны хотя бы некоторые блага и свободы, показанные в южнокорейских фильмах, которые Мина с мужем тайно смотрели по ночам.
Но ничего не улучшилось. В каких-то вопросах жизнь стала хуже. Границу укрепили, и возить контрабанду из-за реки стало труднее. Как следствие, взлетели цены: например, цена на стиральный порошок сначала удвоилась, а потом утроилась.
Люди почувствовали разочарование. Муж и близкие друзья Мина принялись шутить над новым полубогом. «Если Ким Чен Ын может быть вождем, то и я могу», — смеялись они. В полицейском государстве КНДР подобные разговоры — криминал, и, если бы кто-нибудь донес, наказание для друзей было бы суровым — верный лагерь для политических преступников.
«Все знали, что и Ким Чен Ир, и Ким Чен Ын врут. Мы знали, что в новостях ни слова правды, но говорить об этом было невозможно, поскольку за каждым пристально следят, — рассказывала мне Мина через несколько лет после того, как они с мужем и двумя дочерьми бежали в Южную Корею. — Если кто-нибудь спьяну называл Ким Чен Ына сукиным сыном, этого человека больше никто не видел».
Ким Чен Ыну удалось занять отцовский пост, но он еще не показал, что понимает, как управлять престарелой клептократией, доставшейся ему в наследство.