Книга: Стеклянный Дворец
Назад: Глава тридцать пятая
Дальше: Глава тридцать седьмая

Глава тридцать шестая

 

Даже несмотря на то, что он тщательно отслеживал новости по радио, Дину не мог точно понять, что происходит на севере Малайи. В выпусках новостей упоминались основные сражения в районе Джитры, но сведения были незавершенные и путанные. В то же время, были и другие данные, по которым удавалось судить о ходе войны, и все зловещие. Одним из них было официальное объявление в газетах о закрытии некоторых почтовых отделений на севере. Другим намеком являлся масштаб дорожного движения в южном направлении - по шоссе север-юг шел постоянный поток беженцев в Сингапур.
Однажды, посещая Сангеи-Паттани, Дину окинул взглядом этих переселенцев. Беженцы, похоже, состояли в основном из семей плантаторов и горных инженеров. Их машины и грузовики были наполнены домашним скарбом - мебелью, сундуками и чемоданами. Он наткнулся на грузовик, в котором был холодильник, собака и пианино. Дину поговорил с сидевшим за рулем грузовика мужчиной, он оказался голландцем, управляющим каучуковой плантации неподалеку от Джитры. Его семья сидела в кабине - жена, новорожденный ребенок и две девочки. Голландец сказал, что им удалось сбежать прямо до появления японцев. Он посоветовал Дину уезжать как можно скорей и не повторять его ошибку, дожидаясь последней минуты.
Той ночью в Морнингсайде Дину в точности передал Элисон слова голландца. Они молча переглянулись: об этом они говорили уже неоднократно. Оба знали, что шансов было мало. Если ехать по дороге, одному придется остаться - грузовик с плантации не смог бы доехать до Сингапура, а в Дайтону не поместилось бы больше двух пассажиров на такую дистанцию. Единственной альтернативой была поездка в поезде, но железнодорожное сообщение временно прекратилось.
- Что будем делать, Элисон? - спросил Дину.
- Давай подождем, а там видно будет, - с надеждой откликнулась она. - Кто знает? Может, нам и не придется уезжать.
Позже их разбудил шелест велосипедных шин по гравийной дорожке, ведущей к Морнингсайд-хаусу. Снизу раздался голос:
- Мисс Мартинс...
Элисон встала и подошла к окну. Было еще темно. Раздвинув занавески, она наклонилась, всматриваясь в дорожку. Дину взглянул на часы у кровати и увидел, что сейчас четыре утра. Он сел.
- Элисон. Кто там?
- Илонго, - ответила она. - И с ним Ах Фатт, из ресторана в городе.
- В это время суток?
- Думаю, они хотят мне что-то сказать, - Элисон опустила занавеску. - Я спущусь.
Она натянула халат и выбежала из комнаты. Несколько минут спустя Дину последовал за ней. Он обнаружил Элисон сидящей рядом с посетителями. Ах Фатт что-то быстро говорил по-малайски, тыкая пальцем в воздух. Элисон кусала губы, кивая, Дину видел увеличивающуюся тревогу в морщинках на ее лице.
Через некоторое время Дину тронул ее за локоть.
- О чем вы разговариваете? Расскажи мне.
Элисон встала и отвела его в сторону.
- Ах Фатт говорит, что мне с дедушкой нужно уехать в Сингапур. Говорит, что на фронте дела идут худо. Японцы могут прорваться сюда через пару дней. Он считает, что в Кэмпэйтай - их тайной полиции - есть на нас информация...
Дину кивнул.
- Он прав. Больше нельзя ждать. Вам нужно уезжать.
По лицу Элисон потекли слезы.
- Я не хочу уезжать, Дину. Не хочу уезжать без тебя. Не хочу.
- Тебе придется, Элисон. Подумай о дедушке...
- Мисс Мартинс, - прервал их Ах Фатт, сообщив, что, как он слышал, последний поезд для эвакуации отправится из Батерворта утром. Он не был уверен, что они смогут на него сесть, но имело смысл попытаться.
