Глава 7
Все тело ныло, как после тяжелой и изнурительной работы, и в каждом органе ощущалась невероятная слабость. Во рту стоял противный привкус горечи вперемежку с чем-то еще более противным приторно-сладким, отчего сильно мутило. Мысли путались, а все сознание было затуманено, словно густой пеленой. Сделав над собой усилие, Квинт открыл глаза. Вокруг была привычная обстановка его собственной спальни. Он попытался сосредоточиться и извлечь из глубин памяти воспоминания о том, что с ним произошло. Одна мысль, цепляясь за другую, мешала восстановлению событий.
— Ах, да! — Вдруг мелькнуло в голове. — Иудей. Да, да, он что-то рассказывал. Но что?
Квинт вновь напряг память, и из затянутого пеленою тумана, сознания, вдруг отчетливо возникло имя — Анна.
— Анна, конечно Анна! Как я мог забыть? Он говорил об Анне, точнее о ее дочери. — Память постепенно возвращалась, восстанавливая в подробностях события, произошедшие этим утром.
— Но как? — Сам себе задавал вопрос Квинт. — Как могло случиться так, что у Анны есть взрослая дочь? Мне необходимо во всем этом разобраться лично. В Египет. Нужно ехать в Египет.
Так, размышляя, Квинт, сделав над собой усилие, повернулся на бок, и, дотянувшись до свисающего шнурка с кисточкой на конце, позвонил в колокольчик.
Спустя несколько минут в спальню вошла Цилия со своим неизменным чемоданчиком. Девушка приветливо улыбнулась и спросила:
— Как Вы себя чувствуете, командор?
— Спасибо, Цилия, — ответил Квинт, — прескверно. Что со мной?
— Ничего страшного, продолжая улыбаться, ответила девушка, — всего лишь обширный инфаркт на фоне сильнейшего эмоционального стресса. Но не волнуйтесь, давно прошли те времена, когда люди умирали от инфарктов. Я провела цикл процедур по кардиостимуляции и регенерации мышечных тканей, и через день-другой Вы у нас будете, как новенький.
— Спасибо, Цилия, ты мой ангел-хранитель, как сказали бы иудеи, хотя, при других обстоятельствах, я предпочел бы отправиться к праотцам. — Многозначительно ответил Квинт. — Но не сейчас! Я должен, нет, просто обязан поставить точку в этой давней истории, и, вот что я тебе скажу, нам предстоит увлекательнейшее путешествие в Египет — эту волшебную страну одной из древнейших культур на Земле.
— О чем Вы говорите, профессор? Какое путешествие? Вам сейчас нужен полный покой! Максимум, что я могу Вам позволить, так это переезд на виллу в Помпеях, поближе к морю и теплу. Там Вы сможете полностью восстановиться и избежать повторения случившегося.
— Послушай, девочка, здесь все решения принимаю я, и наша поездка в Египет не обсуждается. Мне совершенно все равно, что может со мною произойти. Я не успокоюсь, пока не закончу это дело. И точка! Когда закончишь свои манипуляции со мной, будь добра, позови Аврелия.
Закончив процедуры, Цилия вышла из спальни Квинта и, пройдя через внутренний дворик, зашла в помещение, где находился винный погреб. Она спустилась вниз по узким каменным ступеням в темное, прохладное помещение погреба. Затем прошла мимо длинных рядов с огромными амфорами, в которых хранились вина со всех концов ойкумены, остановилась напротив каменного выступа в стене, и без видимого усилия нажала на него, утопив в стену, которая с легким скрежетом развернулась, открывая проход на еще одну, хорошо освещенную лестницу. Девушка проскользнула в проход и, быстро спустившись вниз, оказалась, как будто, в совершенно другом мире. Здесь, в большом, хорошо освещенном зале, разделенном множеством прозрачных перегородок, персонал базы вел круглосуточное наблюдение за всем происходящим в огромном городе, следя за изображениями с сотен мониторов. Цилия огляделась и, заметив знакомую фигуру Аврелия в одном из таких отсеков, направилась к нему.
