Глава 10

Когда Бет вошла в зал, на ближайшем столе там сидел какой-то худой парень в выцветших синих джинсах и такой же джинсовой рубашке. Светлые волосы у него доходили почти до плеч. И только когда парень встал и сказал: «Привет, Бет», – она поняла, что это Бенни Уоттс. На фотографии в «Шахматном обозрении», опубликованной несколько месяцев назад, волосы у него тоже были длинные, но не настолько. Он казался хрупким, бледным и очень спокойным. Впрочем, Бенни Уоттс спокойствия никогда не терял.

– Привет, – ответила Бет.

– Я читал о твоей игре с Борговым, – улыбнулся Бенни. – Наверно, было жутковато.

Бет взглянула на него с подозрением, но открытое симпатичное лицо выражало искреннее сочувствие, к тому же она давно не злилась на Бенни за то, что он ее обыграл. Вся ее ненависть обратилась против одного-единственного шахматиста, и он сейчас был в СССР.

– Я чувствовала себя идиоткой, – сказала Бет.

– Понимаю, – кивнул Бенни. – Совсем беспомощной. Как будто все идет без твоего участия и ты просто колотишь по дереву, как дятел.

Бет удивилась – шахматисты редко так легко рассказывают о своих проигрышах, не любят признаваться в слабости. Она открыла было рот, чтобы продолжить разговор, но раздался громкий голос директора турнира: «Игра начнется через пять минут». Бет кивнула Бенни, попыталась изобразить улыбку, но не смогла и пошла искать доску со своим номером.

Среди шахматистов, сидевших за столами, не было ни одного, с кем она не встречалась бы раньше в бальных залах отелей, где проводились турниры, или чьи лица не видела бы на снимках в «Шахматном обозрении». Она и сама была на обложке одного из выпусков этого журнала полгода назад, после того как Таунс сфотографировал ее в Лас-Вегасе. Половина участников чемпионата, находившихся сейчас здесь, в студенческом кампусе скромного городка в штате Огайо, тоже появлялись на обложках в то или иное время. Фото ее соперника в первой партии чемпионата – мастера средних лет по имени Филип Рене – украшало собой свежий выпуск. Всего в зале сейчас сидели четырнадцать игроков, многие – гроссмейстеры. Бет была единственной женщиной.

Они играли в обычной студенческой аудитории с темно-зелеными классными досками на стенах в дальнем конце и флюоресцентными лампами под потолком. За вереницей высоких казенных окон в стене, выкрашенной голубой краской, виднелись кусты, деревья и лужайки кампуса. В одном конце зала стояло несколько рядов складных стульев, а в коридоре у дверей висело объявление о том, что входная плата для зрителей составляет четыре доллара за один сеанс шахматной игры. Во время первого тура посмотреть на игру собралось человек двадцать пять. Демонстрационные панели с изображением шахматной доски висели за каждым из семи столов, и два арбитра молча переходили от одной к другой между столами, передвигая картонные фигуры после ходов шахматистов. Стулья для зрителей стояли на невысоком деревянном помосте, что давало им возможность видеть не только панели, но и реальные шахматные доски на столах.

Все казалось каким-то второразрядным, даже сам колледж, в помещении которого проводился чемпионат. Здесь собрались сильнейшие шахматисты страны, а создавалось впечатление, что начинается школьный турнир для старшеклассников. Будь это чемпионат по гольфу или теннису, они с Бенни Уоттсом сейчас оказались бы в окружении репортеров, под вспышками фотоаппаратов, а не в этом флюоресцентном свете, и инвентарь для них нашелся бы поприличнее пластмассовых досок с дешевыми пластмассовыми фигурами, думала Бет, и публика была бы другая – не эта горстка скромных граждан среднего возраста, которым больше нечем заняться.