Дину и Элисон обменялись улыбками.
- Другого такого шанса не будет, - сказала Элисон.
- Давай разбудим твоего дедушку, - сказал Дину. - Не будем терять времени.
Они уехали на следующий день рано утром в одном из грузовиков с плантации. За рулем был Илонго, а Дину ехал в кузове с багажом. Элисон сидела впереди с Саей Джоном. В это время дня на дороге почти не было машин, и они прибыли в Сангеи-Паттани в два раза быстрее обычного. В городе было тихо: многие магазины и дома стояли запертыми или заколоченными. На некоторых висели объявления.
Неподалеку от города они свернули на главную дорогу. Обочина была заставлена машинами. Внутри спали семьи, урвав немного отдыха перед рассветом. Время от времени по шоссе проезжал армейский грузовик, направляясь на юг. Они появлялись неожиданно, сталкивая с дороги другие машины, с горящими фарами и сигналя. Дину бросал взгляды на солдат, сидящих в крытых брезентом кузовах грузовиков.
При приближении к Батерворту дорога оказалась запружена машинами и грузовиками. Железнодорожная станция находилась справа от парома, соединяющего материк с островом Пенанг. Этот район подвергся нескольким авианалетам, и на усеянных обломками улицам царила неразбериха. Люди шли к станции пешком с сумками и чемоданами.
Илонго припарковался на боковой улице и оставил Элисон, Дину и Саю Джона в грузовике, а сам пошел наводить справки. Он вернулся через час, сообщив, что ждать придется еще долго. Ходили слухи, что поезд не отправится до полудня. Пенанг тоже эвакуировали, и многочисленные паромы выпустили под прикрытием темноты. Поезд не должен был отправиться, пока в Батерворт не вернутся паромы с беженцами из Пенанга.
Элисон сняла номер в гостинице, чтобы Сая Джон мог отдохнуть. Они провели там весь день, выходя по очереди, чтобы навести справки. Опустилась темнота, но в десять часов по-прежнему не было новостей. Потом, чуть позже полуночи, в гостиницу прибежал Илонго с сообщением, что видели возвращающиеся с Пенанга паромы. Вскоре после этого на платформе станции появился поезд.
Элисон разбудила Саю Джона, а Дину расплатился за номер. Они вышли на темную улицу и присоединились к толпе, спешащей в сторону станции. Вход был перегорожен, и можно было войти только через узкий проход, где сгрудились люди со своим багажом.
В нескольких ярдах от входа Илонго решил повернуть обратно. Он крепко обнял Саю Джона.
- До свидания, Сая.
Сая Джон нежно ему улыбнулся.
- Веди машину аккуратно, Илонго.
- Да, Сая, - засмеялся Илонго. Он повернулся к Элисон и Дину, но до того, как смог попрощаться, их оттеснили напирающие люди. Илонго крикнул им вслед: - Я проведу ночь в грузовике. Если что, вы найдете меня там. Удачи.
Дину помахал ему рукой.
- И тебе тоже... удачи.
Вход на платформу охраняли двое, оба индийцы. Они были одеты в зеленую форму и вооружены винтовками, висящими через плечо. Билеты не проверяли, охранники просто осматривали беженцев и провожали их через проход.
Они добрались до ворот, Сая Джон тяжело опирался на Элисон. Дину шел прямо за ними с чемоданами. Как только они добрались до входа, охранник остановил Элисон, вытянув руку. За этим последовало быстрое совещание с другим охранником. Потом он велел Дину, Сае Джону и Элисон отойти в сторону.
- Пожалуйста, отойдите от ворот.
- В чем дело? - спросила Элисон Дину. - Что происходит?
Дину подошел к охранникам.
- Кья хуа? - обратился он к ним на хиндустани. - Почему вы нас остановили?
- Вы не можете пройти.
- Почему?
- У вас что, глаз нет? - резко сказал ему охранник. - Вы не видите, что поезд только для европейцев?
- Что?