— Что ты здесь делаешь? — спросил удивленный юноша.
— Ты что, не рад меня видеть? — Вопросом на вопрос ответила девушка.
— Ну, что ты, дорогая! Я всегда рад тебя видеть, просто как-то неожиданно, что ты спустилась сюда. Раньше, помниться, ты никогда этого не делала.
— Профессор пришел в себя и зовет тебя.
— Как он?
— Ничего! Все самое страшное уже позади, но у него навязчивая идея о поездке в Египет. Этого нельзя допустить, я заявляю, как врач. Любой стресс может убить его. Прошу, повлияй на профессора и постарайся отговорить его от этого путешествия.
— Хорошо Цилия, спасибо, я постараюсь сделать все, что в моих силах.
С этими словами, Аврелий взял со стола пергамент, врученный ему утром Меценатом, и вместе с девушкой направился на верх.
— Мальчик мой, Аврелий, — воскликнул Квинт, увидев молодого человека, входящего в спальню, — иди сюда, поближе. Присаживайся, нам надо поговорить.
Юноша расположился на краю ложа.
— Что это? — Спросил Квинт, указывая на пергамент, который молодой человек продолжал сжимать в руке.
— Ах это! Вот, утром приходил Ваш приятель — этот богач Меценат, и передал послание от императора.
Профессор взял из рук Аврелия пергамент и, сломав печать, развернул его.
— Как некстати! — Воскликнул он, прочитав послание. — Август просит, чтобы я лично занялся покупкой гладиаторов для устраиваемого им представления. У меня, признаться, нет ни малейшего желания заниматься этим гнусным делом, да и это идет вразрез с моими собственными планами. Послушай, а что ты ответил Меценату?
— Сказал сущую правду, что Вы больны, и не в состоянии принять его.
— Отлично! И, если кто либо, будет справляться о моем здоровье, отвечай, что я очень плох.
— Зачем?
— Пусть это дойдет до ушей Божественного, тогда у меня появится повод просить его разрешения отбыть, якобы для лечения, в Египет.
— Но почему в Египет, учитель?
— Я потом все тебе объясню, обещаю, а сейчас, прошу об одном одолжении.
— Все, что угодно, командор!
— Ты должен сам, лично, отнести императору обещанную ему мною, сумму. Только возьми не пятьсот, а тысячу талантов, как компенсацию моей немощности. Расскажи ему о моей внезапной болезни так, чтобы он поверил каждому твоему слову.
— Хорошо, я все выполню так, как Вы этого хотите.
— Вот и отлично! Ступай! Деньги возьмешь у Мерцила. И не медли, пожалуйста. Завтра же утром отправляйся к Августу.
Аврелий покинул спальню профессора и направился на поиски Мерцила. Он обошел весь дом и, не найдя его, пошел через сад к где-то затерявшейся в его глубине хижине. Ему стоило немалого труда отыскать ее. Крошечный дворик оказался обнесенным невероятно густой живой изгородью, сквозь которую молодой человек едва смог различить то, что находилось внутри. Когда же ему удалось продраться сквозь густой кустарник и заглянуть во двор, он увидел там Мерцила, сидящего на низкой скамье с маленьким ребенком на руках, а рядом с ним красивую молодую темноволосую женщину. Чуть в стороне, сидя прямо на земле, уже знакомая Аврелию Тания, что-то с увлечением лепила из глины. Юноша еще раз обошел изгородь пока не обнаружил, наконец, маленькую калитку, так же покрытую густой зеленой порослью. Некоторое время он постоял в нерешительности, но потом, набравшись духу, все-таки открыл ее. Появление молодого человека во дворе вызвало шок у находившихся там людей. Юноша, прижав ладонь правой руки к сердцу, а левую руку вытянув прямо перед собой с раскрытой ладонью, как бы давая понять добрую волю своего визита, извинительным тоном сказал:
— Не бойтесь, прошу Вас. Я не желаю Вам ничего плохого. Мерцил, я всего лишь искал тебя, чтобы сообщить, что хозяин пришел в себя, и ему стало гораздо лучше.