Филип Рене, похоже, относился к делу серьезно, а Бет вдруг захотелось все бросить и уйти. Но она не ушла. Когда соперник сделал ход пешкой на четвертое поле короля, она ответила пешкой ферзевого слона, начав сицилианскую защиту. Сейчас у нее полным ходом развивалась атака Россолимо – Нимцовича, и на одиннадцатом ходу установилось равновесие сил благодаря позиции пешки на третьем поле ферзя. Этот ход пешкой, который она освоила с Белтиком, сработал именно так, как тот и говорил.

К четырнадцатому ходу она вынудила Рене начать отступление, а на двадцатом стало ясно, что для него все кончено. Он сдался на двадцать шестом. Бет огляделась – другие партии еще были в самом разгаре, и ее отношение к происходящему немного улучшилось. Неплохо все-таки стать чемпионкой США. Если удастся победить Бенни Уоттса.

Бет поселили в отдельной маленькой комнате студенческого общежития; санузел находился дальше по коридору. Меблировка была скудная, зато никаких следов прежних жильцов не наблюдалось, и Бет была этим довольна. В первые несколько дней она завтракала, обедала и ужинала одна в кафетерии, а вечера проводила, изучая шахматы у себя в комнате за столом или в постели. Она привезла с собой целый чемодан книг и аккуратно выставила их в ряд на краю письменного стола. Еще прихватила транквилизаторы – на всякий случай, – но в первую неделю даже не открывала пузырек. На турнире Бет играла одну партию в день, и пока все шло гладко. Хотя некоторые игры затягивались порой на три, а то и на четыре часа и приятного в них было мало, она еще ни разу не оказывалась близка к поражению. Бет чувствовала себя серьезной, профессиональной, основательной.

Бенни Уоттс тоже делал успехи. Записи партий, сыгранных за день, организаторы каждый вечер тиражировали на копировальном аппарате в библиотеке колледжа, а копии раздавали шахматистам и зрителям. Бет изучала их на ночь и по утрам, некоторые воспроизводила на доске, но большинство прокручивала в уме. Партии Бенни ей всегда трудно было удержать перед мысленным взором, и, чтобы как следует проанализировать его приемы, она расставляла реальные, а не воображаемые фигуры. Чемпионат проводился по круговой системе – все участники должны были по одному разу сыграть друг с другом, – и Бет предстояло встретиться с Бенни в одиннадцатом туре.

Поскольку всего туров было тринадцать, а чемпионат длился две недели, один день выделили как выходной – первое воскресенье. В то утро Бет проснулась поздно, долго простояла под душем, потом пошла прогуляться по кампусу. Вокруг было тихо, тянулись аккуратно подстриженные лужайки, грелись под солнцем вязы и цветы – в общем, было обычное безмятежное утро на Среднем Западе, и ей не хватало энергичной суеты чемпионата. Она спонтанно решила съездить в ближний городок – там, как ей говорили, есть десяток приличных мест, где можно выпить пива, – но передумала. Сказала себе, что больше нельзя разбазаривать клетки мозга, которые разрушает алкоголь. Посмотрела на часы – было всего одиннадцать – и направилась к зданию, где находились комнаты отдыха для студентов, зал собраний и кафетерий. Надо было выпить кофе.

На первом этаже там оказался уютный салон, обшитый деревянными панелями. Когда Бет вошла, в дальнем его конце, на диванчике, обтянутом бежевым вельветом, сидел Бенни Уоттс, на столике перед ним была разложена шахматная доска и стояли часы с двумя циферблатами. Рядом переминались с ноги на ногу два шахматиста, и Бенни с улыбкой объяснял им что-то насчет партии, которую показывал на доске.

Бет начала спускаться по лестнице в кафетерий, но Бенни ее окликнул:

– Эй, иди к нам!

Она поколебалась, затем все-таки подошла. Двух других шахматистов она узнала сразу – одного из них ей удалось разгромить два дня назад в партии с ферзевым гамбитом.

– Взгляни-ка на это, Бет, – сказал Бенни, указав на доску. – Ход белых. Что бы ты сделала?

