Во второй половине XI в. – золотого века андалусской учености – влиятельная группа астрономов основала в городе Толедо что-то вроде своей школы. В эту группу входили Саид ал-Андалуси и аз-Заркали (имя последнего ученого встречается в самых разных формах, включая Ибн аз-Заркелу, Ибн аз-Заркиял или Заркалу, а в латинских текстах – Арзахель). Аз-Заркали в течение очень долгого времени был одним из наиболее часто цитируемых из всех авторитетных астрономов, хотя на деле его имя обычно упоминалось лишь в связи со сборником таблиц, к которым он имел лишь косвенное отношение. Однако это не отменяет оказанного им влияния. Обученный ремеслам, он поступил на службу к Саиду ал-Андалуси в качестве мастера по изготовлению инструментов и водяных часов. Он оставался в этом городе примерно до 1078 или 1080 г., пока разорение, вызванное частыми кастильскими набегами, не вынудило его переехать в Кордову, где он и прожил остаток своих дней, скончавшись в 1100 г.

Истинные интеллектуальные достоинства аз-Заркали проявились в серии его собственных сочинений. Ему приписывалось открытие подвижности солнечного апогея (нечто подобное, как мы уже видели, было известно Сабиту и ал-Баттани), но он определенно испытывал сложности с количественной оценкой этого движения: исходя из 25-летних наблюдений, он пришел к выводу, что оно должно составлять (не учитывая обычного прецессионного движения) 1° в 279 лет.

Аз-Заркали написал две работы о «движении звезд восьмой сферы», которое мы, из соображений краткости, будем называть прецессией. В одной из них он описал модель осциллирующего движения восьмой сферы в рамках идеи, вошедшей в историю под авторством Сабита ибн Корры, хотя нет ни одного арабского источника, свидетельствующего о его связи с нею. Ранняя латинская версия упомянутой модели подробно цитируется у Хуана Испанского, приписывающего ее аз-Заркали. Существует латинский текст, посвященный этой проблеме, предположительно принадлежащий Сабиту, который может быть датирован не ранее чем 1080 г. – годом, когда в Толедо и Кордове были проведены наблюдения Солнца. Однако вопрос остается открытым, поскольку известно, что внук Сабита Ибрахим предложил более сложную модель примерно такого же типа; с ее помощью он хотел объяснить изменение наклона эклиптики и увеличение долготы солнечного апогея.

Последнее, отметим, установлено не иберийскими и не парижскими астрономами, впоследствии (в конце XIII в.) составившими Альфонсовы таблицы, о которых мы поговорим более подробно ниже. Этот факт был принят на веру несколькими иберийскими астрономами позднего периода, включая влиятельного еврейского астронома Исаака ибн ал-Хадиба, что могло стать частью устоявшейся астрономической традиции, не имевшей отношения к антисемитским волнениям в Испании и массовому исходу евреев из этой страны.

Модель, используемая для объяснения медленных движений восьмой сферы неподвижных звезд, относилась к числу тех, которые являлись, скорее, следствием, чем началом новой математики. Я могу привести здесь не более чем словесное описание, приблизительно передающее общую идею сложной процедуры определения движения равноденствий, от которого зависит видимое положение звезд. Модель включает в себя два малых круга (радиусом 10,75°), находящихся на противоположных сторонах небесной сферы, центры которых совпадают с определенными точками экватора – средними равноденственными точками. По каждому из этих малых кругов движется по одной точке, и обе эти движущиеся точки являются диаметрально противоположными на небесной сфере. Между этими точками проходит движущаяся эклиптика. В то же время точки, обозначающие те места, где эклиптика пересекается с экватором, очевидно, являются точками равноденствий в искомый момент времени. Следует четко понимать, что в данном случае попеременное движение точек равноденствия вперед и назад осуществляется вдоль экватора, но поскольку полное обращение малых кругов совершается, предположительно, за период, превышающий четыре тысячи лет, варьирование прецессионного смещения будет едва заметным.

Сегодня упомянутая модель «восхождения и нисхождения» (как назвали ее в латинской литературе) зачастую воспринимается как досадная бессмыслица, подобная мифологическим представлениям о том, что змеи вылупляются из камней. Однако количественная оценка прецессионного смещения требует учета наблюдательных данных за очень долгий период, и поскольку к тому времени прошлые авторитетные свидетельства однозначно указывали на переменность этого движения, следовало бы отнестись к этой модели, скорее, как к высшему проявлению изобретательности. Как бы то ни было, она стала типовой частью астрономической догмы. Педро Альфонсо излагает ее ранний вариант. В его распоряжении имелись таблицы различных параметров, рассчитанных на эпоху 1116 г. В ходе последующих столетий неоднократно появлялись другие, альтернативные параметры, включая предложенные Коперником.