На лице Мерцила отражалось неподдельное недоумение и растерянность. От неожиданности он на какое-то время потерял дар речи. А в глазах женщины можно было прочитать только ужас. Она выхватила из рук Мерцила ребенка и прижала его к груди, показывая, что будет защищать его, чего бы ей это не стоило. Обстановку разрядила Тания. Увидев Аврелия во дворе своего домика, она оставила свое занятие, и с радостным криком бросилась в объятия молодого человека.
— Аврелий, ты пришел! Как я рада! Проходи же, я познакомлю тебя с моей мамой!
Эта сцена вызвала у взрослых еще большее недоумение. Обретший, наконец, дар речи Мерцил, спросил, обращаясь одновременно к дочери и к молодому человеку:
— Вы знакомы? Но откуда, как? Ты знал, Аврелий?
— Успокойся, мой друг, — ответил юноша, — мы с твоей дочкой познакомились только сегодня утром. Вот при каких обстоятельствах, я тебе не скажу. Это наш с нею маленький секрет. Должен сказать, что у Вас с Зоей очень воспитанная и умная дочь, и Вы вправе гордиться таким ребенком.
Слушая молодого человека, Мерцил бросил укоризненный взгляд в сторону дочери и покачал головой. А меж тем, Аврелий продолжал говорить.
— Не надо ругать Танию. Она поступила так, как должно было поступить, и честно мне все рассказала. Только не пойму, Мерцил, зачем тебе понадобилось скрывать свою семью? Они вполне могли бы жить в доме в гораздо более комфортных условиях, чем здесь.
— Да, возможно ты и прав, но боюсь, хозяину это вряд ли понравилось бы. Поклянись мне, что ничего ему не расскажешь.
— Да я готов поклясться, только объясни мне, пожалуйста, чего ты боишься. Вы с Квинтом столько лет вместе. Я всегда считал, что Вы близкие друзья.
— Тания, чего стоишь, — обратился Мерцил к дочери, — принеси для гостя скамью!
Девочка тут же сорвалась с места, и вприпрыжку помчалась в дом выполнять распоряжение отца.
— А ты, дорогая, — обратился он к жене, — принеси нам чего-нибудь выпить.
Женщина посадила сынишку рядом с отцом, и, встав, направилась в дом. Аврелий невольно залюбовался ее стройной фигурой, облаченной в длинную столлу, которая только подчеркивала ее грациозный стройный стан.
— Тебе можно позавидовать, старина! — Воскликнул юноша. — Она настоящая красавица. Вы давно вместе?
— Скоро четырнадцать лет.
— Как же тебе удалось так долго скрывать свою семью?
— Зоя была рабыней на соседней вилле. Однажды я, выполняя поручение Квинта, увидел ее там, и был поражен красотой юной гречанки. Мы стали встречаться. Благо ее хозяева оказались очень добропорядочными людьми, что большая редкость среди римлян. Пожилая матрона относилась к своим рабыням, скорее как к приемным дочерям. Когда же наши с Зоей отношения зашли слишком далеко, и вот-вот должна была появиться на свет Тания, госпожа и вовсе освободила Зою от всяких домашних обязанностей. Дело в том, что боги не дали ей дочерей, о которых она мечтала всю жизнь, а сыновья, став взрослыми, разъехались по дальним провинциям. Эта добрая женщина окружила Зою заботой и лаской, а когда родилась Тания, то нянчилась с ней, как будто это была ее собственная внучка. Так продолжалось долгое время. Потом родился Филипп, и все было замечательно до того момента, когда женщина тяжело заболела и вскоре умерла. Перед смертью она умоляла мужа дать Зое с детьми вольную, или, хотя бы не разлучать нас. Он, в общем-то, неплохой человек, но патрицианские предрассудки оказались выше. Он отказался отпускать рабов на волю. Я был в отчаяние, не знал, что мне делать.