Бет взглянула.

– Защита Руи Лопеса?

– Верно.

Она чувствовала раздражение – ей хотелось кофе, а положение на доске было деликатное и требовало сосредоточиться. Остальные шахматисты молчали. В конце концов она поняла, что нужно сделать, и, молча наклонившись, перенесла коня с третьего поля короля на пятое поле ферзя.

– Видали? – подмигнул Бенни двоим шахматистам и засмеялся. – А я что говорил?

– Вероятно, вы правы, – кивнул ему один из них.

– Я знаю, что прав. И Бет думает так же, как я. Ход пешкой был бы слишком слабым.

– Пешки тут могли бы пригодиться только в случае хода слоном, – сказала Бет, которая теперь чувствовала себя лучше.

– Вот именно! – воскликнул Бенни. На нем были джинсы и белая рубашка свободного кроя навыпуск. – Как насчет быстрых шахмат, Бет?

– Вообще-то я пришла выпить кофе.

– Барнс принесет тебе кофе. Сбегаешь, Барнс?

Упитанный молодой человек добродушного вида – гроссмейстер – покорно кивнул.

– Вам с сахаром и сливками? – спросил он.

– Да, – сказала Бет.

Бенни достал из кармана джинсов долларовую банкноту и протянул ее Барнсу:

– Прихвати мне апельсиновый сок. Только не в пластиковом стакане – возьми стеклянный, для молока. – Он пододвинул шахматные часы поближе к доске, зажал в кулаках две пешки, и в том, по которому хлопнула рукой Бет, оказалась белая. Когда они расставили фигуры на начальные позиции, Бенни предложил: – Сделаем ставки?

– Ставки?

– Можем поставить на кон по пять долларов в каждой партии.

– Я еще кофе не выпила.

– А вон он.

По салону торопливо шагал Барнс со стаканом апельсинового сока и белой стирофомовой чашкой.

– Ладно, – сказала Бет. – Пять долларов.

– Пей свой кофе, а потом я запущу время.

Бет взяла чашку у Барнса, сделала большой глоток, поставила ее, полупустую, на стол и кивнула Бенни:

– Начинаем.

Чувствовала она себя отлично. Весеннее утро за окнами – это, конечно, хорошо, но сидя в душном помещении она занималась любимым делом.

Бенни поставил ей мат за три минуты своего времени. Она играла достойно, но Бенни играл блистательно, каждый раз реагировал почти мгновенно, угадывая, что она задумала дальше. Бет вытащила из бумажника пятидолларовую банкноту, отдала ему и снова расставила фигуры на начальные позиции, на этот раз взяв себе черные. За их игрой наблюдали уже четверо шахматистов.

Она попробовала применить сицилианскую защиту в ответ на его ход пешкой на четвертое поле короля, но Бенни разрушил ее планы гамбитом с жертвой пешки и вовлек в неправильное начало. Он действовал с невероятной скоростью. Бет создала ему проблему в виде сдвоенных пешек на открытой вертикали в миттельшпиле, но он не обратил на это внимания и атаковал центр, раскрыв позицию своего короля и позволив ей два раза объявить шах ладьями. А когда она попыталась ввести в игру коня, чтобы поставить мат, Бенни снова проигнорировал угрозу, добрался до черного ферзя, затем и до короля, загнав его в итоге в матовую сеть. Бет сдалась до объявления мата. Она протянула ему десятидолларовую банкноту, и Бенни вернул ей пятерку. В кармане у Бет было шестьдесят долларов, и еще деньги лежали в комнате в общежитии.

