Книга 3 из цикла «Пояс жизни»
«Пришествие»

Быстроходная либурна, миновав без остановки шумную Остию, словно чайка пронеслась по речной глади Тибра. На палубе стоял молодой, богато одетый юноша, который с нетерпением ожидал, когда, наконец, борт корабля коснется римской пристани. По команде кормчего гребцы убрали весла и корабль, движущийся по инерции, поравнялся с каменным парапетом пристани. Ловкие матросы с обветренными лицами сбросили на берег швартовые канаты и, совершив головокружительные прыжки, в одно мгновение оказались на берегу. В считанные мгновения они накинули канаты на береговые каменные тумбы и, подтянув корабль к берегу, заставили его остановиться, упершись бортом о каменные стены пристани. Молодой человек жестом подозвал к себе кормчего и, как только тот приблизился к нему, кинул в руки старого морского волка увесистый кошель с золотом. Кормчий с расплывшимся в улыбке лицом, поклонился и приказал матросам скинуть сходни. Не произнеся ни слова, юноша в сопровождении пятерых рослых рабов- нубийцев, несших паланкин, направился по сходням на берег. Вслед за ними, неуверенной

походкой, спустился еще один человек, по одежде и характерным чертам лица которого, в нем можно было угадать иудейского купца. Молодой человек забрался в паланкин и жестом пригласил иудея занять место рядом с собой. Рабы аккуратно подняли носилки и, расчищая путь от городских зевак, понесли их в сторону Квиринала. Здесь, среди утопающих в зелени садов, они, отыскав нужную виллу, опустили носилки у портика, окружающего дом. Юноша и его пожилой спутник выбрались из паланкина и направились в дом, откуда им навстречу вышел коренастый темноволосый мужчина лет сорока, одетый как вольноотпущенный. Завидев его, юноша, забыв о патрицианской гордости, подбежал к нему и заключил в объятия, как старого друга.

— Мерцил, как я рад снова видеть тебя! — Воскликнул юноша.

— А как я рад, ты даже не представляешь! Дайка я взгляну на тебя, мой мальчик. Да нет. Ты уже не мальчик, а настоящий мужчина! Получив известие о твоем возвращении, я не мог сдержать слез. Ведь тебя не было целых пять лет. Рассказывай, где тебя носило так долго.

— Потом, Мерцил, все потом. Позаботься, пожалуйста, о рабах и о моем спутнике.

Мерцил бросил подозрительный взгляд на иудея.

— Кто этот человек, Аврелий? Зачем ты его притащил сюда? Ты не подумал, что Он будет недоволен таким гостем?

— Все в порядке, старина. Это Тобий. Я предупредил Его, что Тобий прибудет вместе со мной.

Будь любезен, прими его, как дорогого гостя. Скажи, где мне найти хозяина?

— Он у себя и очень ждет тебя.

Юноша зашел в дом, миновал атриум, и остановился перед резной дверью, ведущей в таблинум хозяина виллы. Он поправил и без того безупречные складки на своей тоге и, не скрывая волнения, открыл дверь. За большим столом с литыми бронзовыми ножками в кресле с высокой спинкой сидел человек, на вид которому было лет пятьдесят или около того. Он был погружен в чтение папирусного свитка. Услышав звук открывающейся двери, мужчина оторвал взгляд от папируса и поднял глаза.

— Аврелий, мой мальчик, вот и ты! — приветливо воскликнул хозяин кабинета и встал из-за стола.

— Ну, подойди же ко мне, дай я обниму тебя! Признаться, я ожидал тебя не раньше завтрашнего дня!

— Учитель, я не стал сходить на берег в Остие. Пришлось немного доплатить кормчему, и он доставил меня прямо в Рим. Мне нетерпелось узнать Ваше мнение о моей идее.

— Да, да, я ознакомился с твоим отчетом и вот, как раз сейчас изучал местные материалы по этой теме. Но ты прямо с дороги, и, наверное, голоден? Давай, сначала что-нибудь перекусишь, а потом займемся делами.

— Ну что ж, с удовольствием! Признаться, я действительно здорово проголодался.

Хозяин дома дернул за шнурок и почти мгновенно на пороге таблинума появился управляющий Мерцил.

— Мерцил, наш друг проголодался, распорядись, пожалуйста, чтобы нам что-нибудь принесли.

— Все уже готово, господин, — ответил управляющий. Он дважды хлопнул в ладоши и в комнату вошли две молодых рабыни, одетые в белые короткие туники. Одна из них внесла чашу для омовения рук, наполненную водой с розовыми лепестками, а другая — серебряный поднос с различными яствами и кувшином вина. Девушки поставили все это на стол, и взгляд одной из них на мгновение встретился с взглядом юноши. Девушка густо покраснела, отводя глаза в сторону, и поспешно покинула помещение.

— Но это же… — не сдержал восклицания Аврелий.