— Так почему же ты не обратился к Квинту?
— Это давняя история, и, боюсь, в этом деле он мне не был бы помощником. Тогда я решил их выкупить и сделал это, заплатив восемнадцать тысяч сестерциев. Только вот, сделать это мне пришлось от имени хозяина и на его имя. Я ведь, для всех окружающих, всего лишь вольноотпущенный.
— Да как же тебе удалось все устроить таким образом, что Квинт даже не подозревает о том, что у него есть рабы?
— Мне пришлось, к моему стыду, подделать подписи хозяина, а один знакомый стряпчий, за солидную сумму все оформил должным образом.
— Вот так история! — Воскликнул удивленный юноша. — И что будет дальше? Ты же не сможешь вечно прятать их за этим забором! Рано или поздно все равно все придется раскрыть командору.
— Я понимаю это, Аврелий, но боюсь, Квинт меня не поймет. Он крайний противник каких-либо взаимоотношений между нами и землянами, а семейных, в особенности.
— Странно, а чем это вызвано?
— Поклянись, что то, что сейчас услышишь, умрет вместе с тобой.
— Мог бы и не просить, ведь мы же друзья.
— Дело в том, что у Квинта, очень, очень давно была семья — красавица жена и двое детишек. Из-за любви к этой женщине, он отказался от карьеры, титулов и должностей, которые ему прочили. И остался с ней здесь, на Земле.
— Так она была римлянкой?
— Нет, нет. Она происходила от одного из народов, проживающих в Месопотамии на берегах Евфрата.
— И что же произошло?
— Она погибла вместе с дочерью во время нашествия диких племен с востока, а он в это время был далеко и ничем не мог помочь. С тех самых пор ни одна из женщин сколь-нибудь серьезно не входила в его жизнь. Наверное, он опасается, чтобы подобная участь не постигла кого-нибудь из тех, с кем ему пришлось работать, и кто ему был дорог. А боль эта навсегда осталась в его сердце.
— А сын, ты сказал, что у него был еще и сын?
— Сына спас самый близкий друг командора. Но это совсем иная история и я не вправе, без его ведома, рассказывать о ней.
— Этим другом был ты?
— Нет, что ты! Мы познакомились гораздо, гораздо позднее.
Из дому вышли Тания со скамейкой в руках и Зоя с подносом, на котором стояли два простых кубка с прохладительными напитками. Аврелий опустился на принесенную девочкой скамью, взял, поблагодарив, один из кубков, и задумчиво сказал:
— Да, грустная история, — и еще немного подумав, добавил, — обещаю, что что-нибудь придумаю, как выйти из этого щекотливого положения.
Юноша отпил из кубка и обнял, присевшую рядом с ним, Танию. Вдруг его осенило.
— А знаешь, Мерцил, я стану наставником твоей дочери. У нее появится возможность учиться и преумножить те знания, которые ей передала мать. В доме огромная библиотека и я добьюсь у Квинта разрешения для девочки пользоваться ей.
— Аврелий, опомнись, она же рабыня!
— Клянусь, я решу эту проблему. — Решительно ответил юноша. — Сможешь привести ко мне своего стряпчего?
— Думаю, да.
— Тогда не затягивай с этим и найди его как можно скорее, пока мы не уехали в Египет.
— В Египет? — Удивленно переспросил Мерцил. — С чего это вдруг?
— Ну, вот, о самом главном я и не сказал, зачем искал тебя. Завтра утром, по поручению Квинта, я должен доставить императору тысячу талантов. Хозяин распорядился, чтобы ты выдал мне эту сумму. И еще, он просил, всеми доступными средствами, поддерживать и распространять слухи о его слабом здоровье, чтобы выпросить разрешение у Августа отбыть в Египет для лечения.
— Зачем ему в Египет?
— Не знаю. Он обещал все объяснить позже. Так, мне пора. Простите, еще раз, за непрошенное вторжение.
Аврелий поднялся со скамьи, потрепал за волосы Танию, и быстрым шагом вышел за калитку.