К полудню вокруг их шахматной доски собралось уже человек сорок. Здесь были большинство участников турнира, несколько постоянных зрителей, присутствовавших на всех играх чемпионата, а также студенты колледжа и группа взрослых людей – по-видимому, преподаватели. Бет и Бенни продолжали играть, уже не обмениваясь репликами между партиями. Бет победила в третьей – красиво спасла короля фактически в проигрышном положении прямо перед тем, как упал флажок на ее циферблате, – но уступила следующие четыре и согласилась на ничью в пятой. Порой на доске возникали сложнейшие позиции, от которых захватывало дух, но времени на то, чтобы их проанализировать, не было. Игра в молниеносные шахматы была захватывающей, но приносила одно разочарование за другим – никогда в жизни Бет не терпела столько поражений подряд, и хотя это были поражения в пятиминутных блицах, не более того, она чувствовала себя униженной. Раньше подобное чувство было ей незнакомо. Она играла превосходно, вела каждую партию уверенно и точно, безошибочно отвечала на все угрозы и параллельно разворачивала мощное нападение, но все это было бесполезно. Бенни как будто обладал тайным знанием, недоступным ее пониманию, и он выигрывал одну партию за другой. Бет чувствовала беспомощность и нарастающий гнев.

Наконец она отдала ему последнюю пятерку – это было в половине шестого вечера. У края шахматной доски выстроился целый ряд стирофомовых чашек. Когда Бет встала из-за стола, зрители дружно захлопали, и Бенни пожал ей руку. Бет хотелось его ударить, но она даже не произнесла ни слова. В толпе, набившейся в салон, все еще раздавались редкие аплодисменты.

По пути к выходу Бет остановил шахматист, которого она обыграла в первую неделю, – Филип Рене.

– Я бы на вашем месте не переживал, – сказал он. – Бенни играет в быстрые шахматы, как никто другой. И по сути, это ерунда.

Бет коротко кивнула и поблагодарила его. Шагая прочь под вечерним солнцем, она чувствовала себя круглой дурой.

Остаток вечера провела в своей комнате и на ночь выпила транквилизатор. Четыре таблетки. Утром проснулась отдохнувшей, но чувствовать себя идиоткой не перестала. Миссис Уитли однажды сказала, что ей все вокруг кажется кривым – примерно с таким ощущением Бет и открыла глаза после глубокого морока, куда ее опрокинули зеленые пилюли. Впрочем, хотя бы унижение прошло – вчерашний разгром, устроенный ей Бенни, больше не тревожил. Бет достала пузырек с транквилизаторами из ящика тумбочки и покрепче завинтила крышку. До конца турнира – никаких таблеток. Она подумала о партии, которую ей предстояло сыграть в четверг с Бенни, тотчас занервничала, но все-таки положила пузырек обратно в ящик и начала одеваться. Позавтракала очень рано и выпила три чашки крепкого кофе, затем в бодром темпе прошлась по дорожкам кампуса, на ходу прокручивая в голове шахматную партию из сборника Бенни Уоттса. «Он великолепен, – сказала себе Бет, – но не совершенен. Его можно победить». И в любом случае, до игры с Бенни у нее оставалось еще три дня.

Туры начинались в час и продолжались до четырех-пяти вечера. Отложенные партии доигрывались в тот же вечер или утром следующего дня. К полудню в голове у Бет прояснилось, и, садясь за шахматную доску напротив высокого молчаливого калифорнийца в футболке с надписью «Черная сила», она была готова к игре. Ее соперник носил прическу в стиле «афро», но сам был белым, как и все шахматисты на этом чемпионате. На предложенное им английское начало Бет ответила двумя конями, разыграв дебют четырех коней, и решила, против своего обыкновения, разменами фигур завлечь его в эндшпиль. Все прошло отлично, Бет ловко управлялась с пешками, получая от этого удовольствие. Одна ее пешка была на шестой, другая на седьмой горизонтали, когда калифорниец сдался. Победа далась ей проще, чем она ожидала, – работа над эндшпилями с Гарри Белтиком принесла свои плоды.

Тем же вечером за ее столик в кафетерии, когда она доедала десерт, подсел Бенни Уоттс.

– Бет, – сказал он, – похоже, чемпионом станет кто-то из нас двоих.

Она взглянула на него, оторвавшись от рисового пудинга:

– Пытаешься оказать на меня психологическое давление?