Аз-Заркали написал трактат, посвященный экваториуму и астролябии (см. изображение последней на ил. 89). О поздней разновидности этого инструмента, известной на Западе под именем сафея Арзахеля, а в ал-Андалусе как ал-Шакказийя, упоминалось в конце главы 4. Изготовить его было проще, чем научиться им пользоваться, и его история весьма противоречива. Например, Роберт Честерский, создававший свои произведения в Англии в 1147 г., выдавал себя за переводчика с арабского, когда готовил трактат об универсальной астролябии «по Птолемею», хотя его работа, скорее всего, опиралась только на андалусские источники. Нельзя забывать о том, насколько раздробленным было и продолжает оставаться это знание. Ученый, который подобно Уильяму Англичанину в 1231 г. попытался бы изготовить универсальную астролябию, опираясь только на письменные описания, с гарантией не избежал бы ошибок. Пресловутую «сафею» так и не поняли на Западе, пока спустя много лет, в 1263 г., Ибн Тиббон не перевел текст аз-Заркали.

Вне всяких сомнений, наиболее влиятельными из всех сочинений аз-Заркали стали его каноны к Толедским таблицам, которым вплоть до начала XIV в. было суждено затмить все остальные аналогичные произведения как в Испании, так и в Европе в целом. Гораздо правильнее следовало бы говорить об эволюции Толедских таблиц, а не об их структуре, поскольку подобно большинству других зиджей, составленных как до, так и после них, они представляли собой компиляцию зачастую несогласуемых друг с другом элементов. Грубо говоря, в данном случае мы обязаны ими в основном ал-Хорезми и ал-Баттани, однако вполне возможно, что часть их результатов получены в результате программы наблюдений, нацеленной на проверку некоторых наиболее давних данных.

Оригинальная арабская версия написанных к Толедским таблицам канонов утрачена, однако на латыни сохранились три версии этого вводного материала, наряду со многими вариантами разнообразных таблиц, скомпонованных позже. Таблицы, составленные для солнечных, лунных и планетных неравенств (уравнений), основывались в основном на данных ал-Баттани, с включением одного уравнения ал-Хорезми (хотя в некоторые манускрипты добавили и уравнения Птолемея). Другие – те, что касались периодов видимости планет, стояний и попятных движений, взяли у ал-Баттани и Птолемея. Другими словами, они в значительной степени обязаны своим появлением достижениям восточного ислама двух– или трехсотлетней давности, но включали, помимо этого, несколько новых расчетных данных. Параметр для среднесолнечного движения был получен заново, что отчасти объясняет интерес аз-Заркали к этой теме; и применение этого параметра, наряду со средними движениями ал-Баттани, позволило пересчитать все остальные средние движения. Помимо этого, прилагался некий астрологический материал, новизна которого, по всей видимости, заключалась в стремлении представить его в табличной форме, но во всем остальном его нельзя назвать новым. Координаты звезд были, безусловно, исправлены с учетом прецессии, и в последующих латинских изданиях они зачастую корректировались заново на момент выполнения копирования. Исламская Хиджра продолжала оставаться базовой эпохой, а в качестве нулевого меридиана использовался меридиан Толедо. Это означало, что все средние движения, используемые в ту или иную эпоху, следовало пересчитывать с учетом разницы времени между толедским и хорезмийским меридианами. Хотя точное значение этой величины не знали, ошибка была невелика.

Толедские таблицы оказали прямое воздействие на Западный ислам, хотя известно и косвенное влияние через по меньшей мере одну из трех компиляций, составленных Ибн ал-Камадом (ок. 1130). Долгое время спустя севильский астроном Мухаммад ибн ал-Ясмини, известный как Ибн ал-Хаим, пустил в обращение зидж (ок. 1205), в котором, как он утверждал, были исправлены ошибки, допущенные Ибн ал-Камадом. К этому утверждению следует отнестись с особым вниманием. Являлись ли эти ошибки на самом деле столь важными и определяющими? Зидж ал-Хаима – один из последних точных зиджей, произведенных в ал-Андалусе. Он не оказал почти никакого влияния на европейцев, однако стал свидетельством болезненного интеллектуального возбуждения, охватившего весь андалусский мир и вскоре доказавшего свою заразительную силу. Очевидно, что зидж ал-Хаима был превзойден самым знаменитым испанским зиджем, получившим название Альфонсовых таблиц (1270‐е). Эти таблицы, произведенные под патронажем христианского короля Леона и Кастилии Альфонсо X, будут рассмотрены в предпоследнем разделе.