- Вы слышали - только для европейцев.
Дину сглотнул, пытаясь успокоиться.
- Послушайте, - осторожно произнес он, - это не может быть правдой... Идет война. Нам сказали, что это поезд для эвакуации. Как он может быть только для европейцев? Наверняка тут какая-то ошибка.
Охранник посмотрел ему в глаза и показал пальцем на поезд.
- У вас есть и собственные глаза, - сказал он. - Декх ло - взгляните.
Вытянув шею из-за плеча охранника, Дину посмотрел на платформу и в окна поезда: там не было ни единого малайского, китайского или индийского лица.
- Это невозможно... Это безумие.
- Что? Что невозможно? - Элисон схватила его за руку. - Дину, объясни мне, что происходит?
- Охранник говорит, что поезд только для белых...
Элисон кивнула.
- Да, у меня было чувство, что так и будет - именно так обстоят дела...
- Как ты можешь так говорить, Элисон? - теперь Дину был в ярости, пот градом катился по его лицу. - Нельзя же просто смириться с подобным... Только не сейчас. Не во время войны...
Дину заметил шагающего по платформе англичанина в военной форме, сверяющегося со списком. Дину стал просить охранников:
- Слушайте, пропустите меня всего на минуту... только перекинуться парой слов с тем офицером... Я ему объясню, уверен, он поймет.
- Невозможно.
Дину вышел из себя. Он заорал в лицо охраннику.
- Как вы можете меня остановить? Кто дал вам право?
Внезапно появился третий человек. Он был одет в форму железнодорожника и тоже выглядел как индиец. Он отвел их в сторону от входа, к ведущей на боковую улицу лестнице.
- Да, что вы хотели? - обратился он к Дину. - Я станционный смотритель. Скажите, в чем проблема?
- Сэр... - Дину сделал усилие, чтобы голос звучал спокойно. - Нас не пропускают... Говорят, что поезд только для европейцев.
Станционный смотритель виновато улыбнулся.
- Да, так нам дали понять.
- Но как такое может быть? Идет война... Это поезд для эвакуации.
- Ну что я могу сказать? В Пенанге, к примеру, завернули мистера Лима, члена городского совета, хотя у него и была официальная бумага об эвакуации. Европейцы не позволили ему сесть на паром, потому что он китаец.
- Вы не понимаете... - взмолился Дину. - В опасности не только европейцы... Вы не можете так поступить... Это неправильно...
Станционный смотритель скривился и пожал плечами.
- Не вижу в этом ничего неправильного. В конце концов, в этом есть здравый смысл. Правят здесь они, так что и проиграют только они.
Дину повысил голос.
- Чепуха, - закричал он. - Если так на это смотреть, то война уже проиграна. Разве вы не понимаете? Вы отказались от всего, за что стоит сражаться.
- Сэр, - взглянул на него станционный смотритель. - Нет причин кричать. Я всего лишь делаю свою работу.
Дину схватил станционного смотрителя за шиворот.
- Вот ублюдок, - затряс он его. - Ублюдок... настоящий враг - это ты. Люди вроде тебя, которые просто делают свою работу... вот кто враг.
- Дину, - закричала Элисон. - Осторожней!
Дину почувствовал на затылке чью-то руку, оттаскивающую его от станционного смотрителя. Кулак врезался ему в лицо, сбив с ног. Ноздри наполнились металлическим запахом крови. Он поднял глаза и увидел, как на него злобно смотрят оба охранника. Элисон и Сая Джон пытались их сдержать.
- Оставьте его в покое. Оставьте его.
Элисон протянула руку и помогла Дину встать.
- Пойдем, Дину, пойдем.
Она подобрала багаж и подтолкнула Дину и Саю Джона вниз по лестнице. Когда они снова оказались на улице, Дину прислонился к фонарю и положил руки Элисон на плечи.
- Элисон, - сказал он. - Элисон, может, они пропустят тебя одну. Ты наполовину белая. Ты должна попытаться, Элисон.