Он рассмеялся:

– Нет, я и так тебя обыграю.

Бет молча вернулась к пудингу.

– Слушай, – продолжил Бенни, – прости за вчерашнее. Я вовсе не хотел тебя обидеть.

– Да ну? – Бет отпила кофе.

– Мне просто нужно было выплеснуть энергию.

– И заработать денег, – кивнула Бет, хотя понимала, что дело не в этом.

– Ты здесь лучшая. Я читал твои партии. Ты ведешь атаку, как Алёхин.

– Вчера ты все мои атаки отбил одной левой.

– Это не в счет. У меня больше опыта в быстрых шахматах, чем у тебя. Я много играл в Нью-Йорке.

– Ты победил меня в Лас-Вегасе.

– Это было давно. И ты тогда слишком увлеклась, сдваивая мои пешки. Сейчас я бы ту партию уже не выиграл.

Потом Бет в молчании потягивала кофе, пока Бенни ужинал и пил молоко, а когда он закончил, спросила:

– Ты играешь в шахматы в уме, когда остаешься один? Ну, то есть прокручиваешь партии в голове постоянно?

Бенни улыбнулся:

– А что, разве не все так делают?

Тем вечером Бет позволила себе посмотреть телевизор в салоне студенческого здания для собраний. Бенни там не было, хотя пришли несколько других участников чемпионата. Вернувшись позже в свою комнату, Бет вдруг почувствовала себя одинокой – она впервые приехала на соревнования без миссис Уитли и теперь скучала по ней. Заняла себя, как всегда, шахматами – взяла из длинного ряда книг на столе руководство по эндшпилям и принялась его изучать. Бенни все-таки неплохой парень – очень мило было с его стороны поговорить с ней в таком духе. И она уже привыкла к его прическе – теперь ей даже нравились эти длинные волосы. Нет, серьезно – волосы у него были прекрасные.

Бет выиграла очередные партии во вторник и в среду. В среду, когда она вставала из-за стола, Бенни и его соперник еще не закончили, и Бет подошла к ним. Одного взгляда на доску хватило, чтобы понять – положение у Бенни выигрышное. Он поднял взгляд и улыбнулся ей, а потом одними губами произнес: «Завтра».

На окраине кампуса была детская площадка. Вечером, в лунном свете, Бет отправилась туда и села на качели. На самом деле ей отчаянно хотелось выпить, но об этом и речи быть не могло. Бутылка красного вина и маленький кусочек сыра, а потом пара зеленых таблеток – и на боковую. Было бы идеально, но Бет себе в этом отказала. Завтра утром ей нужна ясная голова и полная готовность к игре с Бенни Уоттсом, которая начнется в час. Наверное, все-таки можно принять на ночь одну таблетку. Или две. Надо принять две. Она качнулась несколько раз туда-обратно, слушая скрип цепей, на которых висели качели, потом встала и решительно зашагала к общежитию. Перед тем как лечь в постель, выпила две таблетки, но заснуть удалось только через час.

Что-то в почтительном отношении арбитров и в том, как на нее смотрели другие участники чемпионата, подсказывало: все внимание заинтересованных лиц сосредоточено именно на этой партии. Они с Бенни оказались единственными игроками, на чьем счету пока не было не только поражений, но и ни единой ничьей. Круговая система чемпионата не предполагала наличия топовых досок, поэтому играли они за третьим столом в ряду, начинавшемся от двери аудитории. Однако всеобщий интерес был сфокусирован именно на их доске, и зрители – к тем, кто уже занял стулья, присоединились еще десяток человек, стоявшие в проходе, – сразу примолкли, как только Бет села за стол. Бенни пришел через минуту после нее – по аудитории, пока он усаживался напротив соперницы, пробежал шепоток. Бет окинула взглядом толпу, и мысль, внезапно мелькнувшая в голове, придала ей уверенности: они с Бенни действительно два лучших шахматиста Америки.

