Любой может распознать арку, составленную из прямоугольных брусков. Но мы также можем представить себе, как она будет выглядеть, если мы заменим верхнюю фигурку треугольной. Как у машины или у мозга получается «воображать» отсутствующие в поле зрения вещи?

В данном случае может показаться, что воображаемые нами сцены имеют схожую суть со зрительными образами – то есть состоят из большого количества отдельных точек. Однако я подозреваю, что это иллюзия, потому что подобные внутренние образы не ведут себя так же, как картинки. Более вероятно, что мы воображаем подобные сцены, вмешиваясь в более высокие уровни репрезентаций, которые мы описывали в предыдущем разделе:

Изменения на самых низких уровнях. В принципе, мы могли бы создать новый образ, изменив каждую точку в изначальной картинке. Для этого потребуется огромное количество вычислений и, если вы захотите изменить угол зрения, придется заново рассчитывать все изображение. Но чтобы произвести такие изменения, сначала понадобятся высокоуровневые репрезентации того, что эти новые образы должны изображать, – однако если эти описания высокого уровня смогут ответить на ваши вопросы, вам не нужно будет рассчитывать изображения!

Изменения на средних уровнях. Поэтому вместо внесения изменений в саму картинку можно изменить сегменты описаний высокого уровня. Например, на уровне Обнаружителей областей мы можем заменить название передней поверхности верхнего бруска с «прямоугольной» на «треугольную». Однако это вызовет проблемы на других уровнях, ведь грани треугольника не стыкуются нормально с гранями прямоугольных форм.

Этот человек пытается изменить описание, но не может сохранить отношения между его частями. Когда вы вносите корректировку во внутреннюю репрезентацию, она может потерять свое постоянство. Настоящий объект неспособен двигаться с двумя скоростями одновременно, а также иметь две линии, которые встречаются и в то же время не встречаются. Однако у воображаемых объектов таких ограничений нет.

Изменения на высших семантических уровнях. Иногда можно избежать подобных проблем, если подменить целый объект на более высоком уровне. Например, вы можете представить себе, что заменили верхушку арки, просто поменяв название формы с «прямоугольной» на «треугольную», – если представите эти структуры с помощью подобных схем, описывающих отношения между их частями:

Раздел 8.7 подробнее расскажет о подобных репрезентациях, которые иногда называются «семантическими сетями». Подумайте только, как эффективно можно описывать объекты в терминах таких сетей! Чтобы внести подобное изменение на уровне изображения, вам бы понадобилось менять огромное количество пикселей – отдельных точек, из которых изображение состоит. В то время как, если вы работаете на лингвистическом или другом символическом уровне, вам понадобится всего лишь изменить одно слово или символ. Изменение на ранней стадии затронет так много маленьких деталей, что будет сложно изменить любую часть образа. Однако на высших «семантических» уровнях совершить важное изменение очень просто, так как, например, когда вы описываете «лежащий брусок, поддерживаемый двумя вертикальными», вам не нужно упоминать угол зрения смотрящего и даже говорить, какие части сцены находятся на виду. Таким образом, ко всем этим разным ракурсам можно будет применить одно и то же описание:

Если мы заменим слово «объект» на «брусок», та же самая сеть также сможет описать другие структуры, вроде этих:

Это иллюстрирует мощь и эффективность использования более абстрактных описаний высокого уровня. В данном случае одно слово стоит тысячи картинок! В повседневном языке слово «абстрактный» иногда используется в значении «сложный для понимания», но здесь оно имеет практически противоположный смысл: абстрактные описания проще, потому что они отсекают ненужные детали.

Все это позволяет предположить, что мы можем воображать на разных уровнях в любой плоскости реальности. Возможно, некоторые шеф-повара воображают новые текстуры и вкусы, меняя свои сенсорные состояния низшего уровня, а некоторые композиторы делают то же самое с нотами и тембром, но те же самые творцы могут достигнуть еще лучшего эффекта, избирательно производя меньшие изменения на более высоких уровнях.

Мне кажется, этот вопрос настолько важен, что психологам нужен термин для описания этих различных уровней, на которых люди конструируют искусственные восприятия у себя в голове, и для этого я изобрел слово «симул» (как комбинацию «стимула» и «симулирования»). Например, в разделе 3.8 я описал, как использовал симул профессора Челленджера, чтобы рассердиться и не заснуть. Чтобы достичь результата, можно попробовать воспроизвести все детали подобной сцены, но на самом деле оказалось достаточно использовать высокоуровневую абстракцию и вообразить презрительную усмешку на губах моего соперника, не воссоздавая никаких других низкоуровневых деталей этого воображаемого симула.

Возможно, когда вы только начинаете воображать кошку, ее поверхность представляет собой просто «меховую текстуру», и лишь «наведя фокус» на этот образ, вы добавляете к своей мысленной репрезентации все больше деталей. Однако это может происходить так быстро, что вам будет казаться, будто вы все подробности увидели одновременно. Это может быть примером иллюзии, описанной нами в главе четвертой.

Иллюзия имманентности применима не только к воображаемым сценам. Мы никогда не видим настоящие сцены «сразу и целиком». На самом деле мы не воспринимаем большинство мелких деталей, пока определенные части нашего мозга не сделают на них запрос, – только после этого глаза наводят на них фокус. И в самом деле, недавние эксперименты доказывают, что наши внутренние описания визуальных сцен обновляются не постоянно.

В случае физической плоскости, когда вы думаете о том, как взять и поднять брусок, вы представляете себе его вес и предсказываете, что если ослабите хватку, то брусок с большой вероятностью упадет. В экономической плоскости, заплатив за покупку, вы становитесь ее владельцем, иначе вам нужно будет ее отдать. В сфере коммуникаций, когда вы делаете какое-то заявление, ваши слушатели могут его запомнить – но это произойдет с большей вероятностью, если вы скажете им, что ваши слова важны.

Взрослый человек знает множество подобных вещей и считает их очевидными, но каждому ребенку требуются годы на то, чтобы усвоить, как все работает в разных сферах. Например, если вы перемещаете объект в физической плоскости, это изменит его местоположение, но если вы делитесь информацией с другом, эта информация будет находиться уже в двух разных местах. В шестой и восьмой главах будет подробнее рассказано о том, как мы используем подобные разновидности житейских знаний, а также описана схема под названием «паналогия», которая, возможно, поможет объяснить, как нашему мозгу удается так быстро получать ответы.