- Тсс, - она приложила ладонь к его губам. - Не говори так, Дину. Я и думать о таком не могу.
Дину вытер с носа кровь.
- Но ты должна уехать, Элисон... Вместе с дедушкой. Ты слышала, что сказал Ах Фатт. Тем или иным способом вы должны уехать. Тебе нельзя больше оставаться в Морнингсайде.
Со станции раздался пронзительный свист. Люди вокруг побежали, заполонив вход на станцию, толкаясь у ворот. Дину, Элисон и Сая Джон держались друг за друга и за фонарный столб.
Наконец, они услышали, как поезд тронулся.
- Он ушел, - сказал Сая Джон.
- Да, дедушка, - тихо произнесла Элисон. - Он ушел.
Дину сделал шаг назад и подобрал чемодан.
- Давайте найдем Илонго, - сказал он. - Завтра утром мы вернемся в Морнингсайд.
- И останемся там?
Дину покачал головой.
- Я останусь там, Элисон. Мне они не причинят вреда, мне нечего особо бояться. Но ты со своим дедом, с вашими-то родственными связями - американскими и китайскими... Даже и представить сложно, что они могут с вами сделать. Вы должны уехать.
- Но ты, Дину?
В конце концов Дину произнес те слова, которых они оба боялись:
- Дайтона... Это единственный путь, Элисон.
- Нет, - она бросилась к нему. - Только не без тебя.
- Всё будет в порядке, Элисон, - он старался говорить спокойно, показывая уверенность, которой на самом деле не было. - Я скоро к вам присоединюсь... в Сингапуре, вот увидишь. Мы расстаемся ненадолго.
***
Когда Арджун пришел в сознание, было уже темно. Боль в ноге стала тупой и пульсирующей. Когда в голове прояснилось, Арджун понял, что теперь рядом журчит ручей, отдаваясь в трубе глухим стуком. Ему потребовалось несколько минут, чтобы понять, что идет дождь.
Пошевелившись, Арджун почувствовал сжимающую его плечо руку Кишана Сингха.
- Они еще рядом, сахиб, - прошептал Кишан Сингх. Расставили на плантации караулы. Они ждут.
- Они близко? Могут нас слышать?
- Нет. Во время дождя они нас не услышат.
- Сколько времени я был в отключке?
- Больше часа, сахиб. Я перевязал вашу рану. Пуля прошла через мышцы. Все будет в порядке.
Арджун осторожно ощупал бедро.. Кишан Сингх снял с его ног обмотки, закатал брюки и перебинтовал рану. Он также соорудил нечто вроде подпорки, чтобы нога не попадала в воду, поставив к стенкам трубы две палки.
- Что будем делать, сахиб?
Вопрос привел Арджуна в замешательство. Он попытался подумать, но его разум еще затуманивала боль, и он не смог придумать ясного плана.
- Придется переждать, Кишан Сингх. Завтра утром посмотрим.
- Хан, сахиб, - с облегчением согласился Кишан Сингх.
Без движения лежа в ручье глубиной в несколько дюймов, Арджун начал остро чувствовать, что происходит вокруг: как мокрые складки ткани оставляют отметины на его коже, как прижимается к нему Кишан Сингх, распростершийся рядом. Труба наполнилась запахом их тел: вонью несвежей и промокшей от воды и пота формы, металлическим запахом его крови.
Его разум блуждал, сбитый с толку болью в ноге. Он вдруг вспомнил, как посмотрел на него Кишан Синг тогда на пляже, когда они с Элисон вернулись с острова. Было ли в его глазах презрение, своего рода осуждение?
Поступил бы Кишан Сингх на его месте так же? Позволил бы себе заняться любовью с Элисон, мучить ее, предать Дину, который был ему и другом, и даже кем-то большим? Он и сам не знал, почему так поступил, почему он так сильно ее хотел. От некоторых ребят он слышал, что такое случается во время войны, на фронте. Но Кишан Сингх тоже был на фронте, и сложно было представить, что он делает нечто подобное. Не в этом ли заключалась разница между офицером и солдатом - что приходится навязывать свою волю?