Бенни Уоттс был в выцветшей джинсовой рубашке с закатанными, как у работяги, рукавами; на шее у него висел серебряный медальон. Сегодня он не улыбался и выглядел намного старше своих двадцати четырех лет. Покосился на толпу, едва заметно кивнул Бет и перевел взгляд на доску; арбитр тем временем дал сигнал к началу игры. Бенни играл белыми – Бет запустила его часы.

Он пошел пешкой на четвертое поле короля, и она без колебаний ответила пешкой на четвертое поле ферзевого слона, начав сицилианскую защиту. Он развил королевского слона – она поставила пешку на третье поле короля. Не было смысла использовать против Бенни какие-то замысловатые дебюты. В дебютах он разбирался гороздо лучше ее. Время загонять его в угол придет в миттельшпиле, если ей удастся провести нападение раньше, чем это сделает он. Но сначала нужно было добиться равновесия сил.

Бет охватило чувство, до этого посетившее ее всего один раз – на турнире в Мехико, во время партии с Борговым. Теперь она снова ощутила себя ребенком, который пытается перехитрить взрослого. Делая второй ход, Бет взглянула на Бенни, увидела, насколько серьезное у него выражение лица, и ей показалось, что она не готова к этой игре. Но в то же время Бет знала, что это неправда, знала, что в Мехико она разгромила целую шеренгу заслуженных профессионалов, прежде чем проявила слабость в финале с Борговым. Она помнила, что на том турнире решительно ставила мат одному гроссмейстеру за другим, что даже в детстве, в свои восемь лет, играя с уборщиком в приюте «Метуэн-Хоум», действовала с уверенностью и мощью, которая уже тогда была примечательной, уже тогда профессиональной. И все же теперь, вопреки всякой логике, Бет чувствовала себя неопытной.

Бенни взял на размышление несколько минут – и сделал неожиданный ход. Вместо того чтобы вывести с начальной позиции ферзевую пешку, он пошел пешкой ферзевого слона на четвертое поле. Теперь эта пешка, беззащитная, стояла напротив такой же пешки Бет, а она смотрела на нее целую минуту, пытаясь разгадать, что замышляет Бенни. Возможно, он собирается применить систему Мароци, но в необычном порядке. Это было что-то новенькое – не исключено, что Бенни придумал такой поворот специально для партии с ней. Бет стало не по себе – она изучила весь сборник партий Бенни Уоттса, но не подготовила ничего особенного для встречи с ним за шахматной доской и приступила к игре, как обычно, полагаясь на интуицию и свои навыки в нападении.

А потом она вдруг поняла, что в этом ходе соперника нет угрозы – ничего такого, с чем она не сумеет справиться, его ход не предвещает. До нее стало доходить, что ей вовсе не обязательно участвовать в том, что затевает Бенни. Ведь можно отклонить приглашение. Если сейчас пойти конем на третье поле ферзевого слона, ход Бенни, скорее всего, окажется бесцельным. Должно быть, он просто закинул удочку с наживкой, желая получить мгновенное преимущество – как в быстрых шахматах. Бет вывела коня с начальной позиции. «К чертям собачьим!» – сказала бы Альма Уитли.

Бенни пошел пешкой на четвертое поле ферзя. Бет взяла его пешку, и он отыгрался конем. Бет вывела второго коня и ждала, что он сделает то же самое – тогда ей удастся сначала связать его фигуру, потом сбить и получить сдвоенные пешки. Тот ход пешкой ферзевого слона дорого ему обойдется – она получит пусть небольшое, но крепкое преимущество.

Однако Бенни не стал развивать своего коня. Он просто сбил ее коня. Видимо, ему не нужны были сдвоенные пешки. Бет помедлила, прежде чем отыграть фигуру. Поразительно, но Бенни уже занял оборонительную позицию. Всего несколько минут назад она чувствовала себя новичком, а он попытался ее запутать на третьем ходу и теперь сам попал в сложное положение.

