Трагедия Эдуарда Анатольевича Стрельцова спустя многие годы по иному воспринимается. Переосмысливаешь какие-то моменты. Изолировать дядю Эдика таким образом от огромного количества поклонников – все равно что, на мой взгляд, посадить знаменитого Пеле. Представить себе можете подобное? Думаю, нет, что-то из разряда фантастики. Мир потерял бы великого игрока. А некоторые представители советской власти «мечту» – засадить нашего знаменитого форварда в тюрьму – воплотили в суровую быль.
Не знаю, как Пеле, а Стрельцов, по оценкам аналитиков, экспертов, болельщиков заиграл не менее ярко по возвращении «оттуда». После всех потрясений, переживаний, нешуточных стрессов, маленьких и больших предательств. В моем понимании великий мастер и потрясающий человек. Опираюсь не только на мнения специалистов, сужу по видео и записям в Интернете.
Очень жаль, что дядя Эдик не успел создать свою детскую футбольную школу. В ее стенах мог бы передать бесценный опыт способным мальчишкам. Может, вторые, третьи, пятые Стрельцовы появились бы – кто знает?
Почему говорю об этом? Потому что после Стрельцова, Воронина, Иванова, Шустикова, их товарищей провал в отечественном футболе произошел. Глубокий, непоправимый. Связь поколений утрачена. По большому счету, мы стали неконкурентоспособны на международной арене.
Кстати, власти тогда даже не были заинтересованы в благосостоянии своих лучших футболистов. Если бы Пеле знал, как живет Стрельцов, то очень бы удивился. Двухэтажная дача у него была, но маленькая, неказистая. Обычная, как у многих сограждан. А в столице король советского футбола Стрельцов с семьей ютился в крохотной «трешке». С малюсенькой, в шесть квадратных метров кухней. Ванная еще меньше.
То есть у мастера вселенского масштаба не было ни роскошной квартиры, ни шикарной дачи, по сути, ничего, что могло соответствовать его таланту. Но он не сетовал на жизнь в стесненных условиях, никому «не плакался в жилетку».
Посмотрите, как живут нынче богатеи – игроки российского чемпионата. А что собой представляют как личности в футболе? Ничего особенного в своем подавляющем большинстве.
А дядя Эдик был очень скромный человек. Невозможно представить его в роли просителя, например. Никогда, ничего на моей памяти не клянчил. Скажем, в плане улучшения жилья для семьи. Довольствовался исключительно тем, что имел.
Разумеется, наше общение пришлось на пору его возвращения из тюрьмы. Когда немного подросла. Наверное, тюрьма могла сделать дядю Эдика жестким, даже грубым в отношениях с людьми. Не очень общительным. Замкнутым, обозленным на весь мир. Любой человек в условиях неволи немало натерпелся, настрадался. Тем более, в случае со Стрельцовым незаслуженно, на мой взгляд.
Почти наверняка благотворно сказалось знакомство и последующая женитьба на прекрасной женщине – Раисе Михайловне. Может, ей удалось сгладить какие-то шероховатости, внести гармонию в жизнь любимого человека. Скорее всего, так и было.
Элементы грубости, хамства не сквозили в его манерах, поведении. Тот случай, когда никакие привходящие обстоятельства не испортили человека. На редкость мягкий, доброжелательный, исконно домашний, ласковый мужчина. Любящий муж, заботливый отец. Обожавший принимать друзей, потчевать их.
…Когда мой отец – Анатолий Никитчук – стал часто уезжать в зарубежные командировки, то общение с семьей Стрельцовых стало не столь частым. К моему пятнадцатилетию родители вообще уехали работать за рубеж. Я пару лет жила в интернате. Окончила школу, в институт поступила. Быстро вышла замуж. События мелькали будто в калейдоскопе. Стало не до футбола. Интерес к игре возродился, пожалуй, только когда стала жить в Испании.
Время общения двух наших семей вспоминаю с неизбывной теплотой. Порой кто-то говорит: плохое, дескать, время – застой. А по мне – прекрасный период!
Везде со Стрельцовыми ходили. Памятные снимки сохранились, где мы вшестером – дети, родители – на Красной площади гуляли. ВДНХ тоже облюбовали, в парки с удовольствием отправлялись.
Когда с нами на даче жил, то я видела, что он не шумный человек. Спокойный, умиротворенный. Возвращался с работы, чайку попил, телевизор посмотрел, что-то почитал. Ни истерик по причине, скажем, плохого настроения, ни скандалов. На нас, детей, никогда не кричал, злости не срывал. Его таким и представить невозможно. Он мог только немного побузить, если над ним подшутили, разыграли ненароком. Вел тихий, размеренный образ жизни. Игоря ненужными вопросами не забрасывал, футбольными тренировками не изнурял. Нормальный, в меру заботливый, любящий отец. На даче грядки обычно не копал, просто отдыхал.
Даже намека не слышала от дяди Эдика на недомогания. И моим родителям, получается, ничего не рассказывал. Иначе я что-то знала бы. Потому его кончина явилась трагической неожиданностью, сильнейшим ударом по психике.
Не могла поверить. Просто кошмар. Реально никогда ничего не говорил. Может, сам не знал? Или верил, что все обойдется, вырвется из лап смерти? Конечно, я пришла вместе с родителями в здание ЗИЛа, чтобы проститься с дорогим нам человеком.
Отчетливо помню церемонию похорон Эдуарда Анатольевича. Страшно – не то слово, жутко. Для меня, молодой девушки, чудовищная неожиданность – скоропостижный уход второго, как уже говорила, отца. По духу, сердечной близости, глубокой симпатии.
«Кошки скребли» на сердце. Похоже, готовились вырвать его. Полный сил мужчина, в расцвете сил. С виду мощный. Красивый внешне и внутренне. Оттого еще грустнее было. В моей голове не укладывалось. Невозможно ничем объяснить невосполнимую для нас потерю.