Он понял, что хочет об этом поговорить. Арджун вспомнил, как однажды Кишан Сингх сказал, что его женили в шестнадцать лет. Ему хотелось спросить - как это было, когда ты женился? Ты был знаком с женой до этого? Как ты дотронулся до нее в первую брачную ночь? Она смотрела тебе в лицо?
Арджун попытался мысленно составить предложения и обнаружил, что не знает нужных слов на хиндустани, он даже не знал, с какой интонацией задавать подобные вопросы. Он не знал, как говорят о таких вещах на любом языке. Было что-то неловкое, даже недостойное мужчины, в том, чтобы пытаться узнать мысли другого человека. Что там сказал Харди предыдущей ночью? Что-то о связи разума и сердца. Услышав это, Арджун оторопел, о таком обычно друзья не говорят. Но в то же время было интересно думать о том, что Харди, да и любой другой, даже он сам, мог хотеть что-то, сам об этом не подозревая. Как такое возможно? Это потому что никто не научил его нужным словам? Правильному языку? Вероятно, потому что это слишком опасно? Или потому что они еще слишком молоды для такого знания?
Мысль о том, что он не обладает простейшим инструментом для понимания самого себя, того, что происходит у него внутри, была какой-то ущербной. Не это ли имела в виду Элисон, когда сказала, что он - орудие в чужих руках? Как странно, что и Харди говорил то же самое.
Подождав несколько минут, Арджун понял, что думает только о раненой ноге. Боль постепенно усиливалась и начинала затуманивать сознание, стирая все другие чувства. Он дышал неровно, сжав зубы. Потом, через туман в голове, он ощутил, как Кишан Сингха сжимает его руку и трясет за плечо, пытаясь ободрить.
- Сабар каро, сахиб. Это пройдет.
Арджун услышал собственный голос:
- Не знаю, сколько я еще продержусь, Кишан Сингх.
- Продержитесь, сахиб. Просто потерпите.
Арджун почувствовал, что опять теряет сознание, уткнув лицо в лужу, которая собралась после дождя. Он в панике сжал руку Кишана Сингха, словно держась за спасательный плот.
- Кишан Сингх, скажи что-нибудь. Говори. Не дай мне снова потерять сознание.
- О чем говорить, сахиб?
- Мне всё равно. Просто говори, Кишан Сингх, о чем угодно. Расскажи о своей деревне.
Кишан Сингх нерешительно заговорил.
- Наша деревня называется Котана, сахиб, это рядом с Курукшетрой, недалеко от Дели. Простая деревня, как любая другая, но мы всегда говорим о ней одно...
- Что?
- Что в каждом доме в Котане можно найти кусочек из другого мира. В одном - египетский кальян, в другом - китайскую шкатулку...
Превозмогая боль, Арджун спросил:
- Почему так, Кишан Сингх?
- Сахиб, многие поколения каждая семья джатов из Котаны посылала своих сыновей на службу в армию английских саркаров.
- Начиная с какого времени?
- Со времен моего прадедушки, сахиб, со времен Мятежа.
- Мятежа? - Арджун вспомнил голос подполковника Бакленда, который тоже произносил это слово. - Какое отношения к этому имеет Мятеж?