Взять его коня своей коневой пешкой с продвижением к центру казалось очевидным ходом. Если вместо коневой использовать ферзевую пешку, Бенни сможет разменять ферзей. Это лишит ее не только самой сильной фигуры, которую она любила бросать в быструю атаку, но и возможности рокировки. Бет протянула было руку к коневой пешке, чтобы взять коня соперника, но остановилась. Идея открыть вертикаль ферзя, при всей ее смелости, вдруг показалась привлекательной, и она принялась обдумывать эту возможность. Постепенно смелый ход начинал обретать смысл. При размене ферзей на такой ранней стадии рокировка будет не важна. Она сможет увести короля, как это делается в эндшпилях. Бет снова взглянула на Бенни и заметила, что он озадачен – не понимал, почему она тянет с простым решением отыграть коня. Неожиданно соперник показался ей не таким уж значительным. «К чертям собачьим!» – снова подумала она и взяла его коня ферзевой пешкой, открыв своего ферзя.

Бенни не колебался – он сбил ее ферзя своим и энергично хлопнул по кнопке часов. Даже не произнес слово «шах». Бет взяла его ферзя королем, а Бенни сделал ход пешкой второго слона, защищая свою королевскую пешку. Это был обычный оборонительный ход, но Бет возликовала. Потеряв ферзя на ранней стадии игры, она чувствовала себя голой, однако при этом начинала обретать уверенность в своих силах. Перехватить инициативу ей уже удалось – она это знала. Бет выдвинула пешку на четвертое поле короля. При таком положении на доске ход был нетривиальный и надежный – это согревало душу, – он открывал диагональ для ее ферзевого слона и вынуждал белую королевскую пешку тоже пойти на четвертую горизонталь. Бет оторвала взгляд от доски и осмотрелась. Партии за другими столами были в самом разгаре; примолкнувшие зрители внимательно наблюдали. Людей, стоявших в проходах, прибавилось, и они столпились в том месте, откуда было видно доску, за которой она играла с Бенни. Арбитр тем временем подошел к панели с изображением доски возле их стола и переместил картонную пешку на четвертое поле короля. Зрители принялись это обдумывать. Бет посмотрела в другой конец аудитории, за окно. День был чудесный, молодая листва зеленела на ветках под безукоризненно голубым небом. Бет чувствовала себя умиротворенной, свободной, открытой миру. Она одержит победу над Бенни. Разнесет его вдребезги.

Продолжение партии, пришедшее ей в голову на девятнадцатом ходу, было изысканным и дивно прекрасным. Следующие полдюжины ходов представились Бет так отчетливо, будто их спроецировали на экран, висящий прямо перед ней: ее ладья, слон и конь исполняли замысловатый танец на королевском фланге соперника. В этих ходах не было шаха и мата, они не приносила даже материального преимущества. Когда на двадцать пятом ходу ее конь встал на пятое поле ферзя и Бенни вынужден был ответить бесполезным перемещением пешки, поскольку ничего не мог сделать в свою защиту, она разменяла ладью и коня на ладью и коня, а затем вывела своего короля на третье поле ферзя. Поскольку количество фигур и пешек у них было равное, оставалось только пересчитать оставшиеся ходы. Чтобы довести пешку до восьмой горизонтали и превратить ее в ферзя, Бенни требовалось двенадцать ходов. Бет могла сделать это за десять.

Через несколько ходов Бенни вывел своего короля в безнадежной попытке сбить ее пешки прежде, чем она собьет его, но даже само движение руки, когда он перемещал фигуру, было вялым. А после того как Бет сбила его пешку ферзевого слона, он опрокинул черного короля на бок. Последовала тишина, а затем негромкие аплодисменты. Бет победила за тридцать ходов.

Когда они выходили из зала, Бенни сказал ей:

– Я не ожидал, что ты позволишь мне разменять ферзей.

– Я тоже этого не ожидала, – отозвалась Бет.