— Да, это Цилия! А что тебя так удивило?

— Но как? Она же…

— Чему ты удивляешься, мой друг, — весело ответил хозяин, — для всех я тут знатный патриций Квинт Сципилион Аркус, род которого происходит от самого Тарквиния Древнего, а ты, не забывай, мой воспитанник, Аврелий Лициний Сцина. Приходится соответствовать здешним традициям, и использовать молодых сотрудниц в качестве рабынь.

— Да, конечно, но для меня это было как-то неожиданно. Цилия, и вдруг домашняя рабыня.

— Ладно, давай ешь, а то все остынет. Вот, попробуй старого фалернского, — наливая в серебряные кубки из кувшина, предложил тот, кто назвал себя Квинтом Сципилионом, — клянусь, что в милой твоему сердцу Иудее, такого не подают на стол ни царю Ироду, ни даже самому римскому наместнику.

Юноша отпил из кубка и с видом знатока признал, что вино великолепно затем приступил к трапезе. Когда все содержимое подноса оказалось съеденным, Квинт дернул за шнурок. В комнате вновь появился управляющий и обе девушки, которые молча убрали все со стола. Выходя из комнаты, Цилия бросила многозначительный взгляд на Аврелий, который ответил ей таким же пылким взглядом. Хозяин дома жестом показал, чтобы все покинули его кабинет. Выходя из комнаты, управляющий Мерцил плотно закрыл за собою дверь.

— Ну что ж, дорогой Аврелий, теперь к делу! Давай подсаживайся поближе, — пододвигая один из стульев к столу, пригласил Квинт, опускаясь в свое рабочее кресло. — Я внимательно изучил твой отчет и сравнил те сведения, которые поступают ко мне из местных источников. Честно говоря, не пойму, что у тебя вызывает такой интерес к этому захолустью. Вроде все, как и везде на этой планете.

— Но, профессор, — не заметно для себя, переходя с латыни на привычный геянский, возразил юноша, — там как раз именно та ситуация, которая требуется для формирования новых общественно-политических отношений на Земле.

— Вот что, мой дорогой, скажи, сколько лет ты уже на Земле?

— Скоро двадцать пять, а причем здесь это?

— А притом, что мы больше пяти тысяч лет наблюдаем за развитием человечества на Земле, и должны признать, что, несмотря на жестокость, кровопролития и политические интриги, их общество, особенно в крупных империях типа Египетской, Римской, Персидской, Цинской, империи Майя и других, достаточно далеко продвинулось по пути прогресса. Не без нашей помощи, конечно. Но, тем не менее, их собственные заслуги весьма значительны.

— Да в чем же прогресс? В рабстве? В чем они продвинулись? В совершенствовании и создании все более изощренных орудий уничтожения друг друга?

— Ты, слишком однобоко оцениваешь землян. Они достигли весьма высокого уровня в искусстве, строительстве и архитектуре, технологиях, в различных науках, способствующих познанию мира, в котором они живут. Что же касается оружия, смею тебе напомнить, что и в нашей собственной истории технологии в военно-технической сфере долгое время играли роль авангарда по пути технического прогресса. Они шаг за шагом повторяют путь, пройденный нами тысячелетия назад. И не нам упрекать их в жестокости, корыстолюбии и жажде власти. Они — наша точная копия. Что же касается рабства, тут я с тобой, абсолютно согласен. Эта форма здесь себя практически исчерпала и все больше проявляется, как тормоз для дальнейшего развития общества. Но что же мы можем с этим поделать? Видно их время еще не пришло.

— Да, учитель, их время еще не пришло, но мы можем создать предпосылки для его приближения.

— Это, каким же образом?

— Позвольте мне высказать свое видение этой проблемы, которое опирается на мой пятилетний опыт пребывания в Иудее.

— Я весь внимания!

В этот момент открылась дверь, и в комнату вошел Мерцил.

— Я прошу прощения, что осмелился Вас побеспокоить, но пришел посыльный от императора.

— Вот черт, как не вовремя. — Пробурчал Квинт, — Давай его сюда!

Мерцил вышел и, почти тотчас в кабинет вошел императорский посыльный. Он согнулся в почтительном поклоне и протянул хозяину дома пергамент с печатью Гая Юлия Цезаря Августа Октавиана, императора и верховного понтифика.

Квинт взял пергамент и жестом показал, что посыльный может быть свободен. Он сорвал печать и, развернув пергамент, внимательно его прочитал.

— Сожалею, мой друг, придется нам отложить нашу беседу. Октавиан срочно зовет к себе. Ничего не поделаешь, дела государственные. Отдыхай пока, а когда я вернусь, мы продолжим.

С этими словами Квинт, придав лицу выражение, соответствующее знатному патрицию и римскому сенатору, вышел из кабинета, на ходу отдавая распоряжения управляющему и «рабам».