- Сахиб, когда я был маленьким, старейшины деревни рассказывали нам историю. О Мятеже. Когда восстание закончилось и британцы снова вошли в Дели, в городе объявили о грандиозном представлении. Из Котаны туда направилась группа старейшин. Они вышли на заре и двигались пешком, вместе с сотнями других, в сторону южных предместий старой столицы. Еще далеко от города они увидели, что небо над головами черно от птиц. Ветер приносил зловоние, которое становилось всё сильнее по мере приближения к городу. Дорога была прямой, а местность ровной, и они могли видеть довольно далеко. Впереди их глазам открылось странное зрелище. По обочинам дороги словно стояло войско из очень высоких солдат, будто армия гигантов развернулась и встала на караул перед толпой. Приблизившись, они поняли, что эти люди не гиганты, а мятежники, солдаты, чьи тела насажены на острые колья. Ровные ряды кольев шли до самого города. Вонь стояла ужасная. Когда они вернулись в Котану, старейшины устроили собрание. Они сказали: "Сегодня мы видели лицо поражения, и наше лицо никогда таким не будет". С того дня семьи Котаны решили посылать своих сыновей в армию английских саркаров. Вот что нам рассказывали отцы. Не знаю, правдива ли эта история или нет, сахиб, но именно это я слышал в детстве.
Из-за спутанного от боли сознания Арджун едва следил за рассказом.
- О чем ты говоришь, Кишан Сингх? Что жители деревни вступили в армию из страха? Но такого не может быть: никто их не принуждал, как, кстати, и тебя. Чего было бояться?
- Сахиб, - тихо сказал Кишан Сингх, - не все страхи одинаковы. Какой страх держит нас здесь, к примеру? Мы боимся японцев или британцев? Или боимся сами себя, потому что не знаем, кого бояться больше? Сахиб, можно бояться тени от ружья так же сильно, как и самого ружья, кто точно скажет, что из них более реально?
На секунду Арджуну показалось, что Кишан Сингх говорит о чем-то совершенно непонятном, о фантазии, о страхе, который перемалывает человека, заставляет поменять представления о своем месте в мире, до такой степени, что он перестает осознавать тот стах, который его выковал. Мысль об ужасе такого масштаба казалась абсурдной, как сообщения о находках давно вымерших существ. В этом и разница между офицерами и солдатами, подумал он: солдаты не понимают, какие инстинкты ими движут, им не хватает слов, чтобы описать свое состояние. Им суждено, как Кишану Сингху, оставаться незнакомцами для самих себя, всегда действовать по приказу других.
Но не успела эта мысль оформиться в его голове, как ее сменило беспамятство боли. Внезапно ему привиделось, что они оба преобразились: стали комками глины на гончарном круге. К Арджуну невидимый гончар прикоснулся первым, рука спустилась по нему, прижимаясь и двигаясь туда-сюда, ему придавали форму, он замкнулся в себе, больше не осознавая ни прикосновения, ни даже присутствия рук гончара. Где-то рядом Кишан Сингх тоже крутился на гончарном круге, еще бесформенный, сырой, кусок пластичной глины. Эта бесформенность была главной защитой от гончара и его прикосновений.
Арджун не мог отделаться от этого образа - как это возможно, чтобы Кишан Сингх, необразованный, не осознающий мотивы своих поступков, больше понимает груз прошлого, чем он, Арджун?
- Кишан Сингх, - прохрипел он, - дай мне воды.
Кишан Сингх протянул ему зеленую бутылку, и Арджун отхлебнул, надеясь, что вода смоет яркие галлюцинации, до сих пор стоящие перед глазами. Но она произвела прямо противоположный эффект. Его разум наводнили видения и сомнения. Неужели возможно, даже гипотетически, что его жизнью и сделанным выбором всегда управлял бессознательный страх? Он снова предался воспоминаниям - о Ланкасуке, Манджу, Беле, о часах, которые провел, сидя на подоконнике, о восторженном чувстве свободы, нахлынувшем на него, когда он узнал, что принят в военную академию.
Страх не играл в этом никакой роли. Он никогда не думал, что его жизнь чем-то отличается от жизни других людей, он никогда не испытывал ни малейших сомнений в собственной независимости, никогда не считал, что не имеет выбора. Но если его жизнь и правда сформировалась под чьей-то властью, а он этого не понимал, это означает, что он никогда не действовал по собственной воле, никогда не сознавал своих действий. Все его представления о самом себе оказались ложью, иллюзией. И если это так, как теперь найти самого себя?

 

Назад: Глава тридцать пятая
Дальше: Глава тридцать седьмая